Раз я уже знаю, что у нее все пучком, то сгребаю со своего брюха весь неорганический заграничный хлам, который я вытряхнул из ее сумочки. Сумочки с развеселой рекламной надписью "Лиза". Я стаскиваю с себя одеяло и думаю про себя все те мысли, которые я уже сказал, а сам на цыпочках иду на кухню.
Где смотрю на свой телефон с буквами текста эсэмэса от Анжелы. Поэтому я сразу же ей звоню. Раз-два-три. Она веселенькая. Может, еще датая с позавчерашнего, когда мы познакомились. Я говорю ей, что она очень красивая и очень хорошенькая, что она произвела на меня неизгладимое впечатление как женщина и как девушка тоже. Ну, такой мужской треп, телефонный съем, красивая, мол, и хорошенькая, просто классная, и очень симпатичная опять же. Я говорю ей, что у нее классный характер и что это мне в ней нравится. Она спрашивает, какая музыка меня прикалывает. Я говорю, что всякая понемногу, что вообще-то всякая. Она говорит, что тоже. Подводя итоги, мы супер побазарили, дискуссия прошла, так сказать, на высоком культурном уровне. Затронули несколько тем из области культуры и искусства, она: какие я люблю фильмы, я, что она очень красивая, но самое красивое у нее лицо, а фильмы я люблю разные, но больше всего разных актрис и актеров. Что из нее тоже могла бы получиться неплохая актриса, модель. Она говорит, что я заливаю, я говорю, что, если она мне не верит, это уже ее проблемы, хотя пожалуйста, я могу поклясться всеми святыми. Она на это отвечает, что должна кончать. Я ей на это, видела ли она "Быстрых и бешеных". Она, что, может, да, а может, и нет. Я предлагаю пересечься, видак посмотреть. Она спрашивает, есть ли у меня девушка. Я говорю, что еще нет, потому что я не могу прийти в себя после последней трагической связи, что-то типа любви, обреченной на гибель не по моей вине. А она мне говорит, что любит, когда парень романтический и нежный, но одновременно в нем должна быть твердость и мрачность. Чувство юмора, чувствительность, любовь к приключениям, к прогулкам вдвоем, к романтическим ужинам при свечах, к долгим прогулкам вдвоем вдоль морского берега, к долгим разговорам вдвоем обо всем на свете, к романтическим прогулкам, к длинным и нежным письмам, и чтобы был открытый и с веселым чувством юмора, настоящий приятель и друг, искренний, нежный, с широкой натурой, культурный, увлекающийся искусством и любящий задушевные разговоры о скоротечности жизни. Я отвечаю, что мне тоже нравятся такие девушки, хорошенькие, красивые, с чувством юмора, которые любят крутое кино, боевики и послушать вдвоем хорошую музыку, любят развлечься, потанцевать, симпатичные, с хорошей фигурой. Она говорит, что я заливаю. Я возмущаюсь. Потому что, если я что-то сказал, значит, это правда, хотя бы в силу факта, что слова уже прозвучали. А даже если и не правда, то всегда еще может ею стать. Тогда она спрашивает, знаю ли я, что на наших землях идет польско-русская война под бело-красным флагом, которую ведут коренные поляки с русскими, которые воруют у местного населения акцизы и никотин. Я говорю, что первый раз слышу. А она, что именно так оно на самом деле и есть, что в народе говорят, будто русские хотят поляков прокинуть и основать тут русское или даже белорусское государство, хотят позакрывать школы и учреждения, поубивать в роддомах польских новорожденных младенцев, чтобы исключить их из общественной жизни, и наложить дань и контрибуцию на промышленные и продовольственные товары. Я говорю, что они просто свиньи, просто мудаки какие-то, уроды.
Тогда она говорит, что должна кончать. Спрашивает, почему я говорю таким тихим голосом, как будто специально. Я говорю, что прямо рядом со мной в комнате спит моя мать, у нее крутая ломка. Она спрашивает, какая такая ломка у моей матери. Я говорю, что моя мать из таких матерей, которые любят иногда оторваться, вмазаться как следует перед и после работы. Анжела смеется, говорит, что у меня веселое чувство юмора, за что она с ходу дает мне сто очков. Я говорю, что спасибо, мы это еще обсудим, потому что она классная девчонка и по характеру, и по нраву, что меня особенно очень в ней привлекает.
Я иду в комнату, где настоящие содом, гоморра, разгром, бардак и завал. Диван какой-то вздыбившийся, всклокоченный, безумный. Башка трещит. Ручка "Здислав Шторм" катается по всей комнате, словно по наклонной плоскости. Вдоль и поперек. Жевательная резинка в виде цветных красных, голубых шариков сыплется из сумочки Магды на линолеум как град и снег, погодные осадки. Барахло, шмотки, колготки. Как будто по комнате тайфун прошелся. Шмотки без реального содержимого. Занесенные ураганом, который дует из окна. Люстра качается туда-сюда. Грязь, на мебели пыль. Одним словом, хаос, паника. Магда на диване в двусмысленной позе, как королева мусорной кучи, в ночной рубашке моей собственной матери, что меня просто бесит. Играет в развивающие игры на своем телефоне. Сует язык в пакетик из-под амфы, который нашла в моем кармане. Она безнадежна. Лентяйка, от которой нет никакого проку. Она видит меня, своего парня, но по ней не заметно ни тени радости. Скорее неожиданное отвращение, разочарование.
