- Это самое простое решение - бежать в лес, раз здесь туго. Да если бы все так поступали, мы давно бы погибли - без продовольствия, без жилья, без связи с массами. Даю вам десять дней. Подумайте, мобилизуйтесь. Подойдет кто-нибудь из наших - я или другой ответственный товарищ, а возможно, и сам Чугун, - тогда и выработаем конкретный план работы с земледельцами . Ясно? Вопросы есть?
Гешо и Райко молчали. Данчо снова повторил:
- Возражения есть?
- Что остается делать? Взялся за гуж, не говори, что не дюж, - добавил Райко Пырванский.
- Нам пора. - Данчо ударил по колену Калыча и встал. Он поправил пистолет, взял на плечо карабин и спросил: - Как выходить, если на улице засада?
- Идите за мной, - отозвался Гешо.
Тихо и незаметно они прошмыгнули через заднюю калитку в огород Гешо, спустились через ракитник вниз и на краю села расстались. Данчо пошел к городу, а Калыч направился в отряд в Белицкий лес.
* * *
Прежде чем отправиться в штаб батальона, расположенный в селе Долни-Сеновец, унтер-офицер Кочо побрился, начистил сапоги, пришил чистый подворотничок, а на пояс подвесил две гранаты-лимонки.
Перед школой остановилась телега, присланная из сельской управы. Кочо положил автомат на сиденье. Барабанщик Гайтаня, худой и черный, как трубочист, потянулся к автомату.
- Не трогай, по рукам получишь.
- Ох, господин унтер-офицер, чешутся у меня руки по этой штуке, - лукаво подмигнул ему Гайтаня.
- Руки, говоришь, чешутся? А если мы заставим тебя расстреливать коммунистов, будешь?
- Брось шутить, не на людей же автомат мне нужен.
- А на кого ж? На партизан, что ли?
- Что ты, душа человек! На иванов день застигла меня между Камено-Полем и Сине-Бырдо стая волков. Как я тогда спасся, одному богу известно. А если бы в руках у меня был этот автомат, я бы их всех до одного там уложил.
- Как же они тебя не загрызли? - шутливо подмигнул Кочо.
- Про то один бог знает, господин унтер-офицер.
- Ах вот как! - обжег его взглядом своих злых глаз Кочо. - Значит, волков ты хочешь стрелять, а коммунистов не хочешь? Ну, черный дьявол, берегись, доберусь я до тебя - шкуру спущу.
- Пожалейте меня, господин унтер-офицер, у меня девять детей, кто их кормить-то будет?
- Только детей плодите! А они, как подрастут, небось все до одного к партизанам убегут.
- Что вы такое говорите, господин унтер-офицер! Я тоже царю служу. Поезжайте по проселочной дороге, а то кобыла не подкована.
- Ничего с ней не будет. - И Кочо стегнул кобылу кнутом по крупу.
Легкой, задорной рысью она побежала к селу Долни-Сеновец. Вначале Кочо колебался, какой дорогой ехать, проселочной, вдоль реки, или по шоссе, но кобыла сама выбрала проселочную - ей нравилось бежать по чернозему, где ее неподкованным копытам было мягче ступать.
Кочо лег в сено на спину, закурил сигарету и бросил быстрый взгляд на изгиб Осыма, где дорога шла вдоль реки. Сладковатый запах свежего сена его пьянил, а спокойное чистое небо и сочное зеленое поле располагали к раздумью, от чего он уже давно отвык. Его грубая и развращенная душа была не в состоянии думать о чем-то светлом и хорошем. Все чистое в ней было уже давно вытравлено временем, проведенным в казарме. С самого первого года службы он жадно впитывал в себя все то отвратительное, что было в военщине для попрания прав человека и унижения его достоинства. И уже на второй, третий год он превзошел в этом своих учителей. Он полюбил крохи, перепадавшие ему с господского стола. Служил господам с собачьей преданностью, был готов пойти для них на любую подлость и низость. С поручиком Игнатовым унтер-офицер служил уже третий год. И чем больше Игнатов ругал его и понукал им, тем сильнее Кочо привязывался к нему.
