Подростками мы вместе онанировали над порнографическими журналами. Теперь Кайфолом мнит себя крутым жеребцом и не любит вспоминать об этом этапе в своем сексуальном развитии. Обычно в этом случае он быстро меняет тему беседы.
- Ну и видок у тебя! - говорит он.
Интересно, что ещё ожидал увидеть этот говнюк в подобной ситуации?
- Разумеется. Меня ломает по полной программе, Ломми. Вмажь меня, прошу.
- Ни за что, Марк. Я завязал всерьёз. Если я опять начну таскаться по таким конченым людям, как Кочерыжка, Свонни и вся эта шушера, я моментально подсяду снова. Так что прости, приятель, - говорит он, не разжимая губ, и качает головой.
- Спасибо, приятель. Век твоей доброты не забуду.
- Завязывай скулить! Я знаю, как это тяжко. Я через это несколько раз прошёл и всё помню. Ты уже пару дней держишься. Самое тяжелое уже позади. Я знаю, как тебе плохо, но если ты снова начнешь колоться - считай всё, дело пропало. Продолжай принимать валиум. В конце недели я занесу тебе немного гашиша.
- Гашиша? Гашиша! Не ломай комедию. С таким же успехом ты можешь попытаться накормить всех голодающих "третьего мира" банкой зелёного горошка.
- Да, но послушай меня, чувак: самое страшное начинается, когда боль уже позади. Депрессия. Скука. Тебе становится так хреново, что ты готов руки на себя наложить. Ты должен чем-то догнаться. Когда я слез с иглы, я начал бухать по-чёрному. На каком-то этапе я дошёл до бутылки текилы в день. Даже Гроза Ринга чувствовал себя неуютно в моем обществе! А теперь уже и с этим завязал и завел себе несколько курочек.
И тут он мне сунул фотку, на которой он стоял рядом с какой-то шикарной клюшкой.
- Фабианна. Типа, француженка. Приехала на каникулы. Это мы у памятника Вальтеру Скотту снялись. На следующий месяц собираюсь навестить её в Париже. Затем махнем на Корсику. У её предков там есть домик. Когда ты трахаешь девушку, а она стонет по-французски, это так возбуждает, чувак! Охуительное воздействие на подсознание.
- А откуда ты знаешь, что там она говорит? Может, типа "У тебя болт такой маленький, что я никак не могу понять, начал ты уже или нет?". Я готов поспорить, что это именно так.
Кайфолом улыбается мне снисходительной улыбкой, словно спрашивая "Ну что, ты уже закончил или как?".
- Этот вопрос я обсуждал, в частности, с Лорой Макюэн на прошлой неделе. Она дала мне понять, что у тебя имеются существенные проблемы как раз в этой области. Сказала, что в последний раз, когда она была вместе с тобой, у тебя даже не шевельнулось.
Я пожимаю плечами. Я думал, что об этой истории никто не узнает.
- Сказала, что ты и сам-то себя удовлетворить не можешь с тем напёрстком, который ты смеешь называть своим членом, не говоря уже о ком-нибудь ещё.
Я не могу дать Кайфолому достойный ответ по вопросу величины члена. Его член, несомненно, гораздо больше, чем мой. Подростками мы снимали наши причиндалы в кабинках фотоавтоматов на вокзале Уэйверли, а затем засовывали фотографии под грязные стёкла на автобусных остановках, чтобы их видели люди. Мы называли это занятие "организацией фотовыставок". Уже тогда я знал, что у Кайфолома член больше, и поэтому подносил свой как можно ближе к объективу. Увы, этот засранец скоро понял, в чём дело, и начал поступать таким же образом.
Что же касается истории с Лорой Макюэн, то тут я ещё меньше могу сказать. Лора - девушка больная на всю голову. У меня осталось больше шрамов на теле после одной ночи с ней, чем следов от иглы за всю жизнь. Я же перед ней тогда как только не извинялся. Но некоторые люди абсолютно не умеют держать язык за зубами. Я понимаю, что Кайфолом не успокоится, пока последняя собака не узнает, какое я дерьмо в постели.
- Ну да, - признаюсь я, - я тогда провалился с треском. Но я же был совершенно бухой и удолбанный, а она взяла меня и сама потащила в койку - вот так вот. Какого хера она ожидала?
Кайфолом усмехается. Этот ублюдок всегда делает вид, что у него на тебя компромата гораздо больше, чем тебе кажется, просто не наступило ещё время обнародовать его.
- Ладно, приятель, просто задумайся о том, что ты упускаешь. Я тут шастал вчера в парке - кругом сплошные школьницы. Стоит тебе закурить косяк, и они слетятся стаей, как мухи на говно. Богатый выбор прошмашювок. А тут ещё импортные дырки прямо напрашиваются на приключения. Я видел несколько хорошеньких заек даже в Лейте! А если уж говорить о хорошеньких зайках, то Мики Уэйр показывал высокий класс в субботу на Истер-роуд. Все парни спрашивали, почему тебя не было. А тут ещё скоро будут концерты у Игги Попа и "Зе Поугз". Блядь, самое время тебе взять себя в руки и жить этой блядской жизнью в полный рост. Ты же не собираешься прятаться в тёмной комнате весь остаток жизни?
