Он косил глазом и видел полковника и сидевшую напротив на табуретке Ольгу. При дневном свете впервые разглядел, что полковник против того капитана, конечно, изменился, но Серов узнал бы его, где бы и когда бы ни встретил. У полковника кряжистей стала фигура, по лицу пролегли новые морщины, поседели волосы. Он еще думал о том, нашел ли Сергей Иванович свою семью, и если нашел, то где сейчас его сын - ровесник Серова? Как тогда ему удалось взорвать мост и спастись, где после воевал? На гимнастерке его вчера он заметил несколько рядов орденских планок - значит, повоевал Сергей Иванович неплохо. А как сложилась вся его жизнь потом?
На крылечко выскочил Костик, в маечке и трусиках, босиком. Серов даже не заметил, как он проснулся и встал. Полковник взглянул на Костика, и что-то дрогнуло в его лице. Или, может, это Серову только показалось?
Увидев незнакомого, Костик юркнул обратно.
- Заходите все-таки, Сергей Иванович, - пригласила Ольга вновь. - Вот и сын наш поднялся. Да у меня и чай вскипел.
- Вы рыбку возьмите, - протянул он ведерко с окунями. - Уху сварите, с удовольствием побалуюсь ушицей. Не буду больше мешать вам, пусть товарищ Серов отдыхает.
- Да он не спит. Мы сегодня еще… - наверное, Ольга хотела сказать, что они и не ложились этой ночью спать, да спохватилась - надо было бы объяснять причину, почему не ложились.
- Тогда другое дело. Если начальник заставы не спит, нарушает отданное мною распоряжение - обязательно отдыхать, - надо зайти, - полушутя-полусерьезно сказал полковник. - Показывайте, куда идти.
Михаил вскочил и замер у стола, прижав старую фуражку к груди.
Полковник переступил через порог, Серов шагнул ему навстречу. Майка-футболка, заострившиеся скулы, похудевшее за трудную ночь лицо, короткий белесый чубчик, зачесанный набок, в эту минуту делали его похожим на юношу. И только повязка с проступившим на ней темным пятном напоминала полковнику, что перед ним не юноша, а начальник пограничной заставы старший лейтенант Серов, с которым он встретился ночью в лесу, когда начинался поиск.
Полковник бросил быстрый взгляд на фуражку в руках Серова, на стол, где все еще лежали старая гильза и помятый пакет, на самого Михаила. И с лица его вдруг схлынула кровь, резко обозначились густые брови с характерным изломом и щеточка усов, как бы подернутых инеем…
ЕВГЕНИЙ ВОЕВОДИН
ПУД СОЛИ
День первый из 465
- Островом называется часть суши, со всех сторон окруженная водой, - сказал я.
- Молодец, - усмехнулся Костя. - Садись. Пять с плюсом.
Никто не засмеялся. Все стояли и слушали, как вдалеке тарахтит мотор уходящего катера. Теперь он вернется через десять дней с продуктами и почтой. А может быть, и не вернется, потому что метеосводка обещает штормы. Но даже если катер и пробьется сквозь непогоду, к острову не подойти: природа наворотила здесь такие валуны, что даже при малой волне лодка проскакивает еле-еле. Я заметил про эти валуны: "Ничего себе, камешки для зажигалок!", и снова никто не улыбнулся.
Полтора года мы должны прослужить здесь, на этой самой части суши, со всех сторон окруженной водой. На заставе я видел карту: суши было мало, а воды много. Везет же другим! Живут себе на заставах с паровым отоплением, телевизорами, модерновыми столовыми да просто с электричеством! А у нас керосиновые лампы-двухлинейки. Где только они нашлись!
"Ничего, - подумал я, - переживем как-нибудь. Теперь я обязан стойко переносить все трудности воинской службы. И эту лампу тоже. Но почему все-таки мне так здорово не везет? Почему именно я должен был оказаться именно здесь? Судьба, что ли, которая играет человеком?" Сначала я обрадовался. Еще бы, погранвойска, джульбарсы, романтика, нарушители… Там, на учебном пункте, малость запахло романтикой - это когда нас учили различать следы. Как, например, определить скорость движения однокопытных животных? По интервалу между отпечатками передних ног. Шаг - сорок пять сантиметров. Бег - пятьдесят восемь. Галоп - девяносто четыре. Отпечаток задней ноги впереди отпечатка передней. Если что не так - звони на заставу и вызывай "тревожных" с собачкой… И вся эта наука оказалась мне ни к чему. Дежурный крикнул: "Соколов, к подполковнику!" И я побежал к начальнику учебного пункта, пытаясь вспомнить, что же такое натворил и за что меня вызывают. "Вы сварщик?" - спросил он. "Да". - "Значит, с электричеством в дружбе? А с дизель-генераторами знакомы?" Я не был знаком. "И с прожекторами тоже дела не имели? - спросил подполковник. - Ничего, научитесь".
И романтика побоку! Какое там - к лешему! Джульбарс… Вместо него - здоровенный прожектор с параболоидным отражателем и дизель-генератор АДГ-12. Я стал "совой" - так прозвали прожектористов, потому что служба ночная.
