- Значит, она вас не любила! - безапелляционно заявила Вика. Нина посмотрела на нее неприязненно, но ответа Виктора ждала с любопытством.
- Не знаю, не хочу ее судить. Сложно все получилось. Возможно, для нее это я пропал… в общем, непонятно все, не хочу я об этом говорить.
Вика пошла жарить картошку и они остались в комнате вдвоем. Нина сразу засмущалась, сложила в руки на коленях, словно отделилась.
- А куда Тома подевалась? - чтобы хоть как-то поддержать беседу спросил Виктор.
- Она в госпитале, меня подменяет, - коротко ответила она. Ее былая веселость и общительность, проявленная ранее в поезде, куда-то подевалась. Пауза в разговоре затягивалась.
- Наверное, я зря пришел, - вздохнул Виктор.
- Нет, нет, - вскинулась Нина, - не зря. Просто я подумала… мы не сможем часто видеться. У меня работа в госпитале и в институте лекции еще, я просто не смогу. Я тут-то ночую раз в неделю, больше на работе все… Тебе, наверное, не нужна такая…
Виктор увидел, как ее лицо заливает бледность, а широко открытые глаза смотрят куда-то сквозь него, в пустоту. "Отмазывается, - подумал он, - не хочет. Вот блин, ну почему мне так не везет?" Настроение испортилось окончательно.
- Разумеется, не сможем, - ответил он. - Я в Саратов можно сказать случайно попал. Может, еще буду приезжать, а может и нет. Когда на фронт пошлют, то уж точно не увидимся. А какая мне нужна девушка, то это только мне решать. - Виктор немного помолчал, и добавил. - ты если не хочешь, то так и скажи. Я уйду без всяких обид. Мне обижаться не на что.
Нина молчала. Виктор подумал, что в летное общежитие лучше идти сейчас, пока окончательно не стемнело. Он тяжело поднялся с жалко заскрипевшего стула, нога привычно заныла.
- Нет, не уходи, - Нина схватила его за руку, - пожалуйста.
Пальцы у нее оказались горячие, обида моментально пропала, желание уходить тоже.
- Я просто… не знаю… останься, - глаза у нее были испуганные.
"Да ей меня просто жалко, - вдруг пришло ему в голову, - из жалости привечает, поэтому и оставила". Мысль эта была неприятна, но поразмыслив, он смирился. Из жалости, не из жалости – какая разница. Война идет, надо жить сегодня и сейчас, потому что завтра может и не быть. Он накрыл ее ладонь своей, чуть сжал. Нина слабо улыбнулась.
- Тебя до которого часа отпустили? - спросила она.
Он неопределенно пожал плечами. - Завтра в семь улетаю, так что на сегодня я птица вольная.
Картошка поспела аккурат к приходу Томы. Письменный стол освободили от учебников и чуть подвинули из угла, чтобы всем хватило места. Главным украшением его являлась большая сковорода жареной картошки и бутерброды из перемешанной с луком измельченной тушенки. Когда уже хотели садиться девушки пошептались, и Вика поставила на стол маленькую бутылочку.
- Вот, для вас, - сказала она, - мы слышали, что летчики любят водку пить – Она по-прежнему называла Виктора на "вы".
- А я слышал, - удивился Виктор, - что студенты, а особенно медики, любят пить не меньше, особенно спирт.
- Это спирт и есть, - рассмеялась Нина, - разбавленный немного. Только мы не пьем.
- Не пьет одна сова, - в свою очередь улыбнулся Виктор, - я думаю, вы поддержите мой тост! За победу!
"Непьющие" тост поддержали. Спирт оказался действительно слабо разбавленным, градусов в шестьдесят и лихо ударил в голову. Девушки сразу раскраснелись и принялись уплетать картошку за обе щеки, Виктор не отставал. Такой вкуснятины он не ел давно. Подогретый спиртом ужин проходил очень весело. Очень скоро он общался с девушками так, словно был их старым другом и знал их сто лет.
После ужина, пока заваривался чай, он пошел курить. Нина увязалась следом. На коммунальной кухне какая-то старушка варила на примусе кашу, другая мыла в тазике посуду. Виктор стал предметом их самого пристального изучения, поглядывали в его сторону скорее одобрительно. Он легонько подтянул к себе Нину за руку и тихонько приобнял, как бы заявляя на нее свои права. Она не сопротивлялась и довольно улыбаясь, запрокинула вверх голову. Глаза у нее были чуточку пьяные и если бы не посторонние, Виктор давно бы ее целовал.
Бабка у примуса, чуть кашлянула и неожиданно сильным голосом спросила. - А сколько же тебе лет, сынок.
- Двадцать один, бабуля, - он сильнее прижал к себе девушку, отчего та возмущенно пискнула и поспешно освободилась.
- Вот же война проклятая, - закачала головой бабка, - а я уж думала, глаза подводят. Лицо молодое, а сам как мой старик, - бабка широко закрестилась, отчего Нина презрительно сжала губы.
Курить Виктору сразу расхотелось, и он потянул Нину обратно. Едва они вышли из кухни, в узенький безлюдный коридорчик, он остановил ее и, подхватив на руки, принялся целовать. Она откликнулась охотно, довольно умело и с нешуточной страстью. Он даже в первые несколько секунд растерялся.
