* * *
Вертолет появился через два дня.
Гигантская стрекоза опустилась рядом с домом, на поляне, утрамбованной нашими ногами - здесь мы занимались строевой. Лопасти покрутились, повисли - тогда раскрылась дверца и показался комендант участка, подполковник Лобода. Сам прилетел!
Вместе с ним были два солдата и длинный, обвешанный фотоаппаратами, прапорщик. Я подумал: "Какой-нибудь технический эксперт". Прапорщик оказался корреспондентом нашей окружной газеты "Пограничник" и сразу взял Эриха и меня в оборот. Сначала он вытащил блокнот и сказал:
- Коротко, без лирики. Самую суть.
Рассказывать пришлось мне. Прапорщик записывал, повторяя: "Спокойней, видишь - не успеваю"… Потом подозвал Сашку Головню и расставил нас на камнях. Мы стояли, сжимая автоматы и вглядываясь в даль. Прапорщик снимал нас сверху, снизу, сбоку, а я еле сдерживался, чтоб не засмеяться. "Нужны дубли", - вспомнилось мне. Итак, третий раз я попадаю в газету.
- Читайте о себе в День пограничника, - сказал длинный прапорщик. - Желаю успеха.
Финнов пригласили в вертолет, и вдруг Вяйне заревел, прижавшись к деду. Шел и ревел, как белуга, со страха. Уже подойдя к вертолету, Матти обернулся и, отыскав глазами меня и Эриха, сказал по-русски:
- Спасибо, спасибо…
- Не за что, - сказал я. - Не заплывайте далеко.
Вот тогда-то к нам и подошел комендант. Протянул руку Эриху, Сашке, мне. И вспомнил все-таки:
- Товарищ Соколов, кажется?
- Так точно, товарищ подполковник.
- Значит, все полезно, что в рот полезло? И от сна еще никто не умирал?
Я засмеялся. Просто мне стало очень смешно. Подполковник тоже засмеялся. Но тут же я увидел за его спиной Сырцова. Сержант был мрачен.
- Разрешите обратиться, товарищ подполковник? - сказал я.
- Да.
- У нас тут ЧП было. С прожектором.
- Знаю.
- Сержант Сырцов взял вину на себя. Виноват же я был один.
- Догадывался. У вас все?
- Все, - растерялся я.
- Ну, если все, тогда нам пора.
Мы схватились за фуражки и пригнулись от ветра, поднятого лопастями. Как во время шторма. Вертолет медленно оторвался от лужайки и начал отлетать боком. Я никогда не летал в вертолете. Наверно, страшновато. И Вяйне испугался. А все-таки они молодцы, эти Корппи. Недаром ели наш хлеб. Собрали все сети и перелатали их так, что сети стали как новенькие…
- Ты чего мрачный? - спросил я Сырцова. - Неприятности?
- Выговор, - сказал Сырцов, глядя в сторону. - А вам троим отпуск по десять дней.
- Мне-то за что? - удивился Сашка.
- За бесперебойную радиосвязь, - объяснил Сырцов. - Подполковник сказал, что ты как Озеров репортаж вел. Короче, сговоритесь, кто пойдет по очереди, и двигайте после проверки.
Десять дней! Проверка будет вот-вот… И десять дней я буду дома! Я поглядел на Эриха, на Сашку и спросил:
- Качнем?
- Качнем, - кивнул Эрих. Сырцов попятился. Но было уже поздно. Мы схватили его и начали качать, а он прижимал к себе фуражку и кричал: "Отставить! Отставить, я говорю!" Пусть кричит. Оказывается, не всегда нужно выполнять приказ командира.
Ленинград. Дом. Все мои
Очередь мы разыграли так: написали на трех бумажках номера, скатали эти бумажки, кинули в шапку, и каждый вытаскивал свой номер.
Первым в отпуск пойду я. Вторым - Сашка. Третий - Эрих. Он обрадовался. В июне дома лучше всего. Так мы ему и поверили. Просто в июне у его Марты кончается сессия.
Я словно бы не заметил, как прошла весенняя проверка. Сырцов цвел. Еще бы! У всех, кроме Ложкова, пятерки и четверки. Даже Ленька вытянул физподготовку на "хорошо". Не знаю, как это ему удалось. Но теперь все позади, и я могу ехать. Странная это штука - нетерпение. Мне все время казалось, что я куда-то безнадежно опаздываю, и то и дело глядел на часы, хотя катер будет неизвестно когда. Видимо, поэтому плохо сплю.
…Ощущение праздника пришло в тот момент, когда на вокзале меня остановил комендантский патруль и моряк-лейтенант проверил документы. Все в полном порядке. До отхода поезда оставался час, в кармане у меня - получка за полгода. Можно было съесть прорву мороженого.
Прошли две девушки, поглядели на меня, и одна что-то сказала другой; обе обернулись. Хорошо, учтем. Я ел мороженое, по-верблюжьи вытягивая шею из тесного воротника, чтобы не накапать на новенькую, еще ни разу не надеванную форму. Брюки у меня были отпарены до кинжальной остроты; рубашка малость давила шею, но это из-за непривычного галстука. А если чуть скосить глаза - на плечах словно весенний луг: зеленые погоны с золотыми буквами ПВ. Я видел себя как бы со стороны, и мне ужасно нравился этот парень в зеленой фуражке. Конечно, не очень солидно выглядело, что такой парень кусками хватает мороженое, но тут уж я ничего не мог поделать с собой. Полгода не ел мороженого!
