- Хочешь знать правду, Серега? - тихим ровным голосом спросил наконец Якушев. - Мы действительно сбились с пути. Сбились, по-видимому, уже давно, и по этому поводу пререкаться нечего. Легче не станет, тем более что в рюкзаке, который сейчас за плечами у Олега, осталась лишь одна бутылка воды. Мне кажется, что уклон от маршрута у нас получился правый.
- Совсем как у Бухарина и Рыкова, - мрачно прокомментировал Нефедов.
- Оно и видно, что историю он знает лучше, чем дорогу, - невесело усмехнулся Лукьянченко.
Якушев бросил неодобрительный взгляд на товарища.
В сложных переплетениях, каких еще не так много было у него в жизни, Веня вдруг обретал невыразимое спокойствие, которое любой мало знающий его человек мог бы принять за флегматичность. Страсти в такие мгновения умирали в Якушеве, им на смену приходило оцепенение. Но это было не то оцепенение, которое граничило с безволием. Добрый и покладистый по натуре, Якушев мучительно искал в такие минуты выход из создавшегося положения, каким бы затруднительным оно ни было. И все, кто знал эту его особенность, с молчаливым уважением взирали на него. Сам той не желая, он как бы становился в центре событий.
- Ребята, мне кажется, что от маршрута мы уклонились на запад. Смотрите, где теперь солнце.
- Мне тоже сдается, - покорно согласился Сергей.
- Почему ты так думаешь, Веня? - с надеждой глядя на него, осведомился Олег.
- А потому, что в этой стороне покров степи становится темнее. Полыни и в особенности ковыля больше. А в другой стороне степь вроде лысеет и наполняется красками пустыни, явно желтит.
- Как в атласе, - усмехнулся Сергей, в котором явно остыл дух необъявленного руководителя их маленькой экспедиции.
Якушев оценивающе взглянул на него:
- Если хочешь, то да.
По растерянному лицу Нефедова скользнула ироническая улыбка:
- И что же из этого следует, маэстро?
- А то, что надо брать правее, если мы хотим восстановить правильный путь.
- Пророк.
- Пророк или нет, - хладнокровно отпарировал Якушев, - но иного выхода я не вижу.
- А вещички? Неужели мы будем таскать их с собой, проделывая твой эксперимент. Этак и ноги протянем. Один нивелир сколько весит, а мы уже из последних сил выбиваемся.
Вениамин решил: парень ерничает, и со спокойным укором сказал:
- Успокойся, Серега. Не до острот. Кто же призывает бросать в степи вещи. За это нас с тобой никто по головке не погладит.
- Тогда как же поступить?
- Двое останутся у вещей, один пойдет на разведку.
- Смотри-ка, совсем как Следопыт или Зверобой у Фенимора Купера, И кто же будет тот счастливчик, который пойдет на разведку? Ты, я или Олег?
- Жребий бросим, - равнодушным голосом ответил Веня.
- Жребий? - переспросил Олег. - Это правильно. Справедливость превыше всего.
Все трое обратили свои взгляды на север, туда, где до самого горизонта расстилалась равнина, где желтое от солнца небо сливалось с такой же желтой поверхностью земли. Веня достал блокнот, вырвал из него листок и разделил на три равные части.
- Пишу на одном плюс, на двух оставшихся ставлю минусы. Кто плюс вытащит, тот идет на разведку, остальные остаются.
Товарищи молча кивнули. Якушев смешал в своей тюбетейке белые комочки и с наигранной веселостью выговорил начало считалочки:
- Катится торба с высокого горба… Тащите, ребята.
Первый вытащил жребий Нефедов и разочарованно произнес:
- Нет, я, вероятно, не гож в разведчики.
Потом вытащил бумажный шарик и Олег Лукьянченко.
- У меня тоже минус, - сообщил он спокойно.
Якушев вздохнул;
- Значит, плюс достается мне, что и требовалось доказать, - и, не разворачивая, вытряхнул свой билетик на землю.
Мысленно отрезая настоящее от ближайшего будущего, он с сожалением посмотрел на собственные парусиновые туфли, утратившие от дорожной пыли свой первоначальный цвет. Подтянув повыше пояс на летних клетчатых брюках, Веня облизал спекшиеся губы.
- Сколько там осталось у нас воды?
- Одна бутылка, Веня, - горько покачал головой Нефедов. - Бери ее, тебе труднее придется.
Якушев отрицательно покачал головой:
- Нет, так не пойдет. Все должно быть в пустыне поровну, так что поделим на троих. А это можно сделать и без помощи логарифмической линейки, с которой мы проектируем плотины.
Отхлебнув из бутылки глоток, он долго полоскал им горло, прежде чем выпить.
- Вот и все, - виновато улыбаясь, поглядел он на товарищей. - Горло увлажнил и потопаю. Остаток вам на двоих. Обещаю задание выполнить, - пошутил он. - Честное пионерское. Одним словом, гидротехник Якушев отправляется на поиск ближайшего человеческого жилья. Ожидайте меня здесь, не трогаясь с места. Полагаю, что в Яндыках какую-нибудь телегу мне дадут, чтобы за вами вернуться. А если нет, так на красавце верблюде прискачу. Вот будет история, если я возвращусь за вами на дромадере каком-нибудь.