А сержантов зовут "отцами". Наш "отец" - Василий Сырцов - вроде ничего парень. Вроде - потому, что мы еще плохо знаем друг друга. С Костькой Короткевичем я все-таки с самого начала был на учебном пункте, за это время можно узнать человека. А остальные - какие они? Я прикинул в уме: за день человек съедает граммов десять соли. Значит, пуд соли мы все съедим месяцев за девять. Долгонько, конечно. Но уж тогда-то точно можно сказать, что представляет собой "отец" или эстонец Эрих Кыргемаа, Леня Басов или Саша Головня.
Катер ушел.
А мы еще стояли и слушали. Но только волны со стеклянным звоном разбивались о камни.
Скоро мне на службу, я впервые включу этот прожектор и поведу синим лучом по воде… Вода, вода, вода, изо дня в день вода или ледяное поле, и ничего больше - полтора года вода или лед.
- Пошли, - сказал сержант.
В доме было тепло. Все-таки молодцы "деды" - те, кого мы сменили на прожекторной, не пожалели дров, натопили как следует. И сарай позади дома набит дровами.
* * *
В доме две комнаты. Здесь стоит незнакомый запах чужого жилья, и вещи тоже пока чужие: кастрюли, сковородки, бачок с водой, сейф, часы-ходики. В углу прислонен спиннинг, видимо, забытый кем-то из "дедов".
Я взял этот спиннинг и увидел привязанную к катушке картонную бирку. На ней было написано: "Ни хвоста тебе, ни чешуи!"
- К черту, - сказал я.
- Ты чего? - спросил Костька.
- Так.
Значит, спиннинг не забыли, а оставили. И все вымыто, вычищено, и белье на постелях свежее. Сами стирали, здесь прачек или стиральных машин нет…
- Ты чего? - снова спросил Костька.
- Интересно, как они тут жили? - сказал я.
- Ну, через неделю тебя это уже не будет интересовать, - усмехнулся Короткевич.
У него манера - все время усмехаться. Он сел на кровать возле окна, потрогал руками пружины и снова усмехнулся:
- Не очень-то разоспишься…
Мне хоть немного, да повезло. На моей койке раньше спал парень огромного роста. Пружины прогнулись, и я словно бы провалился в лунку. Мне будет удобно спать. Как в люльке.
- Товарищи робинзоны, - сказал я. - Бросим на морской - кому чаек организовать, а?
- Отставить, - хмуро сказал Сырцов. Он расставлял и раскладывал в тумбочке свои вещи, зачем-то отвинтил крышку на флаконе с одеколоном и, понюхав, завинтил снова, но в комнате уже запахло как в парикмахерской. Потом сержант захлопнул тумбочку и сказал:
- Выходи строиться.
Должно быть, он хотел свою власть показать. А ему столько же, сколько и мне, только он служит второй год и кончил школу сержантов. Подумаешь, начальство!
- Товарищ Соколов, вы что, команду не слышали? Повторить?
- Бегу, - сказал я. Просто мне никак не хотелось вставать с этой кровати. Значит, чаю не будет. Уже темнеет, сейчас боевой расчет. Как всегда, трое должны быть на прожекторе и возле дизеля. Один человек - на вышку. Там всегда один. Не поговоришь. На вышку идет Эрих Кыргемаа.
Басов - на кухню.
Головня от службы свободен, и я завидую ему острой и самой черной завистью. Мне бы сейчас завалиться в эту лунку на постели да рвануть минуток шестьсот: все тело ноет, будто меня долго и аккуратно били. Это оттого, что целый день мы перетаскивали с катера мешки, ящики, коробки - продукты, запчасти, гвозди, бидоны с горючим для дизеля, даже лопаты (зачем лопаты?) - и я здорово устал.
Ничего, переживем. Эриху на вышке будет хуже. Ветерок там будь здоров, и еще по дороге Эрих опускает "уши" своей зимней шапки.
- Итак, - говорю я Костьке, - начнем первый день из предстоящих нам четырехсот шестидесяти пяти.
- Лобачевский плюс Ковалевская минус Эйнштейн, - усмехается Костька, берясь за чехол, которым накрыт прожектор. - Вот станешь академиком, и будут о тебе писать: интересную юность прожил великий ученый.
- А что? - говорю я, берясь за чехол с другой стороны. - Не исключено. По теории вероятности.
- Скажи лучше - по теории невероятности. Снимай! Двери надо пошире открыть.
Прожектор стоит в гараже на тележке, а тележка - на рельсах. Выкатить эту махину на прожекторную площадку не так-то просто. Пришлось попыхтеть, пока окаянная не сдвинулась с места. Так будет каждый день. Зато к концу службы у нас нарастут мускулы, как у Василия Алексеева. Лучшей тренировки не надо.
- Слушай, а этот остров как-нибудь называется?
- Остров Пасхи, - отвечаю я. - Тот самый.
- Серьезно же спрашиваю.
- Мадагаскар.
Я не заметил, как подошел Сырцов.
- Остров называется Кузнечный, - сказал он. - А вы долго возитесь.
- Готово, отец.
- Рядовой Соколов, я вам не отец, а сержант. Ясно?
- Ясно, батя. Только не топочи на меня.
- Еще раз - и получите наряд вне очереди.