Конечно, улетела! Дурак я был набитый! Да и не очень-то я был влюблен в Лийку. Вот Зоя Рыжова - совсем другое дело.
* * *
Нет, я не мог уснуть, только напрасно ворочался в своей люльке. Спал Костька, посапывал Эрих, за дверью тихонько бренчала посуда - это Басов моет после нас тарелки и ложки. Я встал. Надо пройтись, может, тогда усну.
- Ты чего не спишь? - строго спросил меня Сырцов, когда я вышел из спальни.
- Нервы разыгрались, - сказал я. - А ты чего делаешь?
- Документацию веду, не видишь.
Перед ним лежала "Пограничная книга", и я заглянул в нее через Васькино плечо с сержантскими лычками. "Нарушения границы не обнаружено… Больных нет…"
- Слушай, - сказал я, - а записано здесь где-нибудь "Нарушение обнаружено"? Давай полистаем, а?
Я думал, Сырцов скажет свое "отставить", но вдруг он начал листать толстую книгу, бормоча: "Не обнаружено… не обнаружено… не… не… не…"
- Понятно, - сказал я. - Кто же здесь пойдет? Рыба за пять километров плеснет, и то видно.
- Странно рассуждаете, - заметил Сырцов, переходя на "вы". - Может, вообще тогда ликвидировать прожекторную? Может, я подам рапорт - так и так, по мнению рядового Владимира Соколова, считать пост ненужным?
- А ты, оказывается, шутник! - сказал я. - Только вот ведь они, факты. За два года сплошные "не". Ладно. Пойду прогуляюсь, а то голова какая-то тяжелая.
Я вышел, и сразу же в лицо ударил резкий октябрьский ветер. Он гнул облетевшие березы, и голые ветви шуршали, соприкасаясь. Я повернулся к ветру спиной, и он подхватил меня. С камня на камень почти бегом я спустился к воде. На берегу лежали длинные зеленые пряди водорослей. Волны сюда не прорывались. Небольшой накат выбрасывал эти водоросли и пенопластовые поплавки от сорванных сетей. Я шел по берегу, стараясь не наступать на скользкие водоросли, и думал о том, что Зойку Рыжову с Лийкой, конечно, не сравнить…
* * *
Ранней весной наш дом одели в леса, и мама говорила, что теперь ни в коем случае нельзя открывать окна. А мне было забавно, что мимо наших окон проходят люди.
Я подхватил ангину и сидел дома с перевязанной шеей. Люди ходили за окнами и о чем-то разговаривали. Вдруг прямо передо мной, по ту сторону окна, оказалась девчонка в перемазанном ватнике и платке. Она приставила к глазам руки, как бинокль, и почти прижалась к стеклу, чтобы увидеть, есть кто-нибудь в комнате или нет. Увидела меня и замахала рукой, закрутила пальцем, но я ничего не понимал, тогда она постучала по форточке.
- Чего тебе? - спросил я, открыв форточку.
- У тебя телефон есть?
Тогда я влез на подоконник, дернул верхнюю задвижку, потом нижнюю, повернул ручку… Затрещала бумага, которой было оклеено окно, зашуршала, выпадая, вата.
- Тебе звонить, что ли? Влезай. У нас бесплатно. Она спрыгнула в комнату и увидела мою забинтованную шею.
- Хвораешь?
- Вот еще! - фыркнул я. - На соревнованиях погорел. До самого финала дошел, и не повезло.
Она понимающе кивнула: самбо?
- Фехтование, - махнул я рукой. - Выпад рапирой, ну вот и…
Тут я поморщился. Надо было соглашаться на самбо. Она ведь сама подсказала мне лучший вариант для вранья. Должен же остаться от рапиры хоть какой-нибудь след.
- Ладно, давай звони, - сказал я.
Но девчонка не спешила. Она оглядела комнату и кивнула на большой портрет Хемингуэя.
- Это твой дедушка?
