Луканче приподнялся на локтях. Рота не прошла еще и ста пятидесяти шагов. Он вскочил, как будто вытолкнутый какой-то сильной пружиной, и побежал. Несколько раз он падал. Ему казалось, что теперь стреляют только по нему. Ногам его как будто стало легче, когда он поравнялся с цепью товарищей.
"Еще немного, еще немного, - думал Луканче, - и мы в городе".
Через час рота вышла на широкую площадь. Из-за приоткрытой двери, висевшей на одной петле, показалась гитлеровская каска. И тут же пулеметная очередь прошила площадь.
Слановский прильнул к углу крайнего дома, дал знак солдатам первого взвода обойти площадь через соседние дворы.
Один солдат попытался перебежать улицу, которая, как широкий рукав, вливалась в площадь, но по нему полоснула пулеметная очередь, и он упал спиной на булыжную мостовую.
Слановский выглянул из-за угла дома. Несколько пуль с остервенением впились в стену, а к каске и груди прилипла известка и штукатурка. Он поднял автомат и прицелился в окно. Нажал на курок. Осторожно отпрянул назад. Кутула и Пени перескочили деревянную ограду и открыли огонь по окну. Гитлеровский пулемет как-то вяло дал еще несколько выстрелов и замер.
Рота прочесала еще несколько домов и вышла на берег реки Нишавы. Там, замаскированный под обрушенным железным мостом, пулемет гитлеровцев сеял смерть на прямой улице, ведущей к реке.
Ровно в два часа Слановский послал Саву к майору Пееву с донесением, в котором сообщал, что не может двигаться вперед.
Откуда-то с противоположного берега их вдруг начали обстреливать прямой наводкой две зенитки. На головы солдат посыпался дождь осколков, черепицы, камней.
Слановскому очень хотелось пить, губы его потрескались. К нему осторожно приблизился Марин и доложил, что патроны уже на исходе.
Прошло более двадцати минут, а Сава все не возвращался. Осколками снаряда убило двух солдат из третьего взвода.
Прибежал запыхавшийся Сава. Он схватил за локоть Слановского и, с трудом переводя дыхание, доложил:
- Господин подпоручик, нам высылают подкрепление…
Глава третья
Данчо Данев ревниво хранил показания генерала Янева. Какие только планы и проекты не мелькали в его голове! Но он не мог себе простить, что проявил легкомыслие и сообщил Розову о своем намерении по дороге ликвидировать генерала Янева.
Он окончательно убедился, что один только Яиев имеет доступ к его тайне, и решил, что настало время прервать эту нить, чтобы его тайна не стала случайно известна и другим.
По предложению и настоянию Данева Янев и еще некоторые арестованные были перемещены в тюрьму.
В это утро Данев решил судьбу Янева. Он сообщил Санди, что направляется в тюрьму. Запихнув в свой портфель показания Янева, он сказал шоферу, чтобы тот ехал. Ночью прошел дождь. Холодный восточный ветер поднимал в лужах рябь, низко над землей неслись тучи. От этого Даневу становилось особенно не по себе.
В тюрьме его встретили с раболепным покорством, к чему он приучил своих подчиненных. В глазах всех Данчо был бесстрашным, смелым партизаном, твердым и последовательным руководителем милиции и следователем.
- Пырван, - обратился он повелительным тоном к директору тюрьмы, - для допроса одного типа надо освободить комнату.
- Сию минуту, товарищ Данев, - ответил Пырван.
- Слушай, я ещё не кончил, - поднял руку Данев. - Я очень устал. Скажи, чтобы меня не беспокоили. Истопите хорошо печку, а то меня что-то знобит и ломает. - Он сунул руку в карман и вытащил пачку смятых банкнот. - Пошли кого-нибудь купить сигарет.
Пырван взял деньги и негромко спросил:
- Какую же комнату вам предоставить? Может, спуститесь вниз?
- Хорошо, можно вниз, - согласился Данев. - Скажи, чтобы там натопили печь и привели туда генерала Янева.
- Понятно, товарищ Данев. Минут через десять все будет сделано.
Когда Данев вошел в кабинет, в печке уже весело плясал огонь. Он разделся и сел за стол, снял со стола исписанный цифрами лист картона, сердито смял его и бросил на пол.
В дверь кто-то постучал.
- Войдите! - ответил Данчо.
Дверь скрипнула, и показался милиционер с кротким выражением лица.
- Товарищ Данев, к вам доставили арестованного.
- Хорошо. Будь за дверью и никого не пускай ко мне.
- Понятно! - Милиционер пропустил в комнату Лиева, хлопнул дверью, и его шаги удалились к другому концу коридора.