- С кем это ты трепался? - говорит она мне, но сначала снимает со своего языка пакет из-под амфы.
- Ну и с кем я, по-твоему, трепался? - отвечаю я ей тоном несколько враждебным, но это именно то состояние неприязни и напряга, до которого она меня довела своим видом.
- Ну да, трепался, как это ты не трепался, если трепался? Даже я слышала, так что есть свидетели. Только ты говорил как-то странно, - правда, я еще спала. Так, наверное, подводные рыбы слышат наши разговоры людей. Бу-бу-бу тары-бары. Вот и я, в полусне, буквально все именно так и слышала. А что касается того, что я из этого поняла, то ты постоянно повторял слово "мать".
Ну, тут я ей говорю, потому что мне уже на нее смотреть просто впадло: это моя мазер звонила мне на мобильник, не знаю, ты в курсе или нет. Сказала, что сейчас будет дома и что тебе отсюда лучше линять в темпе вальса, ясно? Потому что если она тебя увидит, убьет как бешеную собаку. Потому что ты, Магда, не то общество, о котором она мечтала для своего сына. Потому что у нее есть принципы, и она считает, что девичье сокровище это скромность, а у тебя ее ни на грамм, даже меньше, чем культуры. Весь район знает, что ты амфой балуешься, драгами и водишься с кем попало. Что на тебе вообще клейма негде ставить, а меня ты уже морально и ментально уничтожила как личность. Она сказала, что если ты еще здесь сидишь да еще расфуфырилась в ее ночную сорочку, в ее шмотки, то тебя ждет мучительная смерть. Поэтому давай быстро дуй отсюда восвояси, если не хочешь подложить нам обоим свинью. Мне пришлось ее успокаивать, я ей так сказал: мать, не волнуйся. Магда спит исключительно в чулане, в подвале, принесла с собой собственную ширму и отгородила себе закуточек, и кипятильник принесла. Там она и спит, а наши вещи и банкноты она не трогает.
Магда молчит, но вдруг взрывается. В нездоровой форме. Совершенно непонятной. В форме чего-то среднего между кашлем и гневом. Начинает собирать свои манатки, шмотки, колготки, прям тебе молниеносная сегрегация отходов. И явно язвит. У твоей старухи, говорит, не все дома, как, впрочем, и у тебя, такая же дефективная. Люди говорят, что она ваш дом русскими панелями облицевала и что эти панели, этот сайдинг уже вот-вот в самое ближайшее время отклеится.
Тут она натягивает колготы, которые откуда-то вытащила. Стрелки трет пальцами, как будто от этого они срастутся и их будет не видно. Смотрит на меня типа с сочувствием и говорит: потому что панели-то русские. И эти панели как ебнутся с большой высоты, и конец всей семье. Сам подумай. И лучше сорви этот сайдинг, пока не поздно. Я тебя, Сильный, предупредила. Представь себе: гриль на свежем воздухе, все чудесно-расчудесно, вкусно пахнут ребрышки из супермаркета "Хит", твоя старуха наклоняется над грилем с кочергой, твой братишка - с подручным набором приправ. И вот, Сильный, вы все наклонились над грилем и глядите на него как на неземное явление, как на затмение солнца. А тут хрясь! хрясь! хрясь! - эти панели падают прямо на ваши генетически дефективные головы, будто какие-то гребаные метеориты, сталактиты или планеты с неба. Один на твоего братана. За барыжничество, за его эгоизм, раздолбайство, за то, что он трахнул Арлету, а потом бросил, бросил на первой же остановке. За то, что водится с русскими. Хрясь ему по башке. И в больницу, в отделение для заразных больных. И лучше сразу в закрытое, с полным карантином. Хрясь! Следующий на твою мать. За поганый язык, за весь этот "цептер", на котором она бизнес делает и гребет нехилые бабки. За офигительные цены в безумно дорогом солярии. За все зло, за то, что она погубила нашу с тобой, Сильный, любовь. Хрясь. И в карантин!
Тут Магда, потому что видит, что хотя я со своей стороны пока еще молчу, но во мне уже вскипает потребность реакции, посылает мне очаровательную, но одновременно язвительную улыбку. Как будто хочет сказать: сорри, Сильный, что твоя семья компрометирует тебя на весь город. Ничем не могу помочь. В крайнем случае, просто старайся не показываться в городе, спрячься дома. Потому что среди нормальных людей тебе места нет. А сама рыщет по квартире. Шлепает подошвами по линолеуму. Отвратительная. В одних колготках.
На твою собаку следующая панель. Хрясь! Прямо по башке. Потому что это бешеная, патологическая собака, состоящая из одного живота. Ноги - по нулям, руки - по нулям, голова - остаточное явление. Как вся твоя семья.