В комнату они ввалились минут через пять, ошалевшие, с покрасневшими от поцелуев губами. Не сговариваясь спешно оделись, и пошли на улицу. За окном давно было темно, периодически срывался редкий мелкий снег, а они все гуляли вдвоем по нечищеным заснеженным тротуарам, целуясь и разговаривая.
За полуторачасовую прогулку они сделали уже несколько кругов по кварталу и снова подошли к их домику. От такой вроде бы незначительной нагрузки больная нога разнылась не на шутку. Он все сильнее хромал и делал все более длительные перерывы для поцелуев. Это заметила Нина.
- Болит, - участливо спросила она.
Отрицать очевидное было глупо, и он кивнул.
- Бедненький, - она прижалась к нему и после небольшой паузы сказала. - Я не хочу, чтобы ты уходил.
- Я и сам не хочу, - ответил он, - мне с тобой хорошо.
Виктор не стал говорить, что в общежитие идти скорее всего нет никакого смысла и ничего хорошего кроме неизбежных неприятностей он там не найдет. Да и не факт, что с разболевшейся ногой он сможет туда добраться.
- Может, останешься у нас? - выдохнула она.
- Что? - Виктору показалось, что он ослышался.
- У нас, - криво улыбаясь, ответила Нина, - на ночь.
"Даст", - подумал Виктор.
- Да я с удовольствием, - внутренне ликуя, согласился он, - вот только твои подружки… как поместимся?
- Поместимся, - улыбнулась она и, заговорщицки понизив голос, зашептала, - у Томы жених ночевал так один раз. Он у нас в госпитале лечился… - она засмущалась и оборвала себя на полуслове. - Просто куда тебе ночью с такой ногой идти. Переночуешь, отдохнешь…
"А может и не даст", - задумался он и, утопив ее ладошку в своей руке, похромал к дому.
Коммуналка уже погрузилась в сон. В кромешной темноте они пробрались в комнату, слушая сопение Таниных подружек, сняли верхнюю одежду.
- Спят, - прошептала она, - не шуми, пожалуйста. Ляжешь на полу, укроешься комбинезоном. Если хочешь, могу и свое пальто дать, так теплее будет.
"Не даст, - огорчился Виктор, - при спящих подружках… не даст".
Она приготовила ему постель сама, в комнате была темнота, хоть глаз выколи, потому Виктор больше мешал, натыкаясь на предметы.
- Ну вот, - сказала она, - спокойной ночи. - Рука Нины при этом коснулась его бедра и там и осталась.
Он хотел было ее привлечь к себе, но она отстранилась. Но отстранилась странно, оставшись на месте. У Виктора мозги заскрипели он напряжения.
- Погоди, чего-то курить захотелось. Проводишь, а то я тут заблужусь впотьмах.
Она согласилась и за руку повела его на темную ночную кухню. Там все еще стоял слабый запах дыма и чего-то кислого, неприятного, но никого уже не было, дом спал. Нина зашарила на стене, ища выключатель, Виктор перехватил ее руку, притянул к себе, обнял. Она словно ждала это, жадно принялась целоваться. Поняв, что девушка вовсе не рвется спать, он начал действовать смелее, давая волю рукам, тиская ее грудь, задрав подол платья, залез ей в трусики. Она позволяла ему буквально все, и Виктор, одурев от ее близости и вседозволенности, стал действовать нагло, без долгих прелюдий. Повернув Нину к себе спиной, он решительно задрал на ней платье до самых подмышек и, нащупав резинку трусиков потащил их вниз. Она чуть вздрогнула, но позволила и это. Чуть толкнув в спину, он заставил ее склониться вперед. Нина наклонилась, уперлась руками в подоконник и покорно замерла. В темноте белым мрамором сияли ее голые ягодицы. Трясущимися руками он расстегнул бриджи. Пуговицы кальсон выскальзывали из пальцев, не желая расстегиваться, сердце безумно бухало. В комнате была абсолютная тишина, слышалось только их тяжелое дыхание. Оглушительно щелкнула об пол оторванная пуговица, грохоча и дребезжа, покатилась. Он пригнулся, приноравливаясь к ее невысокому росту, подался вперед. В голове металась одна – единственная мысль. - "Дала"…
Потом он все-таки покурил, рассевшись на подоконнике. Умиротворенный, довольный, расслабленный. Нина стояла рядом, уткнувшись лицом ему в грудь, и Виктор лениво гладил ее волосы. Мысль, что у него появилась своя женщина, приятно грела душу…
Разбудила его Вика, аккуратно потрепав за плечо. - Вставай, вставай, тебе пора.
Он тяжело поднялся. В комнате было холодно, прикрученная керосинка погружала ее в полумрак. В затылке неприятно ломило от недосыпа, тощий матрас отпечатал все неровности пола на спину. Он потянулся, пытаясь хоть как-то размяться, подошел к Нине. Она спала на боку, на краю их девичьего ложа, приоткрыв во сне рот. Подсев рядом, Виктор принялся ее гладить. Вчера он хотел с ней еще раз и пытался уложить на пол, на свою лежанку, но она больше не дала и, потрепав ему волосы и пожелав спокойной ночи, ушла спать к подружкам. Засыпая, он слышал, как она все еще ворочалась на кровати.