Лицо Янева припухло от сидячей жизни, от сырости каменных стен и цемента. Он ждал, стоя навытяжку. Облизнул языком нижнюю, чуть отвисшую губу, с трудом глотнул в ожидании первого вопроса. Это была его вторая встреча с Данчо Даневым. Сначала Янев очень боялся, и потому стремился скрыть некоторые случаи из своей жизни и службы. Однако впоследствии, когда силы его были уже на исходе, он стал рассказывать обо всем, что знал и помнил. С каждым днем, проведенным в тюрьме, его все больше охватывало отчаяние. Он совершенно опустился, стал совсем безвольным. Долгие и однообразные ночи в тюрьме были невыносимы. И если еще недавно его единственным удовольствием были прогулки на велосипеде, то теперь уже и это не могло бы отвлечь его. Иногда у него мелькала мысль о самоубийстве, но глубоко в душе он страшился смерти. Какая-то смутная надежда, что рано или поздно он выйдет из этого ада, все еще поддерживала его.
- Генерал Янев, - обратился к нему ровным, спокойным голосом Данев, доставая одновременно из папки бумаги с его показаниями, - вы достаточно умный и рассудительный человек. Отдаете ли вы себе отчет, за что вас задержали и за что будут судить?
- Да, - проглотил слюну генерал, и нижняя губа его задрожала.
- Надеюсь, что полтора месяца - достаточное время для осознания всех своих ошибок и преступлений перед народом.
- Господин следователь, я все рассказал о себе, - умоляющим и измученным голосом ответил Янев.
- Все ли? - Данев остановил на нем свой холодный взгляд.
- Да, все полностью, клянусь вам!
- Нет, - вздохнул Данчо, - осталось еще кое-что. Мы старые конспираторы, и от нас ничего нельзя скрыть. Это ваши показания, не так ли? - указал он на исписанные страницы.
- Так точно, - ответил Янев, сделав шаг вперед и немного приподнявшись на носках.
Данчо закрыл пайку и смерил его взглядом. Обратил внимание на штатское измятое пальто Янева, на поплиновую рубашку с довольно запачканным воротником, на галифе, на котором уже не было двойных лампасов. Только сапоги сохраняли еще свой генеральский вид, но и они были давно не чищены, а на каблуках и носках виднелась засохшая грязь и желтая глина.
- Ну? - снова спросил Данев. - Теперь поговорим опять. Берите стул, садитесь. Вы курите? - протянул он ему коробку с сигаретами.
- Да, благодарю, - потянулся Янев к коробке и трясущимися пальцами взял сигарету. В свою очередь он теперь сам прощупывал глазами Данчо и сам не мог объяснить, что во внешнем виде и поведении этого человека внушает ему смутное доверие, как будто их двоих прежде связывала какая-то общая нить, но теперь ее прервали происходящие бурные события.
Голос Данчо заставил его вздрогнуть.
- Генерал Янев, в своих показаниях вы утверждаете, что ничего не знаете о расстреле наших товарищей в Лозене. Имейте в виду, что не я, а народ потребует возмездия за их смерть. И только в ваших интересах пролить свет на эту историю со всех сторон.
- Господин следователь, я еще при первом допросе говорил вам и писал об этом в своих показаниях; они перед вами. За приказы и распоряжения, которые давал, я готов нести ответственность. Но о Лозене сказал и буду говорить, что все произошло по указке полиции и из-за усердия поручика Игнатова.
- Командиром дивизии были вы? - перегнулся через стол Данев.
- Так точно, я, - отпрянул немного назад Янев, как будто боясь удара в лицо.
- От кого получали указания и приказы ваши солдаты, от полиции или от вас? Разве рота, расположенная а Лозене, была подчинена полиции?
- Нет. Она была подчинена полковнику Додеву.
- А он вам, не так ли?
- Да, мне, господин следователь, - убито ответил Янев.
- Слушайте, генерал Янев! Не пытайтесь свалить всю вину на полицию, и в частности на Цено Ангелова. Я хорошо понимаю вашу тактику. Вы рассчитываете в основном на то, что он мертв и мы не в состоянии сделать вам очную ставку с ним. Но имейте в виду, что у нас есть возможность проверить ваши показания, что мы уже сделали.
- Знаю, господин следователь, но я говорю правду.
- Когда полковник Додев узнал о расстреле?
- Насколько мне известно, он не знал об этом. Поручик Игнатов действовал на свой страх и риск.
- Ох! - наигранно вздохнул Данчо и беспомощно поднял руки. - Теперь вы пытаетесь свалить вину уже на другого мертвеца.
- Но, господин следователь, это правда, - умоляющим и беспомощным голосом пытался убедить его Янев.
- Слушайте, - откинулся на стуле Данчо, - давайте говорить откровенно. Жизнь человека изменчива и, самое главное, очень коротка. Совсем недавно вы были генералом, сильным и уважаемым человеком, не так ли?
- Да.
- А сегодня вы подсудимый. Чтобы проявить свою власть, вам достаточно было только снять телефонную трубку, росчерком пера заставить части вашей дивизии начать операцию - сжигать дома, убивать людей. Еще до вчерашнего дня наша жизнь зависела от вас, теперь же ваша - от нас. Вы десятилетиями сидели на шее у народа, но вот настало такое время, когда народ надел на вас узду. Вы понимаете, что мне нужно от вас?
- Я очень хочу узнать это, - вздохнул Янев.
- Господин генерал, запомните то, что я вам сейчас скажу. Народ, умеющий ненавидеть, может быть вдвойне великодушным. Мы умеем наказывать, но умеем и щадить.