Майор, кажется, не обратил ни малейшего внимания на новое обмундирование.
- Что же вы стоите у порога? Пожалуйста, к столу. Поделюсь заботами…
Пили чай с очень вкусным печеньем, подобного которому Костя не пробовал с времен довоенных. Майор говорил, лейтенант внимательно слушал.
- Вот наши наиболее уязвимые места, - майор указал на карте две точки. - Местность самая невыгодная, и огневых средств недостаточно.
- По одной полковой пушке на участок, - уточнил лысеющий хмурый капитан, подняв на этот раз глаза. Он "оказался не начальником, а помощником начальника штаба по оперативной части. Глаза его были усталые. Лицо серое. Вероятно, ему мало доводилось видеть солнце, корпел над картами и бумагами при свечах.
- Да, - согласился майор, - всего по одной полковой пушке. Потому мы и рассчитываем на вас.
Пользуясь относительным затишьем, в блиндаж постоянно входили и выходили из него. Докладывали скупо, не распространяясь о деталях, характеризующих успех или осложнение обстановки. Судя но всему, многословия командир полка не терпел. Пытавшегося изложить ненужные подробности обрывал:
- Ясно. Идите.
Тот по-уставному круто поворачивался и уходил. Одного командира батальона Кормановский задержал:
- Какая батарея артполка поддерживает вас?
Он знал какая, но проверял - крепка ли связь с артиллеристами у командира батальона.
- Пятая, товарищ майор. Лейтенант Заруднев.
- Как она?
- Снарядов нет. А ребята ничего, боевые. Комбат готов все, огневые точки противника разбить.
- Готов… Это уже хорошо. А о снарядах мы с командиром дивизиона позаботимся, - майор обернулся к Ватолину. - Подумаем.
Ватолин почувствовал, как теплая волна прокатилась от головы до пят. Обязательно подумаем, твердо решил про себя. Не подумаем, а сделаем так, что снаряды будут. Вернее, я сделаю. Разве можно не помочь этому командиру батальона; такому измотанному и невзрачному на вид, но очень симпатичному. Вот он-то действительно равный но должности командиру дивизиона, однако жизнь его куда труднее Костиной… И каким, должно быть, молодцом выглядит там, в батальоне, никогда не унывающий, умеющий со всеми ладить "поручик граф" Зарудный.
Ватолин привыкал к новой роли, находил с помощью майора Кормановского и при нетерпеливом понукании майора Машковцева свое место, начинал дальше видеть. Он уже без смущения указывал подчиненным на их промахи, нимало не заботясь о том, что подчиненные подумают и скажут.
Словом, все было ладно до того дня, точнее до той минуты, когда Заруднев сообщил о гибели старшего лейтенанта Долгополых. Сообщение оглушило, как оглушила когда-то весть о гибели командира дивизиона. Долгополых не был его начальником, наоборот, подчинялся в последнее время Косте. И как подчинялся! Выполнял не отданный еще ему приказ, всем своим видом как бы говоря: "Вы как знаете, а для меня и зеленый Ватолин - командир".
За печальными раздумьями последовало полное уныние после того, как исполняющий обязанности командира дивизиона услышал в телефонной трубке металлический голос Машковцева:
- Не уберегли, значит, Васю? - металл в голосе майора обретал белое каление. - Эх вы… школьники! - Снизив тон, Машковцев продолжал: - Кого думаешь поставить на хозяйство?
- Синельникова. Больше некого.
- Несерьезный он какой-то. Ладно, если некого. Пришли его ко мне. Посмотрим.
После короткого молчания металл в голосе майора снова зазвенел:
- И вот что… Человека нет, а приказ по-прежнему не выполнен. Или опять ссылаться будете на что-нибудь? Свечи-то теперь имеются. Смотрите мне!..
К рассвету трое - Ватолин, ординарец Недайвода и Сахно добрались до высотки с разбитой часовней. Бесшумно поднялись до груды кирпичей, переполошив находившихся там двух связистов. Те чуть не открыли стрельбу, завидев движущиеся на них фигуры, в маскировочных костюмах.
Заалел восток. Выкатилось солнце, утопив в быстро рассеивающемся под горячими лучами мареве неоглядное пространство к западу от часовни. Вот она! Жерла орудий торчали из широких амбразур глубоко посаженных в землю укрытий.
"Как близко!" - подумал каждый из наблюдавших сейчас эту картину с ничейной земли у груды разбитого кирпича. "А что, есйи увидят нас? - пронеслось в голове Ватолина. - Тут не то что обстрелять, тут голыми руками взять можно… Ну голыми, положим, не возьмут".
Набирающее высоту солнце высветило остатки вытоптанной травы на бывшем когда-то городском газоне, следы нагара на орудийных жерлах. Из-под земли вырос немец-солдат, потянулся, зевнул и не торопясь направился к огороженному темными досками прямоугольнику. Показался еще один, потом другой, третий… Двое уселись рядышком на низкую скамеечку и, задрав головы, щурясь, рассматривали безоблачную вышину.
"Что-то сейчас будет!" - Ватолин глазомерно готовил исходные данные для стрельбы бывшей своей пятой батареи. Сахно делал расчет для четвертой батареи и для единственной гаубицы Павельева.