Он жил одним днем, так как сознавал, что сделал немало зла своим близким и знакомым и поэтому кто-нибудь из них однажды все припомнит ему и отомстит.
Кочо не заметил, как дорога свернула в густые кусты акаций, под свисающие ветви, образующие зеленый тоннель. Запах листвы опьянил его, и он задремал.
* * *
Расставшись с Данчо Даневым, Калыч к рассвету был между Долни-Сеновцом и Лозеном. До Белицкого леса, где находился отряд, надо было добираться еще целый день. Идти днем было рискованно, поэтому он решил подождать наступления ночи в кустах акации.
Отдохнув, Калыч пробрался поближе к дороге. Издалека он услышал скрип колес телеги. Спрятавшись за кустом, он привстал на цыпочки. Из-за поворота показалась телега. Калыч не спускал с нее глаз. На сене полулежал человек в военной форме. Кобыла зафыркала и навострила уши. Лежащий на телеге человек дернул за узду, приподнялся и снова улегся. От радости у Калыча дрожь пробежала по телу. Сколько раз он мечтал об этом, сколько раз подкарауливал этого человека! Вряд ли ему представится более удобный случай свести счеты с Кочо.
Телега поравнялась с Калычем, и тогда он выскочил из кустов, ловко схватил левой рукой лошадь за узду, а правой наставил пистолет на Кочо, целя ему прямо в голову.
- А, попался, гад! - скрипнул он зубами.
Кочо испуганно заморгал, инстинктивно поднял руки, искоса поглядывая на автомат. Калыч ударил его пистолетом по зубам, разбил нижнюю губу. По подбородку Кочо потекла кровь.
- Что ты, что ты! - попытался он загородиться от нового удара.
- Слезай, скотина! - снова ударил его Калыч и завернул лошадь в кустарник между деревьями.
Кочо поднялся из сена. Держа руки над головой, слез с телеги. Калыч осторожно вытащил у него из кобуры пистолет, отшвырнул его в сторону и сказал:
- Эх, жалко, что нет бензина, не то облил бы тебя и поджег, другой смерти ты не заслуживаешь. Это ты спрашивал наших товарищей, какой смерти они хотят, легкой или тяжелой?
- Подожди, браток, не виноват я, выполнял приказ, я бедный человек… - Кочо с трудом двигал окровавленными губами.
- А сколько бедняцкой крови выпил, скотина? - толкнул его в грудь Калыч.
Кочо упал на колени и стал умолять его:
- Возьми меня с собой в лес, с радостью пойду, только не убивай меня!
- Нам не нужны бандиты. А ну, снимай сапоги!
Вспугнутая выстрелом, над деревьями с криком поднялась стая галок. Кобыла испуганно захрапела и начала бить передними копытами землю.
* * *
… В половине второго Игнатов вышел из канцелярии роты, решив пообедать в корчме.
Он не дошел и до середины площади, когда увидел, что со стороны церкви несется кобыла, запряженная в телегу. При повороте на шоссе около церкви задок телеги отлетел, ударился о камень и остановился у телефонного столба.
Из железнодорожной мастерской выскочили двое мужчин и с трудом остановили испуганную кобылу. Ее бока тяжело вздымались, а на лоснящейся коже выступила пена.
Охваченный тревожным предчувствием, Игнатов ускорил шаг. Подойдя к телеге, он заглянул в нее и остановился как вкопанный. На сене лежал Кочо, босой, в одной рубашке. К его ногам были привязаны поводья. В глазах Игнатова потемнело, он стиснул зубы и закричал:
- Чего же вы ждете? Бегите за доктором!
- Да он мертвый, господин поручик! - Пожилой крестьянин поднял руку Кочо и снова опустил ее на обрызганное кровью сено.
На дне телеги сухой колючкой была прикреплена маленькая записка, исписанная кривыми крупными буквами:
"Собаке - собачья смерть! Перед судом народа все ответят".