Впрочем, мне совсем было неинтересно слушать весь этот трендеж.
- Ломми, мне очень нужно вмазаться один самый последний раз, чтобы слезть потихоньку. Или хотя бы метадоном дай закинуться…
- Если будешь пай-мальчиком, получишь немного разбавленного "Тартан спешиал". Твоя мама сказала, что может взять тебя в Клуб докеров в пятницу вечером при условии хорошего поведения.
Когда самодовольный говнюк свалил, я понял, что его визит меня разволновал. Все было почти как в доброе старое время, но только именно "почти", потому что слишком многое изменилось. Что-то случилось. В частности, героин. Жил ли я с ним, умирал ли от него, или мучался без него, я знал, что моя жизнь уже никогда не будет такой же, как прежде. Мне следовало свалить из Лейта, свалить из Шотландии. Навсегда. Не просто отъехать на шесть месяцев в Лондон, а потом приползти назад. Моим глазам открылось, в каком убогом и ограниченном мирке я живу, и теперь мне уже никогда не удастся видеть свои родные места в прежнем свете.
В течение следующих нескольких дней боль слегка унялась. Я даже начал кое-что готовить. Каждая жопа в нашей деревне считает, что моя мама - лучший повар в мире. Я тоже так думал, пока не начал жить отдельно. Тогда-то я и понял, что повар из моей мамы - как из дерьма пуля. И вот я встал к плите. Мой предок постоянно называет все эти блюда кроличьей едой, но, как мне кажется, в душе он обожает все эти чили, карри и овощные рагу. Моя прародительница как будто слегка расстраивается, что я вторгаюсь на её территорию, и что-то блеёт о необходимости мяса для организма, но я чувствую, что и ей это приятно.
Как бы то ни было, боль улеглась, и её сменила ужасная, беспросветная, черная тоска. Я никогда прежде не испытывал такой полной и абсолютной безнадёжности, нарушаемой только приступами столь же необъяснимого беспокойства. Они парализуют меня до такой степени, что я сижу в кресле и смотрю телевизионную программу, которая вызывает у меня изжогу, но я не могу встать и переключить телевизор на другой канал, потому что мне кажется, что, если я это сделаю, случится нечто ужасное. Или я сижу, чувствуя, что у меня вот-вот лопнет мочевой пузырь, но не могу встать и пойти в сортир, потому что мне кажется, что кто-то подстерегает меня на лестнице. Кайфолом предупреждал меня об этом, да и я сам в прошлом уже сталкивался с такими штуками, но никакие предупреждения посторонних, ни даже собственный опыт не способны подготовить к этому состоянию. Самое тяжелое алкогольное похмелье кажется невинным эротическим сном в сравнении с этим.
Моё сердце до сих пор болит, у-у-у… Щелчок выключателя. Слава Богу, что существует пульт дистанционного управления. Стоит нажать на кнопку, и попадаешь в иное измерение. Когда я увидел, как она держит Замена изношенного спортивного оборудования и этот парень говорит нечто насчет вопиющего отсутствия детального учёта доходов и расходов, который позволил бы оценить и подтвердить размер накоплений на уровне региона в плане их эффективности, и это то, что налогоплательщик, который, в сущности, за всё расплачивается и будет…
- Марк, кофе? Хочешь кофе? - спрашивает мама.
Я не могу ответить. Да, пожалуйста. Нет, спасибо.
И да, и нет. Ничего не говори. Пусть мама сама решает, хочу я кофе или нет. Я перепоручаю ей принимать решения такого уровня за меня. Сохранить власть можно только путем отказа от неё.
- Я тут купила очаровательное платьице для Анджелиной малютки, - говорит она, показывая мне действительно очаровательное платьице.
Мама не понимает, что я не знаю, кто такая Анджела и уж тем более кто такая её малютка, которой предназначается это очаровательное платьице. Я просто киваю и улыбаюсь. Жизни, моя и мамина, разошлись разными курсами несколько лет назад. И тем не менее что-то прочно связывает нас друг с другом, хотя что именно, догадаться сложно. С тем же успехом я мог бы сказать маме: "Я тут купил очаровательный героинчик у приятеля Сикера, ну, этого, такого козла с лошадиными зубами, забыл, как звать". Так мы и живём: мама покупает шмотки для людей, которых я не знаю, я затариваюсь ширевом у людей, которых не знает она.
Отец отращивает усы. С короткой прической он станет похожим на неприкрытого гомосексуалиста типа Фредди Меркьюри. Он не понимает современной культуры. Я пытаюсь его просветить, но он меня не слушает.
На следующий день, однако, усы исчезают. Отцу "надоело" их отращивать. Клэр Гроган поёт "Не говори со мной о любви" на "Радио Форт", а мама варит чечевичный суп на кухне. Я напеваю мысленно весь день песню "Joy Division" "Она потеряла контроль". Ян Куртис. Мэтти. Почему-то в моём сознании они неразрывно связаны между собой, хотя всё, что есть общего между ними, это тяга к смерти.
Вот и все, что произошло за день.