Сверток со свежей рыбой я положил на полку. Вчера Эрих и Ленька поймали здоровенных лещей и дали мне с собой три штуки. Эрих посыпал солью жабры, нарвал крапивы, переложил лещей ею и сказал, что в таком виде рыба доедет благополучно. Как в холодильнике.
Мама, конечно, ахнет, увидев таких красавцев. В магазинах или на рынке нет ничего похожего.
Конечно, мне не повезло в другом. В Ленинград поезд придет в шестнадцать десять. Дома никого не будет до восемнадцати тридцати. Два часа с лишним я должен быть на улице. Правда, можно было бы позвонить маме, но я забыл ее служебный телефон, а номер заводского коммутатора не знал вовсе. В таком случае лучше всего будет поехать на завод и позвонить Коляничу из бюро пропусков.
Смотрел в окно, и казалось, что перед глазами в обратную сторону разматывается уже виденная однажды кинопленка. Год назад я видел эти же аккуратные платформы, привокзальные киоски, очереди к автобусам. Потом пошли дачные пригороды; уйма детишек, в вагоне запахло жженым - это в садах жгли прошлогоднюю листву.
Я не замечал, как в вагоне становится многолюднее. Кто-то спросил меня: "Здесь свободно?" - и я кивнул. Пожилая женщина с большой хозяйственной сумкой села напротив.
До Ленинграда было совсем близко.
- Отслужил, сынок? - спросила пожилая женщина.
- Нет еще.
- В отпуск, стало быть?
- Да.
- В Ленинград.
- А куда же?
- Это хорошо. Близко служишь. А мой вот - на Дальнем Востоке.
- Далековато, - согласился я. - Пограничник?
- Нет, связист.
- Тоже ничего, - кивнул я. - Первогодок?
- Первогодок. И время-то нынче мирное, и сам пишет, что там хорошо, а я вся извелась.
- Чего изводиться-то зря? - спросил я. - Мы не маленькие.
- Это вы для себя большие, а для нас - маленькие, - улыбнулась она и полезла в сумку. - Вот, пирожки у меня есть. Хочешь? С морковкой.
Есть мне хотелось здорово. Вокзальный буфет закрылся как раз перед моим носом: обеденный перерыв. Так что пирожок-другой оказались бы очень кстати. Взял пирожок, она сказала: бери еще - и я взял еще один. Там, в пакете, было всего пять штук. Я ел пирожки с морковкой, настоящие домашние пирожки, и слушал женщину:
- …Тайга там, пишет, такая, что наши леса перед ней вроде Летнего сада. Тигры водятся. Вон куда заехал!
Я согласно кивал в ответ: да, действительно, далековато заехал.
- Он до службы в радиотехникуме учился, Володька-то. А ты где?
- На жавоже аботал, - сказал я, прожевывая пирожок. Она поняла. - Ах, вот оно что, - на заводе! А мать, отец есть?
- А у нас нет отца, - сказала она. - Пять лет назад в поселке пожар был, он троих детишек спас, да сам обгорел. - И отвернулась к окошку.
Я с трудом проглотил последний кусок.
Мы долго ехали молча. Вдруг женщина начала торопливо собираться: сейчас ей выходить, чуть не прозевала свою остановку.
- Погодите, - сказал я и тоже встал.
Из своего пакета я вынул леща с приставшими к золотым бокам листьями крапивы.
- Вот, возьмите. Наш, пограничный. Не бойтесь, вчера вечером поймали. - Женщина не хотела брать рыбу. - Берите, берите. И бумага у меня есть, сейчас завернем.
Я вырвал из "Огонька" несколько страниц.
- Спасибо, сынок, - тихо сказала женщина. - Счастливо тебе. Как тебя звать?
- Так же, как и вашего, - ответил я.
В бюро пропусков было пусто, только какой-то парень в немыслимых клешах и клетчатом пиджаке разговаривал по местному телефону. Когда я вошел, он отвернулся, будто так я не услышу, о чем он говорит. Но я быстро догадался, что он разговаривал с девушкой. "Ну а когда же?.. Почему не сегодня?.. У тебя вечно дела…" Я ждал, ждал, а потом тронул его за плечо:
- Эй, закругляйся.
- Подождешь… Это я не тебе… Так когда же точно? Ну, как хочешь.
- Не может она сегодня, - объяснил я парню. - Не приставай.
Он со злостью швырнул трубку на рычаг и вышел, не поглядев на меня. Я поднял трубку - она была горячая: должно быть разговор у парня был долгий.
- Шестьсот тридцать шесть.
Это номер нашего участка.
- Мастера Соколова, пожалуйста.
- Слушаю.
- Николай Николаевич?
- Володька! - Колянич кричит в трубку, как оглашенный. - Володька, стой на месте - и никуда! Понял? Я сейчас.
…Колянич налетел на меня, смял, и опять я был маленьким и слабым перед ним. Он спрашивал и не дожидался моего ответа: какой судьбой? не заболел ли? надолго ли?
- Ну вот, - проворчал я, выкарабкиваясь из его рук. - Не успел приехать, а ты уже спрашиваешь, надолго ли?
- Да покажись! - Он отодвинул меня и посмотрел издали. - В глазах у тебя вроде бы что-то осмысленное появилось?
Начинается!