- Пятой батарее… Ориентир два, правее ноль тридцать пять, прицел меньше восемь, первому один снаряд, огонь! - скомандовал комдив. Телефонист повторил команду и… ничего не случилось - белое, облако почти неслышного разрыва взметнулось далеко за целью.
Ватолин досадливо плюнул и, стараясь по смотреть на Сахно, убавил прицел сразу на шестнадцать делений. Снова перелет. Однако немцы забеспокоились: откуда такой неожиданный сюрприз?
- Левее ноль-ноль восемь, прицел меньше четыре, огонь!
Теперь недолет. Но какой! Черный сноп земли с оглушающим грохотом поднялся прямо перед наблюдательным пунктом, лишь в нескольких метрах. Ничего! Зато есть "вилка". Ватолин споловинил ее и, вопреки правилу, сразу дал беглый огонь. Разрывы легли не очень густо, но там, где надо. Немцев как ветром сдуло - попрятались. Ватолин повторил:
- Огонь!
Над одним из укрытий показался желтый дымок. Укрытие вспучилось и, глухо ахнув, осело, выбросив кусок бревна. "Ага! - злорадно подумал Костя. - А говорили, что у них железобетонные перекрытия и ничем их не раздолбишь". Он забыл уже о том, что до противника рукой подать. Ему хотелось плясать, обнять и расцеловать лежавших рядом Сахно и Недайводу. Он думал: какой молодец сержант Плотников, оставшийся за старшего на батарее, посылавшей снаряд за снарядом в темно, достижимом разве только на учениях.
Ему не терпелось вырвать у телефониста трубку и во все горло закричал: "Молодцы!" Он не знал, что то же самое уже сказал бойцам скрупулезно проверивший готовность орудий к бою и стоявший в ту минуту возле них старший политрук Агафонов.
Пристрелялись четвертая батарея и гаубица шестой. Теперь все пять стволов дивизиона долбили узкую полосу земли. Несколько немецких солдат, не стерпев, выскочили из своих нор и кинулись в ближайшую канаву. В развороченное уже укрытие попал еще снаряд. Но другие стояли как завороженные - разрывы ложились чуть дальше них. Надо было снова убавлять прицел. И Ватолин убавил. Земля взметнулась позади наблюдательного пункта.
- Это называется огонь на себя, - процедил Сахно и сполз в щель. Его примеру последовал Ватолин, а глядя на него и Недайвода. И вовремя. Следующий разрыв поднял в воздух остатки часовни. Вместе с осколками снаряда прожужжали куски кирпича. Запах взрывчатки перемешался с трупным смрадом. Над головами несся вой посылаемых своими же орудиями фугасок.
Помня, что в артиллерии двух попаданий в одну точку не бывает, Ватолин высунулся из щели. Над крайним справа фашистским орудием торчали бревна. И само орудие не смотрело, как прежде, самоуверенно вверх, а уткнулось жор-лом в землю…
- Линия оборвалась, товарищ лейтенант, - прохрипел в самое ухо связист. И выжидающе посмотрел ему в глаза: идти искать и устранять повреждение?
Ватолин неожиданно для самого себя заметил: дивизион, заметно сбавив темп, и без его команды продолжает посылать снаряд за снарядом. Крикнул:
- Уходим! - Толкнул в бок связиста. - Быстро!
Тот, взяв аппарат, кинулся с ничейной земли. Но как раз в этот миг рванула рядом фугаска. Боец покачнулся и упал. Его подхватил второй связист и скрылся внизу.
- Давай, - кивнул комдив начальнику разведки.
Сахно взглянул вверх, словно опасался, что воющие над ним снаряды заденут его за голову, поднялся на руках, выбросил ноги и скатился кубарем. Последним покинул наблюдательный пункт, ставший хорошо пристрелянной целью, Недайвода, как и положено ординарцу.
12
- Хватит, хватит, - произнес майор Машковцев, взглянув на явившегося к нему младшего лейтенанта Синельникова. И тут же пояснил - Хватит сидеть на взводе. Батарею думаем вам поручить. Справитесь?
- Нет, не справлюсь, товарищ майор, - выпалил Семен.
- Как так?! - опешил командир полка. Он ждал любого ответа: "Спасибо за доверие", "Приложу все силы", "Постараюсь", в самом крайнем, случае - "Боюсь, что не справлюсь". Но категоричное "нет" - это уже чересчур.
- Запомни, младший лейтенант: такие заявления, как твое "нет", старшему начальнику не преподносят, - голос командира полка звучал на полную мощность, - заруби на своем носу. Понял? Ступай и выполняй приказ - командуй батареей. И чтобы без фокусов… Ступай!
Синельникову в принципе было все равно, чем командовать - батареей, дивизионом, полком ли. Хоть армией… Тщеславия на сей счет он не испытывал ни малейшего. Но взводом - лучше. Положение "Ваньки-взводного", как выражались некоторые, его вполне устраивало. Оно позволяло в какой-то мере оставаться самим собой, исполняя обязанности, которые сейчас, когда такая война и надо непременно убить "своего" фашиста, нельзя не исполнять.