- Стой, стрелять буду! - снова громко и хрипло, срывающимся голосом выкрикнул Серов.
За осинками сверкнуло, и пуля пропела где-то рядом. Выстрел в постоянно давившей на слух тишине прозвучал необычайно громко.
- Бросай оружие! - загремел Симонов. - А не то раскатаю из автомата…
Впереди снова раз за разом треснуло, пуля с сочным хрустом впилась в дерево. Эхо раскатилось далеко по болоту и замерло вдали, может быть, за дорогой.
- Ложись! - коротко скомандовал Серов, упал между кочками и пополз, поравнявшись с Коротковым, предупредил: - Не стрелять пока.
Приподнявшись на руках, Серов смотрел туда, где сверкали огоньки выстрелов, но ничего не смог разглядеть. Чуть белели в темноте редкие тонкие стволы березок. Снова послышался топот, человек убегал. Серов легко оттолкнулся и тоже побежал. Слева от него тяжело топал сапогами Симонов - теперь не имело смысла таиться. Справа тоже кто-то бежал. Серов догадался - это Петькин с пограничниками.
Убегавший снова выстрелил. Симонов споткнулся и выронил автомат.
- Ранены?
- Нет. Приклад расщепило.
Серов поднял пистолет и дважды выстрелил, беря повыше, чтобы не задеть нарушителя, но припугнуть его, прижать к земле. И это подействовало - нарушитель где-то затих, затаился. Серов тоже приказал всем залечь. Теперь на пулю нарваться можно было запросто, враг мог стрелять прицельно. Было тихо, только слышалось дыхание людей, да лез в уши комариный звон.
- Может, Кузнечика пустим? А то ведь подстрелит кого-нибудь, - предложил Коротков. - Кузнечик его образумит.
- Пускайте. Как только собака схватит нарушителя, тут же бросаемся и мы.
Коротков отстегнул карабинчик от ошейника.
- Давай, Кузнечик, не подведи, родной. Фас!
Пес бросился в сторону врага. Через несколько секунд послышалась возня, глухой вскрик человека, злобный рык собаки.
Пограничники метнулись на звуки борьбы. Не успели добежать, грохнули выстрелы. Кузнечик коротко взвизгнул.
Серов заметил метнувшуюся в сторону тень, кинулся наперерез. Показалось, прямо в глаза ему полыхнуло пламя, чем-то тяжелым ударило в висок, оглушило. Почти не сознавая уже, что делает, он настиг тень и кулаком с зажатым в нем пистолетом двинул по ней. Ощутил, что угодил. От удара тень надломилась, осела. Зацепившись за что-то, Серов не удержался на ногах и тоже упал. Почти тут же вскочил, но, не в силах превозмочь вдруг появившуюся в ногах и руках вялость, присел, опершись спиной о ствол дерева. Глухота отступила, будто из ушей выскочили пробки, и он услышал, как рядом кричал Симонов:
- Все, готов! Припечатали, теперь не уйдешь!
До Серова с трудом доходил смысл слов старшины. "Как готов? Что значит "припечатали"? Застрелили нарушителя?" Но ведь как будто выстрелов он не слышал. А как он мог их слышать, если оглох?
Висок тупо ныл, за ухом дергало и жгло, словно втыкали раскаленное шило, за воротник текло горячее. Он потрогал висок, рука стала мокрой, липкой.
- Лежи смирно! - снова услышал рокочущий бас Симонова.
Вспыхнул следовой фонарь, над Серовым склонился Петькин:
- Что с вами? Вы ранены?
В снопе света лежал человек со связанными руками. Он моргал и отворачивался от ярко бьющего луча. Рядом с ним неподвижно распластался Кузнечик.
- Не стрекочите. Ранило, ранило… Мы не в куклы тут играли. - Симонов опустился на колено, осветил карманным фонариком Серова. - Ударчик у вас, Михаил Федорович, как у заправского боксера. Этот, как мешок с отрубями, свалился, - он кивнул на лежащего человека. - Э, да вы в самом деле ранены. Держи-ка фонарь, Петькин.
Он принялся осматривать висок, мягко поворачивая голову Серова.
- Кажется, только скользнула пуля, кожу рассекла. От уха капельку отщипнула. Я-то видел, как вы споткнулись, да сразу вскочили. Ну, подумал, все в порядке. Занялся нарушителем. Вот его пистолет. Успел новую обойму вставить, только пострелять больше не довелось. Не дали.
Старшина сунул пистолет в карман, разорвал индивидуальный пакет и начал бинтовать.
- Оглушило меня, совсем было слышать перестал, - проговорил Серов, удивляясь, как Симонов мягко, неслышными прикосновениями пеленает голову. - Что с псом?
- Нет больше Кузнечика, - Симонов вздохнул, голос его вздрогнул. Он кончил бинтовать, затянул узелок, помолчав с минуту, добавил: - Погиб Кузнечик, товарищ старший лейтенант.
Серов посидел еще немного, ухватившись за ствол осинки, тяжело поднялся, подождал, когда отпустит головокружение.
