Первые глотки вина развязали языки. Янев расчувствовался, как будто это был его последний, прощальный обед. Он и прежде провозглашал много тостов, устраивал пышные банкеты и для более высоких немецких офицеров, но в этот момент расставания он чувствовал острую и жгучую потребность говорить, чтобы быть услышанным и понятым всеми.
С полным бокалом в руке он встал и заговорил тихим и взволнованным голосом:
- Господин полковник, господа офицеры, я поднимаю бокал за непобедимую армию великого германского рейха, за самого гениального человека нашего времени - канцлера Адольфа Гитлера. Верю в его непобедимость и буду продолжать мечтать о "новом порядке", пока моя голова держится на плечах. Да здравствует непобедимое братство по оружию между армией синеоких рыцарей и нашим войском!
Звенели бокалы с красным вином. Проходящие по улице жители города незаметно заглядывали в окна ресторана, ругались про себя и спешили укрыться в своих домах.
Над тревожно опустевшим городом резко завыла противовоздушная сирена.
* * *
И раньше у Игнатова были бессонные ночи, но они проходили в составлении планов, в обдумывании операций по ликвидации партизан и усилению репрессий против народа.
В последние дни страх и паника не давали ему покоя. Этим утром к половине десятого он явился в штаб.
В палатке Додева царил беспорядок. Перед входом лежала пустая бутылка из-под вина. Пепельница была переполнена окурками. По всему было видно, что и полковник провел ночь неспокойно, искал утешения в вине и сигаретах.
Додев лежал на походной кровати. Когда Игнатов вошел к нему, он слегка приподнялся и снова откинулся назад.
- Ты зачем пришел, кто тебя вызывал? - сухо спросил Додев.
По привычке Игнатов поправил оба кармана на своей куртке и вытянулся по стойке "смирно".
- Господин полковник, прошу вас, позвольте мне остаться…
- Садись! - небрежно указал ему на походный стул Додев.
Наступило неловкое молчание. В этот миг оба поняли, что их волнуют одни и те же мысли, что они стоят перед тяжелыми и неразрешимыми проблемами, но их многолетняя привычка скрывать свои чувства даже теперь мешала откровенному разговору.
- До каких пор будем бездействовать, господин полковник? - выдавил из себя Игнатов.
Додев смерил его холодным взглядом своих мышиных глаз, приподнялся с кровати, свесил ноги и тихо спросил:
- Что, и ты тоже боишься?
- Нет, чего мне бояться, господин полковник, просто мы совсем запутались. Что будем делать дальше? Если действительно будем сражаться с русскими, надо принимать меры. Если будем сдавать оружие, тогда, пока не поздно, надо признаться в этом. Лично я в таком случае буду искать свой выход.
- Это совет или ультиматум? - ядовито сжал губы Додев.
- Никак нет, господин полковник, я готов выполнить любой ваш приказ, но я боюсь, что мы теряем драгоценное время.
- Поручик Игнатов, вы занялись делом, которое не отвечает вашему положению в полку. Забота о судьбе всех офицеров лежит исключительно на мне. Я посоветовал бы вам доверять мне до конца.
- Господин полковник, меня мало интересуют другие. Я имею самые серьезные причины для беспокойства. Этой ночью в мою палатку бросили камень. Чем объяснить эту дерзость?
- Камень? - удивленно спросил Додев.
- Так точно, вот такой камень. - Игнатов растопырил руки. - Завтра наверняка начнут уже стрелять в нас.
- Ну и что ты предлагаешь?
- Мне пока не ясно, будем ли мы драться с русскими.
- А для чего же мы прибыли сюда?
- Поручик Игнатов, - повысил голос Додев, - не ваше дело рассуждать! Еще раз повторяю, предоставьте эту работу мне.
- Господин полковник, прошу вас, поймите меня правильно, я думаю о себе. Если мы не будем драться, я уйду, пока есть время.
- Куда? С кем? - удивленно спросил Додев.
- Еще есть возможность присоединиться к немцам.
- О чем ты говоришь? - вскочил Додев. - Ведь ты солдат! Ты давал присягу на верность царю! - Он наклонился к Игнатову поближе и, убедившись, что их не подслушивают, сказал: - Запомни, всяк кулик в своем болоте велик.
- Знаю, - вздохнул Игнатов. - Я достаточно доказал свою преданность царю, господин полковник. И поэтому солдаты не только в моей роте, но и во всем полку готовы меня растерзать. Я расстреливал, ждал награды, получал похвалы от вас и командира дивизии.
- Оставьте прошлое, поручик Игнатов, - вздохнул Додев. - Подождем, что принесут нам ближайшие дни.
- Господин полковник, об этом-то я и беспокоюсь больше всего. Мне тяжело, мне необходимо поговорить, поделиться тем, что меня мучает. Вы знаете, я всегда был первым там, где была черная и грязная работа. Вы были довольны мною, когда я год назад проводил допросы, расследуя нелегальную деятельность в полку. Надо быть круглым дураком, чтобы верить, что те, кого я избивал до смерти, простят мне все, когда выйдут из тюрьмы.
