Авианосцы остались почти без флуггеров – пережившие мясорубку эскадрильи и отдельные машины перебазировались на космодромы Города Полковников.
Второй Ударный и остатки Интерфлота покинули Восемьсот Первый парсек. Дальнейшее открытое противостояние с клонской армадой обещало привести к бессмысленной потере последних боеспособных вымпелов.
Без особого труда выиграв артиллерийскую дуэль с нашими крепостями, клонские линкоры в сопровождении флотилий тральщиков заняли выгодные позиции на низких орбитах и открыли убийственно точный огонь.
Две дивизии, 5-ю танковую и 9-ю мобильную, оборонявшие Город Полковников, теперь отделяла от конкордианских сил вторжения лишь жиденькая атмосфера. Высадка неприятельского десанта была делом времени – причем самого ближайшего. Десантное соединение подошло к планете вплотную. Уцелевшие радары засекли их, но атаковать десантные транспорты было уже нечем.
Силумитовые снаряды линкоров заставили умолкнуть наши тяжелые батареи ПКО от Северного полюса до Южного. Ракетные залпы в ответ доставляли клонам известные неприятности и даже заставили ретироваться с основательными повреждениями линкор «Йездигерд», но исход боя сомнений не вызывал.
Главный калибр– это главный калибр. Последнее слово в бою с противодесантной обороной принадлежит линкорам, и если только нет возможности навалиться на них сотнями торпедоносцев – можно спокойно выбрасывать белый флаг.
Сотен торпедоносцев у нас больше не было.
О белом флаге, разумеется, никто и не помышлял.
Приказ главкома Пантелеева от 15 марта был доведен до всех рот, батарей, эскадрилий и экипажей, оборонявших Восемьсот Первый парсек.
Да-да: «Держаться!»
Переводим с российского пафосного на русский обыденный, получаем: «Умереть так, чтобы не стыдно было!»
– Еще минута в скафандре – и я сойду с ума, – нехорошим, надтреснутым голосом сказал незнакомый старлей с эмблемой 13-го авиакрыла на шлеме. «С „Рюрика“, стало быть», – машинально отметил я.
– А я, кажется, с ума уже никогда не сойду, – ответил я мрачно.
– Тут нет ничего смешного!
– Действительно, ничего смешного.
– Вы надо мной издеваетесь?!
– Друг, успокойся.
Под предводительством сухопутного майора с повязкой «Комендатура» мы топали от «Рюдзё» к космодромному капониру. Там будет тепло, там нормальный воздух. Там нас наконец разденут, дадут чашку кофе, может быть – даже бутерброд.
Есть, впрочем, хотелось не так чтобы очень. Хотелось заботы и внимания.
Ведь от японцев не дождешься: они, кажется, в глубине души считали всех нас, спасшихся, трусами и жалели, что «Рюдзё» не погиб геройской смертью в одном строю с «Тремя Святителями». Допускаю, впрочем, что лишних бутербродов в кладовых «Рюдзё» просто не оставалось: всю небоевую нагрузку могли выбросить за борт перед приемом наших эскадрилий.
– Лейтенант, вы мне не тыкайте!
– Извините. Но кричать-то не надо.
– Я потерял сегодня пять человек! Понимаете? Пять! Всю полуэскадрилью!
«А я лучшего друга», – хотел сказать я, но мне вдруг стало невыносимо противно. У нас что – теледебаты на тему «А кому сейчас легко?».
– Сожалею, товарищ старший лейтенант, – вяло сказал я. Он заткнулся.
Прямо перед нами полетному полю проползла батарея «Кистеней» – лазерно-пушечных зенитных самоходок. Замыкающая машина остановилась. Из командирской башенки по пояс высунулся офицер и по-мальчишечьи задорно крикнул:
Эй, мужики, вы нам работенки оставили?!
Раздалось сразу несколько ответов и встречных вопросов:
– Не волнуйся, скучать не будете!
– Навоюешься еще, орел, по самые не могу.
– У вас тут что – одна батарея на весь космодром?
– А куда вы танки задевали? Здесь же целая дивизия должна ошиваться!
– А вас разве еще не долбили?
Офицер ответил только на последний вопрос:
– Был один налет.