Он вещал, а я сидел перед ним на табурете, делая вид, что внимательно слушаю, и даже согласно кивал головой; в одном же месте, заметив улыбку на лице майора, я тоже как дурак улыбнулся. Более всего я боялся, что забудусь хоть на мгновение, усну и свалюсь.
Наконец он умолк и, сопровождаемый майором, отправился отдыхать. Я спускался за ними по лестнице, лихорадочно измышляя предлог, чтобы отозвать майора в сторону и переговорить.
Внизу, извинясь перед начальством, он заскочил в кабинет, где сидел дежурный - румяный усатый капитан с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Я вошел следом и, прикрыв за собой дверь, без обиняков сказал, что мне надо чуть позже позвонить начальству по "ВЧ".
- Откроешь ему кабинет, - вешая ключ на доску, приказал майор дежурному.
- И не в службу, а в дружбу, - мгновенно продолжал я, - разреши посмотреть следственные дела.
- Тетенька, дайте попить, а то так есть хочется, аж переночевать негде, - оборачиваясь, не без ехидства заметил майор и велел дежурному: - Передай Сенчиле, пусть покажет... Только карателей и пособников!.. Ты извини - начальство. - Кивнув в сторону двери, он торопливо сунул мне руку. - Заскакивай завтра.
"Только карателей и пособников!.." И за это спасибо... На большее я и не рассчитывал.
- Минутку. - Удерживая его ладонь, я бесцеремонно загородил дорогу. - Ты на Каменских хуторах горбуна Станислава Свирида знаешь? Чернявый такой... нервный.
- Не знаю, - выдернув руку и обходя меня, сказал майор. - И фамилия не встречалась.
- А Павловского?
- Какого? Один сидит у нас.
- Это старший. - Сам удивляясь своей настырности, я у самого выхода ухватил майора сзади за рукав. - А сын?
- У него два сына. - Открыв дверь, майор проворно ступил через порог и уже из коридора повторил: - Заскакивай завтра...
Немного погодя я сидел в чьем-то пустом прокуренном кабинете и при тусклом свете керосиновой лампы просматривал следственные дела на бывших старост, полицаев и других пособников немцев.
В протоколах значились весьма стереотипные вопросы и почти одними и теми же словами фиксировались ответы подследственных. Большинство из них было арестовано еще несколько недель назад. Ничего для нас интересного. Совершенно.
"...Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы выдали немцам семью партизана Иосифа Тышкевича?"
"...Перечислите, кто еще, кроме вас, участвовал в массовых расстрелах советских военнопленных в Кашарах в августе 1941 года?"
"...При обыске у вас обнаружены золотые вещи: кольца, монеты, бывшие в употреблении зубные коронки. Расскажите, где, когда и при каких обстоятельствах они к вам попали?"
Понятно, они боролись за жизнь, отказывались, отпирались. Тоже довольно однообразно, одинаково. Их уличали свидетельскими показаниями, очными ставками, документами.
Каратели, убийцы, мародеры - но какое отношение они могли иметь к разыскиваемой нами рации и вообще к шпионажу? Зачем они нам? Зачем я трачу на них время?
А вдруг?..
Это "А вдруг?" всегда подбадривает при поисках, порождает надежду и энергию. Но я клевал носом и еле соображал. Чтобы не заснуть, я попытался петь - меня хватило на полтора или два куплета.
Дело Павловского-старшего выглядело точно так же, как и другие: сероватая папка, постановление об аресте, протоколы допросов и далее неподшитые рабочие документы.
Он был арестован как фольксдойче, за измену Родине, однако что он совершил криминального, кроме подписания фолькслиста и попытки уйти с немцами, я так и не понял.
И не только я. За протоколами следовала бумажка с замечанием начальства:
"т. Зайцев. Не вскрыта практическая предательская деятельность П. Необходимо выявить и задокументировать".
Задавался между прочим Павловскому и вопрос о сыновьях, на что он ответил:
"Мои сыновья, Казимир и Николай, действительно служили у немцев на территории Польши в строительных организациях, в каких именно - я не знаю. Никакие подробности их службы у немцев мне не известны".
Вот так. В строительных организациях. А Свирид уверял, что в полиции. На ответственной должности.
Собственно, полицаи и другие пособники нас мало интересовали. Однако меня занимало, что делал Казимир Павловский и двое с ним в день радиосеанса вблизи Шиловичского леса? Как он оказался там? И почему все трое экипированы одинаково, в наше якобы офицерское обмундирование? Для того чтобы лазать по лесам, это не нужно, более того - опасно. Впрочем, я допускал, что относительно их вида, деталей внешности Свирид с перепугу мог и напутать.
* * *
Минут десять спустя, сидя у аппарата "ВЧ" в кабинете начальника отдела, я ждал, пока меня соединят с подполковником Поляковым.
Я звонил, чтобы доложить о ходе розыска и в тайной надежде, что в Управлении уже получен текст расшифровки или, может, какие-нибудь новые сведения о передатчике с позывными КАО и о разыскиваемых.
