- Об этом, пожалуйста, сколько хотите.
- А об чем же нельзя? - весело спросил неожиданно очнувшийся от сна грузин. - О дэвушках, что ли? Так ведь нет у него никакой дэвушки, кроме тебя, милая. Так что осуши свой океан предположений, чтобы не утонуть в нем. Иначе я тебе буду рассказывать о том, как заяц влюбился в тигрицу, а что из этого получилось, сама можешь представить, на то ты и медсестра.
- Уши затыкать? - весело спросила Лена.
- Не надо, - засмеялся грузин. - Я не буду испытывать твой добрый нрав. Я помолчу, потому что черт, обитавший на великой горе Казбек, сказал однажды черту, обитавшему на великой горе Эльбрус: "Пощади, не надо больше анекдотов!"
Все они дружно рассмеялись, потом Лена поднесла к губам указательный палец и шепотом, но достаточно громко, чтобы все слышали, сказала:
- Больные, главный хирург совершает обход с каким-то профессором из Москвы. Скоро до вас со свитой доберутся, так что будьте готовы, а я пошла.
Сошников равнодушно пожал плечами:
- А нам одинаково, милая. Мы тут всего насмотрелись и ничему не удивляемся. Обход так обход.
- Не будьте такими легкомысленными, - упрекнула Лена. - Это очень важный обход, от которого зависят ваши судьбы. Сейчас вам объявят, кого куда отправят на долечивание.
- То есть, как это куда? - удивился Бакрадзе. - А разве здесь нас не будут от костылей освобождать? Операций, как мне кажется, нам не надо, а лечить и тут было бы можно.
- Вы ошибаетесь, товарищ лейтенант, - огорченно пояснила Лена. - Наш фронтовой госпиталь для этого не приспособлен. Мы обязаны оказывать раненым лишь первую помощь и эвакуировать их. Тем более отсюда, из прифронтовой полосы.
- Вот как, - протянул Сошников. - Почему же ты, дочка, раньше об этом не сказала?
Лена негромко всхлипнула:
- А потому, что у меня еще утром теплилась надежда на то, что вас оставят, а теперь ее уже нет. Вас эвакуируют, товарищ политрук. И вас, товарищ лейтенант Бакрадзе… И тебя, Веня. - Голос у нее дрогнул, и она громко расплакалась, хлюпая покрасневшим носом. Если Лена плакала, черты ее лица резко менялись, делая ее некрасивой.
- Ты чего это, - смущенно пробормотал Якушев. - Ты это не надо. Это совершенно бесполезно. От судьбы не уйдешь. Аксиома.
- Смотри ты, какой покорный, - сверкнула глазами медсестра. - А я хочу, чтобы ты наперекор судьбе умел идти, когда надо. Да, да, наперекор. - Она топнула маленькой ножкой, обутой в яловый сапожок, и, боясь громко разрыдаться, бросилась к двери.
И тут произошло непоправимое. В их палату во главе с генералом медицинской службы вошла целая процессия. Генерал был в военном кителе и наспех наброшенном на плечи халате. За ним следовал начальник госпиталя полковник Крамаренко, усатый, небольшого росточка полтавчанин, главный хирург и главный терапевт, а также начальники отделений и медсестры. Генерал остановился и осторожно снял поблескивающее на витом золоченом шнуре пенсне.
- Однако… - строго проговорил он и запнулся. - Однако меня еще нигде не встречали так темпераментно, как у вас. - Его зеленые, весело поблескивающие глаза остановились на Лене: - О чем плачете, девушка?
- Я… я, - вздрагивая всем телом, еще громче зарыдала Лена, - я ненавижу его.
- Кого это, если не секрет? - сдержанно осведомился генерал медицинской службы.
- Сержанта Якушева. Того, что стоит сейчас за моей спиной.
Генерал бросил короткий взгляд на паренька, который, прихрамывая, торопился к двери, пытаясь задержать разгневанную девушку. На строгом лице генерала мелькнула улыбка, но тотчас же погасла.
- Что с вами, медсестра. Во-первых, вы меня едва не сбили с ног, а во-вторых, за что вы его так люто ненавидите?
- Он трус, он лапша, он не умеет за себя постоять, - выпалила она разгневанно.
Генерал заинтересованно посмотрел на растерявшегося Вениамина и спросил:
- А как он, по вашему мнению, должен за себя постоять?
- Убедить всех, и прежде всего вас, в том, что он всего-навсего легкораненый и может с успехом выздоравливать здесь.
- У него ранение травматическое или огнестрельное?
- Огнестрельное, - выпалила Лена. - Только не тяжелое. Не слишком тяжелое, - поправилась она.
Генерал усмехнулся и уже другим голосом, сухим и требовательным, поинтересовался:
- Его на рентген возили?
- Так точно, товарищ генерал.
- Принесите историю болезни. С него мы и начнем обход этой палаты.