Я покровительственно похлопал ее по плечу:
- Иди, иди, звони, пигалица. А это знаменитый американский писатель, стыдно не знать.
- Подумаешь, - пожала она плечами, - как будто бы ты все знаешь! А кто такой Мшанский, знаешь?
Я не знал, кто такой Мшанский, но, поскольку девчонки обычно влюблены в киноартистов, ответил с полной уверенностью:
- Артист.
Теперь уже усмехнулась она и, набирая номер, ответила:
- Точно! Еще какой артист!
- Мне Мшанского, - сказала она в трубку. - Это вы, товарищ Мшанский? Это я, Рыжова. Что же получается, товарищ Мшанский?
Он что-то говорил ей, а пигалица Рыжова слушала и морщилась:
- Да знаю я все эти песни наперед! Я не грублю, я дело говорю. Механика еще вчера обещали прислать, а у нас и сегодня подъемник стоит. Раствор прислали - кисель какой-то…
Она бросила трубку, и я поглядел, не сломалась ли та.
- Извини, пожалуйста, - сказала Рыжова. - Действительно, артист. Ничего, я из него душу выну.
И пошла к окошку. Я остановил ее. Пигалица глядела на меня снизу вверх, а я стоял перед ней со своей забинтованной шеей и не хотел, чтобы она уходила.
- Что у вас там случилось? - спросил я. - Может, помогу?
- Ты?
- Ну, я.
- Подъемный механизм заело.
- Это мигом.
Я надел куртку, схватил молоток, клещи, отвертку и полез за Рыжовой через окно, чинить подъемный механизм. Вот спасибо тебе, подъемный механизм, что ты вовремя испортился! И молодчина ты, дорогой товарищ Мшанский, что не прислал механика.
Повреждение было - раз плюнуть: соскочила малая шестерня - разболталась ось, на которую она была посажена. Работы - на десять минут. Но я нарочно провозился добрый час. Зато узнал, что Рыжову зовут Зоя и что она бригадир комплексной молодежной бригады. Вот тебе и пигалица!
- Ну как? - спрашивала она, подходя через каждые три минуты.
- Сделаем! - отвечал я, постукивая по шестерне. Когда наконец все было готово и ящик с раствором пополз наверх, Зоя спросила:
- Ты как? На общественных началах или выдать на маленькую?
Она стояла, склонив голову, и глаза у нее были черт знает какие ехидные. Нет, они были очень красивые - серые, в мелких лучиках. Я видел в них самого себя, в беретике и с этой дурацкой повязкой на шее. Повязка была особенно хорошо видна.
- На общественных, - сказал я. - А ты чего сегодня вечером делаешь?
- Ого! - удивилась она. - Да ты, оказывается, шустрый парень. Сегодня я иду в театр.
- А завтра?
Зоя пожала плечами и сказала, что заглянет завтра в окошко.
Она полезла по ступенькам и уже с третьего этажа крикнула:
- Соколов! Слышишь, Соколов? В следующий раз бюллетень подальше убирай. Понял?
Я стоял, красный, как помидор. Бюллетень лежал рядом с телефоном, и там было ясно написано: фолликулярная ангина. Конечно, можно было крикнуть, что я вовсе не Соколов и что это не мой бюллетень.
Назавтра Зоя постучала в мое окошко и крикнула:
- Как себя чувствуешь, д'Артаньян?
Я открыл окно и сказал:
- Заходи.
Зоя засмеялась и щелкнула меня по носу - вот так, запросто, взяла и щелкнула, как котенка.
- Лежи и выздоравливай, - сказала она. - Чао!
Какое там выздоравливай! Я ждал Зою внизу, ждал в комнате, когда она заглянет и крикнет: "Как себя чувствуешь, д'Артаньян?" Она смеялась и убегала от меня. Но все-таки я ее дождался. Сказал, что скоро ухожу в армию. Попросил разрешения писать. Она пожала плечами - пожалуйста, и дала свой адрес: общежитие строителей, комната 12… Чао!