Такая надежда в тебе всегда. И вовсе не от иждивенчества. Сколь бы успешно ни шли дела, никогда не забываешь, что группа не одинока, что на тебя работают, и не только в Управлении. Кто-кто, а Поляков не упустит проследить, чтобы делалось все возможное повсюду, в том числе и в Москве.
Наконец в трубке послышался негромкий, чуть картавый голос подполковника, и я весьма отчетливо представил его себе - невысокого, с выпуклым шишкастым лбом и чуть оттопыренными ушами, в гимнастерке с измятыми полевыми погонами, сидевшей на нем свободно, мешковато. Я представил, как, слушая меня, он, сидя боком в кресле, станет делать пометки на листе бумаги и при этом по привычке будет время от времени тихонько пошмыгивать носом как-то по-детски и вроде обиженно.
Я стал докладывать о ходе розыска, рассказал о следах у родника и о том, как обстреляли Таманцева, о разговорах с Васюковым и Свиридом. Во всем этом не было ничего значительного, но он слушал меня не перебивая, только изредка поддакивал, уточнял, и я уже понял - ничего нового у них нет.
- Что делал Павловский и двое с ним в день радиосеанса вблизи Шиловичского леса - это вопрос... - когда я умолк, произнес он. - Как оказался там?.. Значит, так... Павловский Казимир, или Казимеж... Георгиевич, тысяча девятьсот семнадцатого или восемнадцатого года рождения, уроженец города Минска (неточно), по документам предположительно белорус или поляк... Да-а, негусто... Проверим по всем материалам розыска... Теперь, Павел Васильевич, относительно текста... Генерал только что разговаривал с Москвой. Дешифровки еще нет. И наши бьются пока без результата. Но я надеюсь, что завтра или послезавтра текст будет. А пока дожимайте лес!..
11. В лесу у родника
Хижняк разбудил их затемно - наскоро позавтракав, они до солнца уже были в лесу.
Все вокруг еще спало предрассветным сном. Они шли узенькой дорогой, оставляя темные полосы следов на серебристо-белой от росы траве. Таманцев недовольно оглядывался. Впрочем, день обещал быть жарким: сойдет роса, и полосы-следы исчезнут. А пока воздух прохладен и полон пахучей свежести - шагать бы вот так налегке и шагать...
Андрею мучительно хотелось заговорить. Ведь вскоре придется разойтись и провести весь день в одиночестве. Но говорить можно лишь о деле (а что ему сказать?), да и то шепотом. "Лес шума не любит", - не раз замечал Алехин.
Спустя полчаса Андрей вывел их к роднику. По ту сторону коряг на темной болотной земле, под кустом, как и вчера, отчетливо виднелись отпечатки сапог. Балансируя на длинной изогнутой коряжине, Таманцев и Алехин присели на корточки и рассматривали следы. Вытянув из кармана нитку с разноцветными узелками, Таманцев промерил длину отпечатка, длину и ширину подметки и каблука. Затем, послюнив палец, приложил его к следу: земля почти не липла.
Еще около минуты он разглядывал отпечатки и трогал их, осторожно касаясь краев сильными пальцами.
- Немецкий офицерский сапог. Массового пошива, - выпрямляясь, наконец промолвил он. - Размер соответствует нашему сорок второму. Малоношеные, можно сказать, новые. Индивидуальные дефекты износа еще не выражены. След сравнительно свежий, давностью не более двух суток. Отпечаток случайный: тот, кто пил, оступился или же соскользнул с коряги и наследил. Это человек высокого роста: сто семьдесят пять - сто восемьдесят сантиметров.
- В-в лесу к-кто-то есть, - не выдержав, прошептал Андрей (после контузии он заикался, особенно в минуты волнения).
- Тонкое жизненное наблюдение! - фыркнул Таманцев и, помедля, продолжал: - Возможно, он был не один. Трава следов не хранит, а здесь они наверняка ступали по корягам. И если бы один не наследил, то ничего бы и не осталось.
- Р-родник не с-слышен и с д-дороги не виден, - обращаясь к Алехину, прошептал Андрей; ему очень хотелось, чтобы обнаруженные им следы оказались результативными и пригодились при розыске. - С-следовательно, з-зайти сюда могли т-только люди, з-знающие лес или б-бывавшие здесь.
- А также тот, у кого есть карта, - мгновенно добавил Таманцев. - Родник наверняка обозначен.
К огорчению Андрея, он оказался прав.
Несколько минут они втроем лазили в мокрой густой траве, осматривали кусты и деревья вокруг родника.
- Мартышкин труд! - сплюнул Таманцев, с неприязнью разглядывая следы. - Вот вам еще фактик! Который тоже ничего не дает и не объясняет. Нужен текст! - убежденно сказал он. - А без текста будем торкаться, как слепые щенята!
- Текст должны сообщить сегодня или завтра, - сказал Алехин. - Текст будет! - заверил он. - А пока мы должны отыскать место выхода и установить, кто позавчера был в этом лесу.