Он бегло перелистал несколько медицинских заключений, сколотых в бумажной серой папке, на обложке которой стояло жирно отпечатанное слово "дело". Ему, штатскому человеку, только призванному в армию и получившему, не прослужив в ней ни одного дня, генеральское звание, были родными слова "история болезни" и бесконечно чужими "огнестрельное ранение", "газовая гангрена", застрявший в теле осколок. В его лексиконе сугубо штатского человека до войны таких слов не было. Он долго рассматривал туманный для непосвященных рентгеновский снимок и мрачно молчал, пока все сопровождавшие его врачи почтительно замерли рядом, так что он оказался в полукольце. И только одна Лена не выдержала.
- Вы присмотритесь получше, товарищ генерал, - бойко выпалила она. - У него совсем незначительное ранение. Это точно.
Генерал, вздохнув, протянул назад бумажную папку, даже не обернувшись, так что не увидел, кто ее взял.
- Да нет, девушка. К сожалению, кость задета, и основательно. Его надо отсюда эвакуировать. Как это произошло, молодой человек?.. Вы попали под артиллерийский обстрел? Возможно, мина разорвалась рядом. Или снаряд?
И так как Якушев растерялся, Бакрадзе своим гортанным голосом пояснил:
- Не то и не другое, товарищ генерал, а третье. Его подстрелил в воздухе "мессершмитт" после отхода от цели. Сержант Якушев участвовал в бомбардировке танковой колонны фашистов, когда нашу десятку атаковали "мессершмитты", вот и получилось…
Строгие бледно-серые глаза генерала чуть прищурились, и взгляд их стал еще более внимательным.
- А вы откуда все это знаете с такими подробностями, можно подумать, что там были.
- Был, товарищ генерал, - вздохнул Вано. - Дело в том, что я вел на цель тот самый злополучный самолет, а сержант Якушев выполнял в экипаже обязанности стрелка-радиста.
- Ах вот как! Значит, вы были на одном бомбардировщике?
- Так точно, товарищ генерал. Мы в этой маленькой гостеприимной палате всем своим экипажем разместились словно на курорте. Только танцплощадки нет. Вот рядом со мной лежит комиссар эскадрильи, он же мой штурман, Лука Акимович Сошников.
В холодных глазах генерала вдруг засветились добрые огоньки.
- Какое прекрасное у вас имя и отчество, - улыбнулся он. - Истинно русское. Можно ли победить таких богатырей какому-то Гитлеру. Принесите мне документы этих товарищей.
Он рассматривал их гораздо продолжительнее, чем рентгеновский снимок Якушева.
- Почему у вас ранение в спину, Лука Акимович? - тихо спросил он.
Сошников нахлобучил на глаза густые брови, словно две папахи. Усмешка тронула его полные губы:
- Очевидно, не потому, товарищ генерал, что я бежал от врага и подставил ему свою спину. Просто немец зашел сзади, когда я выпрыгнул с парашютом из горящего самолета, и хотел меня отправить в лучший мир. Спасибо начальнику госпиталя, он сам операцию делал, даже два злосчастных осколка из ноги вытащил.
Генерал долго рассматривал принесенные ему их рентгеновские снимки. Кто-то даже заботливо пододвинул ему стул, но тот ответил на это всего лишь недовольным кивком головы. Снимки ранений явно его огорчили.
- Нет. Фронта долго не видать вам теперь, товарищи, - сурово заключил он наконец. - Перспектива одна. Лечиться и отдыхать поедете. Все трое. А направить вас постараемся в места, которые будут географически поближе к вашим родным. Вы, лейтенант Бакрадзе, в один из военных госпиталей, размещенных на территории Грузии, поедете. Вы, Лука Акимович, в свои края тоже. А вот с Якушевым труднее будет, потому что его родные Ростов и Новочеркасск на линии огня почти что находятся. Но и ему подыщем пристанище. А на родину вам дорога сейчас закрыта, юноша, - мрачно прибавил генерал.
- Туда-то закрыта, - вздохнул Сошников, да только куда открыта, везде немец прет.
- Вы слишком пессимистичны, товарищ политрук, - строговато взглянул на него генерал.
- Зато в бою он достаточно оптимистичен. - пришел на помощь своему другу Бакрадзе, - когда сотки и двухсотки на головы фрицев сбрасывает. Между прочим, от сброшенных этим пессимистом авиабомб восемь "юнкерсов" сгорели во время нашей последней штурмовки фашистского аэродрома. И вы бы посмотрели, как они красиво и дружно горели, товарищ генерал.
- Верю, друзья, - потеплел генерал медслужбы. И он первым вышел из палаты, увлекая за собой всю процессию.
- Эх, братцы, - огорченно вздохнул Бакрадзе, - хоть бы что-нибудь понимал, этот профессор в том, что такое боевой вылет. Я ему повествую, как Лука Акимович восемь исправных "юнкерсов" взорвал, а он с рыбьим спокойствием свое "Верю, дорогие друзья" произносит, как будто восемь вражеских самолетов уничтожить все равно что восемь спичек вытащить из коробка и зажечь. Одно слово - медицина. - Он вздохнул и направился к своей койке, скрипя костылем. - Короче говоря, дорогой Лука, не будем расстраиваться, а лучше отдохнем минуток шестьсот. Ух, до чего же спать захотелось после этого нудного обхода!
- Мне тоже, - вздохнул и Сошников.