Додев слушал его задумчиво и молча. В этот момент ему больше всего хотелось поскорее отделаться от Игнатова. Ничего хорошего нельзя было ожидать сейчас от такого неудобного человека, как Игнатов. Но Додев счел необходимым с наигранной озабоченностью успокоить его:
- Поручик Игнатов, вы преувеличиваете! - И на его сухих губах застыла холодная улыбка.
- Нет, господин полковник, ничуть. Вы меня хорошо знаете.
- Именно потому, что знаю, мне тяжело видеть вас в таком состоянии. Вы устали, издерганы, но не забывайте, что есть еще много болгар, которые в настоящее время думают об отечестве, его судьбе. Мы еще не окончательно проиграли сражение. Может быть, нам придется отступить, но это совсем не будет означать, что мы потерпели поражение. У тебя, кажется, нет детей? - спросил он уже мягче.
- Нет, - глухо ответил Игнатов.
- Вот что отличает нас друг от друга. У меня они есть, и это меня обязывает ко многому. Это как бы тормоз для поспешных и необдуманных шагов.
- Может быть, я надоел вам, господин полковник, - беспомощно развел руками Игнатов, - но я думаю только о себе, о собственном спасении.
- Разве моя ответственность меньше твоей? Я ведь забочусь о безопасности каждого из вас, я решительно против любых авантюр. Ты очень возбужден. Тебе необходим отдых, - через силу улыбнулся Додев и покровительственно похлопал его по плечу. - Поручик Игнатов, ты самый храбрый, самый преданный мой офицер, и мне очень неприятно видеть тебя в таком состоянии.
Игнатов не сразу ответил. Жадно глотнул и сказал еле слышно:
- Конечно, господин полковник, но я впервые в своей жизни испытываю… - Он недоговорил.
- Страх? - спросил Додев.
- Не знаю, что это. Уехал бы куда-нибудь, но куда?
- Игнатов, я вас сюда привел, я вас и увезу отсюда. А пока оставаться на своих местах. В противном случае любой твой поступок будет рассматриваться как авантюра.
Весь день Игнатов вертелся в штабе полка и вернулся лишь вечером, к десяти часам. Только дневальные были на посту. Солдаты крепко спали.
Он шел с пистолетом в руке, и ему казалось, что в любой момент на него могут напасть из засады. В своей палатке он застал Кынду, который заснул на его постели. Холодный гнев и неприязнь охватили Игнатова. Он нашел повод излить всю накипевшую в его душе месть и ярость. В последние дни бесцветное лицо Кынды без всякой на то причины бесило его. Наклонившись низко над ним, он с завистью наблюдал за спящим. Вот Кында во сне пару раз пошевелил губами. Игнатов выпрямился и, вместо того чтобы разбудить его, сильно ударил его ногой в поясницу. Спросонок Кында вскочил, хотел за что-то схватиться, но не удержался и упал на землю. Встал. Протер сонные глаза и испуганно застыл по стойке "смирно".
- Заснул, господин поручик, вы задержались… - Он только теперь почувствовал боль от удара.
- Ты еще будешь указывать мне, когда возвращаться! - стиснул зубы Игнатов, готовый ударить его в лицо. - Сейчас же вытряси одеяло и чтобы в другой раз не смел ложиться на мою кровать, голову оторву!..
Поздно, уже после полуночи, из штаба полка к Игнатову прибыли подпоручик Манев и поручик Генчев.
- Конец, господин поручик! - Манев устало сел на походную кровать.
- Что случилось? - Игнатов по привычке ощупал под подушкой пистолет.
- Война. Русские объявили нам войну.
- Вот оно что! - Игнатов закусил нижнюю губу. - Где полковник? Чего еще ждем? Прежде всего уничтожим коммунистов в полку!
- Полковник в штабе дивизии, - покачал головой Манев. - Радио непрерывно передает сообщение об объявлении нам войны. Пытаются установить с русскими связь, чтобы договориться о перемирии.
- Неужели? - слегка подтянул галифе Игнатов. - А чего же тогда мы здесь ждем? Не сделали ни одного выстрела и уже запросили перемирия. Болгарию угробили, негодяи! - плюнул он в сторону и широко расставил ноги. - А мы что же, здесь стоять будем до тех пор, пока эти вороны нечесаные, - он показал рукой в сторону солдат, - не оторвут нам головы?
- Да, да, и такое не исключено, - добавил гнусавым голосом поручик Генчев. - Ты готов завтра податься отсюда куда глаза глядят?
- Сегодня же, этой ночью, только бы не видеть, в какое позорное положение мы попали! И о чем думает полковник Додев? - обратился он к Маневу. - Хитрит?
- Не знаю, - неопределенно пожал плечами Манев.
- Все немцы уже ушли, и нам давно надо было уйти с ними, - с упреком качал головой Игнатов. - Здесь нам никто не простит…
Они строили планы один нереальнее другого, но так и не пришли ни к какому решению, потому что неясное предчувствие подсказывало им их полную обреченность.