- Обыскали? - кивнул он на задержанного.
- Кроме пистолета, еще это, - старшина протянул кожаный бумажник. - Больше как будто ничего нет. Может, в одежде что зашито.
В бумажнике был советский паспорт, еще какие-то документы, деньги. "После разберемся. С этим потом", - подумал Серов.
- Надо обыскать местность. Возьмите солдат и тщательно осмотрите, - сказал Серов, пряча бумажник.
- Все прочешем. За мной, ребята!
В сторонке, положив голову Кузнечика себе на колени, сидел Коротков, горестно нашептывал что-то сквозь слезы, гладил погибшего друга.
Сноп света заскользил между осинками, ложился на кочки, пробегал по траве и кустам. Серов следил за ним взглядом и чувствовал, как боль в виске постепенно отступала, в ногах уже не было той противной слабости, которая свалила его после того, как пуля чиркнула по виску.
Неожиданно раздался истошный крик Петькина: "Товарищ старшина!" - и ахнул взрыв.
- Охраняйте нарушителя, Коротков! - сказал Серов и опрометью бросился к месту взрыва.
Первым он увидел Симонова. Старшина поднимался, держась за высокую кочку, и ругался. Серов еще никогда не слышал, чтобы Симонов так ругался. А тот гремел на весь лес, не стесняясь в выражениях. Тут же стонал Петькин.
Старшина подобрал валявшийся фонарь, осмотрел Петькина. По брюкам над коленом расползалось темное пятно. Осколок прошил мякоть и застрял на выходе под кожей. Перевязывая, старшина рассказывал:
- Обшарили местность вокруг - ничего. А тут, глядь, рюкзак валяется. Поднял я его. Думаю, дай проверю, прежде чем вам докладывать, нет ли какой шкоды. Довольно увесистый рюкзачок. Хотел посмотреть, что в нем. Клапан не поддается, вроде нитками пришитый. Дернул я посильнее, слышу - щелчок какой-то. А тут Петькин заголосил, налетел на меня. С ног сбил, упал я между кочек, а Петькин сверху. Тут и рвануло… - Серов уловил в голосе Симонова теплоту, и гордость за солдата, и удивление. Наверное, не думал старшина, что Петькин в такой критической ситуации быстрее его, старого служаки, сообразит, какая опасность кроется в простом легком щелчке, и, не думая о последствиях, примет ее на себя. Симонов закончил перевязку, потрогал, не туго ли, сказал: - Готово. Сегодня я санинструктором поневоле сделался. Никого больше не задело?
- Нет, не зацепило, - радостные, что пронесло, ответили молодые пограничники, оставленные начальником отряда.
Один из них поднял и подал старшине рюкзак.
- Целый! - удивился Симонов, осторожно ощупывая мешок из плотной зеленоватой ткани. - Видать, когда я резко дернул клапан, взрывное устройство вывалилось…
В рюкзаке обнаружили передатчик, несколько снаряженных обойм для пистолета, пачки денег, блокноты, очевидно, с шифрами.
Настроив рацию, Серов условным кодом доложил начальнику отряда о задержании нарушителя границы и ранении рядового Петькина. Полковник приказал выходить к дороге. Он подошлет туда машину.
Подвели лошадей, Петькина подняли в седло.
- Усидишь? - Старшина замотал портянкой его голую ногу, вставил ее в стремя.
- Ага, буду держаться, - сквозь зубы, невнятно ответил Петькин.
- Крепись, казак, атаманом будешь.
Нагнувшись, Симонов потянул нарушителя за воротник:
- Хватит разлеживаться, простудишься.
Коротков мял в руках поводок, который совсем недавно был пристегнут к ошейнику его Кузнечика.
- Товарищ старший лейтенант, Кузнечика здесь не оставлю. На себе до заставы понесу, а не брошу. Не могу.
- Успокойтесь. Кто вам сказал, что мы бросим Кузнечика? Кладите его на другую лошадь!
- Как же вы-то пойдете? Вы ранены, вам надо ехать.
- Обойдется.
За осинником, перед дорогой, открытая низина. Под ногами вязкая сырая почва. Серов с удивлением вдруг заметил, что ведомая им колонна словно забрела в молоко. Туман плотной пеленой скрыл ноги людей и лошадей, и странно было видеть невесомо плывущие, наполовину урезанные фигуры.
На кромке болота черемуховые дебри, тугие заросли колючего шиповника, приторно пахнущего болиголова. С листьев падали тяжелые капли росы.
Из-за поворота, полоснув светом по придорожным кустам, показалась крытая грузовая машина. Навстречу ей вышел Симонов. Скрипнули тормоза, и чей-то звонкий голос позвал:
- Егор, ты?
- Само собой, я. А ты откуда взялся? - глухо ответил Симонов.
- Да стреляли здесь где-то… - говоривший вместе с солдатами выскочил из кузова на гравий дороги. - Не зря, думаю, мой заслон сняли и сюда перебросили.
Ответить Симонов не успел. С противоположной стороны подкатил "газик" полковника Коновалова.