Нарзоеву при помощи Эль-Сида, выступившего в роли переговорщика с искусственным интеллектом планетолета, удалось установить их текущее место в чоругских галактических координатах.
Серьезные затруднения, правда, вызвал перевод данных из одной системы координат в другую, но тут уже помогли взаимная осведомленность Тани и Эль-Сида в реалиях чужой культуры. После двух часов лингвистических и вычислительных консультаций они точно установили, что «Счастливый» находится расстоянии светового месяца от звезды Эпаминонд, вокруг которой вращается планета Пельта. На планете нет больших колоний, но в Астрографическом Реестре она помечена как «наблюдаемая».
Этот расплывчатый термин, как было известно Нарзоеву, означает присутствие на орбите планеты как минимум одной ДИС, «долговременной исследовательской станции». Аббревиатура ДИС, в свою очередь, частенько служила эвфемизмом для небольшой орбитальной крепости военфлота. Но кто бы там ни сидел – ученые, военные, или ученые и военные, – можно было надеяться, что «исследовательская станция» на орбите Пельты внемлет их паническому запросу о помощи и перешлет его по X-связи на крупную базу, а та, в свою очередь, – на ближайший звездолет. Произойдет это, впрочем, в самом лучшем случае нескоро: через месяц. Ведь именно столько потребуется радиоволнам, чтобы достичь Пельты.
Таким образом, Нарзоев и Эль-Сид тоже заполучили свою порцию ясности.
Пилот с горя решил наконец выпить пива, а Эль-Сид отправился читать «Вокруг света» в транспортный отсек, откуда к тому времени были извлечены все ксенообъекты, разлетевшиеся из габовских спецконтейнеров. Объекты эти, как и следовало ожидать, оказались настолько необычными, что Башкирцев по праву старшего поспешил перетащить их в крошечную каюту-лабораторию и там запер в шкаф, который в довершение всего еще и опечатал.
Надолго Башкирцева не хватило. На следующий день шкаф был распечатан и вскрыт.
Четырехдневная возня с Коллекцией, в которой принимали участие все за исключением Эль-Сида, лишь с большой натяжкой могла быть названа «научным исследованием».
На пятый день Никита вдруг заявил, что все они – преступники. И что за Коллекцию им всем достанется по первое число от ГАБ. Возможно даже, их посадят. А уж с работы выгонят – сто процентов.
В принципе это был прогресс. В том смысле, что к Никите вернулась надежда на возвращение домой.
Штейнгольц с Таней только пожали плечами, а вот Башкирцев отнесся к этому рецидиву гражданственности совершенно серьезно. Рецидиву тем более смешному, что случился он перед лицом смертей с именами Удушье, Ноль-Кельвина и Кого-Съесть-Первым, а ближайшего представителя компетентных органов, доведись им идти пешком, они встретили бы только через сто миллионов лет.
Но Башкирцев, видимо, заразился от Никиты уверенностью, что в один прекрасный день к ним примчится звездолет-спасатель, а в другой еще более прекрасный день они вернутся на Землю, придут в родной институт, заявятся в свой отдел... А там уже сидит товарищ в штатском и говорит: «Вы не только самовольно ознакомились с содержимым спецконтейнеров, но еще и руками трогали! Расстрелять вас мало!»
На это бывалый Нарзоев сказал, что нет ничего проще: ученым надо немедленно прекратить возню с опасными игрушками, упаковать их при помощи подручных материалов в обычные ящики, грузовой отсек опломбировать и ближайшие недели предаваться игре в нарды. Надо только придумать, как в условиях невесомости бросать игральные кости.
Башкирцев чуть было не согласился, но вмешался Штейнгольц. Он заявил, что в кои-то веки к ним в руки попало нечто неизведанное, а значит – бесценное. Не глиняные свистульки олунчей какие-нибудь! И коль скоро они располагают свободным временем, то долг ученых обязывает!..