- Сенсация будет, - улыбнулся Олег, а Нефедов смущенно предложил:
- Возьми мой компас на всякий случай: все-таки пустыня.
- Пожалуй, давай, - согласился Якушев. - Мало ли что… - И тронулся в путь.
Двое оставшихся провожали его напряженными взглядами, понимая, с каким чувством отправлялся в этот поход их товарищ. А Вениамин, пройдя сотню метров, выверил направление на север и, оборотившись, помахал коллегам рукой. Он был теперь совсем одиноким и затерянным путником в этой величественной в своей суровости степи, где преобладали лишь два цвета: голубой неба и серо-желтый безлюдной, казавшейся совершенно необитаемой земли. Живя в Новочеркасске на углу Барочной и Аксайской, он только легенды и сказки слышал о ней. Мать его про этот край говорила: "вторая Сахара" и ссылалась при этом на свои географические познания, почерпнутые на Бестужевских курсах.
- Ты знаешь, отчего там все поют, когда скачут или едут по степи? - спрашивала она.
- Нет, мама, - отвечал Веня.
- Потому, что в этой степи любой путник, и пеший и конный, чувствует себя одиноким. Едет он, едет, а вокруг ни одного зеленого кустика, все голо и пустынно. И тогда человек, чтобы победить молчание, начинает петь. Поет длинно и одиноко.
- О чем же, мама, - как-то перебил он.
- А обо всем хорошем и плохом, что у него на душе, - грустно улыбнулась Надежда Яковлевна. - Если его обидели - поет, радость пришла - тоже поет. Увидел ящерицу на своем пути - и о ней слагает песню. Волк пробежал - поет о волке. У вас будет распределение, Веня, - прибавила вдруг она. - У всех, кто окончил техникум и успешно защитил дипломный проект. Ты смотри не вздумай туда проситься.
- Я не буду, мама, - неуверенно ответил Веня, потому что знал, что скоро ее огорчит.
Каким было тогда заманчивым это распределение. Гидротехники нужны были и в так называемую кавминводскую группу с центром в живописном Пятигорске, и в Дагестан, и на Ставрополье. Девчонки-однокурсницы, поглядывая на него, завистливо шептали:
- Счастливый, у тебя отец зав. учебной частью, куда захочешь, можешь проситься, отказа не будет.
Мотя Минко, в которую он был тайно, но безответно влюблен, при встречах с ним теперь откровенно вздыхала.
- Ой, как мне на Кубань хочется. - Высокая, статная, с большими темными, как сливы, глазами, она тут же осторожно намекала: - Хочется-то хочется, да только туда одно место.
- Сочувствую, - догадливо улыбался Якушев, - с отцом поговорить?
- Да, если можно… - потупленно вздыхала первая красавица их курса.
- Попытаюсь, - нерешительно обещал Веня.
Мотины глаза многообещающе останавливались на нем, спелые ее губы - вишни складывались бантиком, и, стыдливо опустив глаза, она завершала атаку:
- Поговорил бы, Вень. А сам-то куда поедешь? Небось в Пятигорское управление?
- Нет, - мотал головой Якушев, щуря наполненные смехом глаза. - Не угадала.
- Ой, - завистливо взвизгивала Мотя. - Значит, на берег моря под Сочи? Туда тоже одно место есть. Везучий!
- И не под Сочи, - улыбался Якушев. - Это пока секрет.
И он поговорил. Поговорил за поздним обедом, когда усталый отец с наслаждением уплетал горячую куриную лапшу. Выслушав его, Александр Сергеевич односложно переспросил:
- Значит, Мотя Минко туда просится?
- Ну да, она, - зарделся Венька.
- Хорошая девочка Мотя, - задумчиво промолвил Александр Сергеевич, бросив на него при этом подозрительный взгляд. - Кстати, ты знаешь, как нелегко сложилась у нее судьба. Пьяница отец за длинным рублем погнался и уехал на сибирские золотые прииски. Там с кем-то поссорился и при неизвестных обстоятельствах был убит. Мать одна ее на ноги поставила. - Ложка застыла в руке у Александра Сергеевича, и он, пристально поглядев на сына, неожиданно спросил: - Хорошо, я об этом подумаю. Сам-то ты куда хочешь?
- Не знаю, - пожал плечами Веня. - Куда пошлете.
- Гм… - промычал Александр Сергеевич, и подслеповатые его глаза остановились на сыне: - Неужели для тебя это так безразлично?
- Говорят, у вас в Калмыкию есть место?
- В Калмыкию! - удивился отец. - Гмм… и не одно, а даже три. Только туда никто не просится. Все боятся дикой степи.
- Вот ты меня туда и пошли.
Мать, тайком слушавшая весь этот разговор, прибежала из соседней комнаты.
- Венечка, что ты задумал, - заламывая руки, всполошилась она. - Да если бы ты знал! Там же постоянные бураны, дикие люди, безводье.