V
Леонов, видимо, пришел с чем-то важным. Солдаты следили, как он, отозвав в сторону помкомвзвода, долго что-то объяснял, кивком головы или осторожным жестом руки указывал на местность, лежавшую перед окопом.
Чуть снижаясь с прибрежной возвышенности, что делало позиции гвардейцев намного выгоднее по сравнению с позициями противника, стелилась в сторону вражеских траншей заснеженная степь. Сталь и тротил кое-где разметали снег, и эти места темнели разводьями в море. Слегка волнистая равнина тянулась вдаль, будто и в самом деле раздольные морские просторы. Чуть приподнявшиеся над ними колья беспорядочно поставленных проволочных заграждений казались на этом величавом просторе жалкими, утлыми снастями кораблей, легко и небрежно разметанных шквалом. А вон там виднеются и выброшенные могучим прибоем, окутанные серо-зеленой тиной трупы. Кто раскинулся навзничь, кто ткнулся в землю боком, кто сбился в предсмертной агонии комком - кого и как гневно кинула наземь крутая, неохочая до шуток волна. После неудачной атаки немцы еще не успели убрать погибших, и их лежало особенно много против окопов первого взвода, куда гитлеровцы нацеливали острие утренней атаки.
Что привлекло сейчас внимание Леонова на этом поле боя?
- Может быть, скоро начнем и мы, братцы? - с оживлением воскликнул Злобин, думая о предстоящем наступлении.
- Да уж, пожалуй, скоро, - проговорил Скворцов, вспоминая то, что ему пришлось заметить, будучи в тылу батальона. - Артиллеристы на плацдарме так и снуют, да и саперы на реке топориками чаще стали постукивать.
- Эх, "языка" бы сейчас хорошего, чтобы всю их карту раскрыть.
- Карта у них сейчас известная… крепко битая, по-сталинградски.
- А думаете, они знают про Сталинград? Им Геббельс такую слюну пустит, набрешет такое, что только уши распускай.
- Не могут не узнать… Все равно должны узнать.
- Когда мы по потылице им дамо, тогда до них дойдет… це вже я знаю, факт.
Леонов пошел дальше, в окопы второго взвода. Болтушкин вернулся к солдатам. Все с нетерпеливым ожиданием смотрели на старшего сержанта. Он сообщил, что сегодня через окопы первого взвода пойдут в ночной поиск полковые разведчики. Надо быть готовыми в случае чего поддержать их, прикрыть огнем.
…Зимний день угасал быстро. В пять часов вечера уже стемнело, к тому же появился туман, и редкие ракеты фашистов словно бы плавали в воздухе огромными, тускло-молочными шарами. Лишь порой они отбрасывали трепетные отблески, да и то не вниз, а вверх, в хмурое, низко нависшее небо.
Время для поиска было самое подходящее, тем более что после недавней атаки гитлеровцы наверняка еще не заминировали проходы к своим окопам, намереваясь ночью выслать санитаров и подобрать убитых.
Четверо разведчиков очутились в первом взводе как-то незаметно и неожиданно для всех, будто все время укрывались здесь же, в нишах. И хотя окопы для них были чужими - не они их рыли, - держали они себя здесь по-хозяйски, бесцеремонно, с фатоватой важностью, как порой держит себя молодой мастер, собираясь показать своим еще более молодым подмастерьям настоящий, высокий класс работы.
Разведчик с неразличимым в темноте лицом подошел к ячейке, где стоял Вернигора, скользнул быстрым лучиком фонарика по высокой гладкой стенке окопа, презрительно проговорил:
- Что ж ты баклуши здесь бьешь? А еще, наверное, наступать собираешься?! Из окопа и не вылезть.
- Не учи, ще молодый, - обиделся Вернигора.
- Молодый! Сказано - пехота… Дай лопату! - повелительно произнес разведчик и быстро, несколькими ударами лопаты вырубил в глинистом грунте стенки пару ступенек.
- Вот тебе и дорога на Украину.
Слева чей-то густой и еще более властный голос тихо спросил:
- Романов, полотенце взял?
- Позабыл, виноват, товарищ сержант, - смутился разведчик, стоявший рядом с Вернигорой.
- Раззява. Что же портянку снимешь, что ли?
- Можно и портянку, товарищ сержант.
- Эх, сказано - разведка! - не вытерпел и тоже иронически протянул Вернигора, глядя, как его сосед присел на патронный ящик и завозился с сапогом. Сержант вынул из кармана шинели припасенную для чистки винтовок ветошь, протянул ее разведчику.
- Что же, в поиск без портянки пойдешь? Бери, вот тебе кляп.
Выждав, когда в небе померкла очередная серия молочно-тусклых шаров, разведчики скользнули за бруствер, исчезли в темноте.
Первый взвод настороженно всматривался в ночь. Она нависла угольным пластом - немая, безмолвная, тяжелая. И как блестки на изломах угольной глыбы, изредка просекал ее золотисто-красный пунктир трассирующих пуль. Минутами тишина представлялась такой безмятежной, что ожидалось - вот-вот ветер донесет крик петуха, песню загулявшихся до поздней поры девчат, скрип колодезного журавля. Но тут же вверху рвались ракеты, наливали тревожно-мерклым светом многосаженные, очерченные черной каймой окружности, и зримо представлялось, каким нечеловеческим напряжением полны там, впереди, каждый шаг, каждое движение.
- Нелегко разведке будет. Немец сейчас пошел беспокойный, не до сна ему сейчас, - озабочено заметил Болтушкин.
- Перехитрят. Ребята, видать, бывалые, проворные, - отозвался Скворцов.
И вдруг кто-то рванул и во всю ширь разодрал черный креп ночи. Грянули ружейные выстрелы, автоматные очереди, слева спохватился и скороговоркой затараторил пулемет, бухнули, упав на дно ночи, гранаты.
- Нащупали. Значит, что-то есть.
- Смотреть в оба, чтобы по своим не ударить, - раздался с левого крыла окопа голос Леонова.
А Вернигора, услышав впереди окопов свист, вложил пальцы в рот и свистнул этаким соловьем-разбойником.
И вот в темноте сперва неясно, а затем отчетливей обозначились приближающиеся силуэты. Над бруствером заскрипели на снегу грузные шаги разведчиков, послышалось их учащенное дыхание. Что-то бесформенное и тяжелое, как куль, свалилось на дно окопа. Вслед за ним, теперь уже облегченно, спрыгнули вниз разведчики.
- Посмотри, не задохнулся ли? - осведомился повелительный голос.
Луч фонарика осветил пленного. Сильная рука рывком подняла его с хворостяного настила. Лицо фашиста казалось маской, настолько неестественно бледным, одеревенелым оно было. Изо рта торчала ветошь. Один из разведчиков выдернул ее.
- Теперь ори сколько хочешь.
Гитлеровец судорожно передернул челюстями, проглотил набежавшую слюну. Он дико озирался на подошедших солдат и указкой поднял кверху палец, призывая к вниманию.
- Будапешт! - воскликнул он, как бы отрекомендовываясь.
- Эге, ишь откуда!
- Далековат адресок.
А пленный помедлил, потом качнул головой, выдавил из себя с суеверным страхом перед чем-то для него непостижимым:
- Ста-а-линград! О! Сталинград!..
- Вот то-то ж воно, що Сталинград.
- Давай, давай! - крикнул разведчик, толчками в спину направляя "языка" к ходу сообщения. - Там будешь исповедоваться…
- Знают! - удовлетворенно воскликнул кто-то из первого взвода. - Знают, сукины сыны!
VI
Пятый день в пути маршевая рота. После Покровского ночевали в Самарине, таком же большом селе, где на ночь останавливались в просторном колхозном клубе. Здесь даже удалось послушать по радио свежую сводку Совинформбюро. В районе Среднего Дона наступление наших войск продолжалось, и началось новое наступление на Северном Кавказе, в районе Нальчика. Удваивались, с нарастающей силой наносились армией советского народа удары по врагу.
Взбодренные этими хорошими вестями, бойцы вышли из Самарина веселые, оживленные. С каждым новым километром все явственней ощущалась близость поймы большой реки. Чаще и чаще встречались в низинах перелески, глубже ветвились балки и овраги, принимавшие по весне и лету многочисленные потоки с далеких рубежей водораздела.
Все явственней чувствовалась и близость фронта. В часе ходьбы от Самарина роту обстрелял фашистский самолет.
- Воздух! - крикнул лейтенант, когда зловещая тень летучей мышью скользнула почти над головой.
Самолет подобрался к шоссе по-воровски - низом, со стороны черневшего неподалеку леска. Лейтенант еще в начале марша обстоятельно рассказал бойцам, как поступать при воздушном налете, с добросовестной точностью повторил то, что ему говорили в училище. Да и к тому же большинство людей уже бывало в таких переделках.
Все мгновенно бросились врассыпную от дороги. Лишь один Павлов, отбежав от дороги, заметался на снегу. Не то что он испугался больше других. Пожалуй, наоборот. "Рассредоточиться", - лихорадочно, колесом вертелся в его голове всплывший приказ. Но казалось, что если он упадет недалеко от Зимина или Чертенкова, то тем самым может их подвести, и он побежал дальше, отыскивая тот условный квадрат, где может лечь без помехи для других. Так он наскочил на Букаева.
- Что петляешь, чертова душа?! Падай! - гаркнул сталинградец и своим криком пригвоздил Павлова к снегу.
Над головой, в небе, тошнотно заклохтал пулемет. Казалось странным, что в эти минуты как бы оборвался бешеный гул мотора - хотя, конечно же, он продолжал работать, - слух воспринимал только одно клохтанье, ненавистное, муторное, несущее гибель.
Самолет сделал два захода, выпустил две очереди и скользнул в сторону леса.
- Отбой! - поднялся Букаев. - Все, спектакль окончен.
- Что ж, у него и всего запаса две очереди? - недоверчиво спросил Павлов.
- Будь уверен, на всех нас хватило бы, да уж где-то, наверное, нашкодил, вытратил, ну и на обратный путь хочет приберечь, вдруг да наши перехватят.