В повести рассказывается о стойкости и морально-психологической закалке советских воинов, временно находящихся за рубежом нашей Родины.
Книга рассчитана на массового читателя.
Котенев Алексей
Последний перевал
повесть
I
Эшелоны шли на восток. Преодолевая огромные пространства, они катились длинными вереницами из поверженного Берлина и ликующей Праги, с берегов задымленного Одера и помутневшего от взрывов Дуная. Спешили день и ночь, словно понимали: кончилась война - солдатам надо домой, скорее домой!
В одном из эшелонов ехала гвардейская танковая бригада. В головном вагоне - разведчики. В углу пиликал потрепанный трофейный аккордеон, о фанерную крышку чемодана непрерывно стучали костяшки домино. С верхних нар лилась протяжная и задумчивая украинская песня про молодую Галю…
Пока ехали по чужим краям, разведчики больше лежали на нарах, коротая каждый по-своему томительные часы; но когда эшелон пересек государственную границу, все потянулись к раскрытым дверям взглянуть на родную землю: как она, матушка, тут поживает? Под голубым небом плыли знакомые до боли в сердце поля, возникали и оставались позади синие реки и озера. Иногда по пути попадались разрушенные села и поселки с обнаженными черными печами, напоминая солдатам о недавних боях и пожарищах, но их тут же застилала буйная зелень, как бы утверждая - война кончилась и наступила ясная мирная пора.
Командир взвода разведки Иван Ермаков - рослый чубатый парень, - облокотившись на дверную перекладину, глядел на пробегавшие мимо телеграфные столбы, о чем-то сосредоточенно думал. Около него сидел на свернутом брезенте его помощник Филипп Шилобреев и, топорща усы, перебирал рыболовецкие снасти - крючки, блесны да лески, добытые в Германии. Мечтал, видно, о хорошей рыбалке, о свежей ушице, сваренной где-нибудь на берегу таежного озера…
Справа от него пристроился на том же брезентовом свертке черноголовый, смуглолицый радист Сулико - читал книжку по садоводству, которую проносил в ранце всю войну. А слева трудился пухлощекий Ахмет - старательно начищал свои награды. Особенно усердствовал над орденом Славы, полученным недавно за пленение фашистского оберста.
Рядом с Ахметом, как всегда, Санька Терехин. Пилотка у Саньки съехала на самое ухо, льняная челка рассыпалась, ворот расстегнут до последней пуговицы. Любит Санька повольничать. Хлебом его не корми - дай только расстегнуться да расслабить ремень.
- Хватит тебе тереть свои медали: все золото сотрешь! - подшучивает он над дружком, кося зеленоватые глаза.
Из всех разведчиков у Терехина самое низкое образование: всего четыре класса. Но, несмотря на это, он не прочь ввернуть в разговор ученое словцо и даже забраться в дебри истории. А фантазия у него богатая. Перед отъездом из Германии он увидел около вокзала расщепленную снарядом березу. Она еще зеленела, шевеля молодой листвой. Подошел к ней Санька и стал утверждать, что береза эта рязанская. Привезла ее сюда на волах Екатерина II, выкопав в палисаднике у Санькиного деда. На этом основании Санька отломил от березы надломленный сук, укрепил его у вагонных дверей и вот обосновался теперь в тени под березой. Над его головой, как в лесу, шумят березовые листья, стучат по обшарпанной стене, напоминая о родных рязанских местах…
- Вот бездельник! - шипит Ахмет. - Сам не чистит и другим, понимаешь, препятствует.
Упрек законный: награды у Терехина действительно в запущенном состоянии. Совсем потускнели - глянуть не на что. А медаль "За отвагу", которой его наградили под Прохоровкой, выглядит настолько старой, как будто получил он ее во времена Куликовской битвы.
- Из-за внешнего вида наш Саня, как видно, и в полководцы не вышел, - отмечает Шилобреев, перематывая леску.
- В полководцы он не вышел из-за фамилии, - говорит Ахмет. - У полководца фамилия должна быть звонкая, величественная. Ну, к примеру… - Он надевает пилотку на манер треуголки, скрещивает на груди руки и, подняв подбородок, представляется: - Кор-р-рсиканец Наполеон Бонапар-р-рт! Звучит? Звучит. А тут - Санька Тереха. Куда же ему в полководцы?
- Где уж нам уж выйти замуж! - с деланной печалью соглашается Санька. - То ли дело - Маршал всего Советского Союза Ахметзянов! Звучит?
- Ну, спрашиваешь! - щерится Ахмет.
Теснившаяся у вагонных дверей пятерка во главе с Ермаковым - это ядро разведвзвода, его костяк. В каких только переделках не побывала эта известная всей бригаде пятерка зубров! До войны они были пограничниками, боевое крещение приняли на Западном Буге. Одиннадцать суток сражалась их застава с наседавшими гитлеровцами и почти вся полегла в неравном бою. Уцелело лишь девять человек. Они отошли в лес и примкнули к остаткам разбитого полка, стали разведчиками. За войну еще четверых потеряли. И вот осталось их пятеро.
В День Победы бойцы ермаковской пятерки собрались у командира взвода, выпили в тесном кругу по сто фронтовых граммов, вспомнили свою заставу, пройденные военные дороги и невольно почувствовали, как же крепко они спаялись за войну и как трудно будет им отрываться друг от друга! Не меньше других это чувствовал и сам Ермаков. Он не мог даже представить себе, как это можно проснуться однажды утром, а рядом нет ни усатого Филиппа, ни этого безалаберного Саньки Терехина. Да как же ему жить без них? Так вот и состоялось решение: ехать всем пятерым в один населенный пункт и селиться всем на одной улице.
Такому решению способствовало еще одно обстоятельство. Все росли без отцов, а некоторые были круглыми сиротами. Никто их не ждет дома. У одних семью порушила война, другие осиротели еще раньше. У Ахмета отец погиб на фронте, а мать он не помнит. У молдаванина Сулико всю семью сожгли фашисты вместе с хатой.
А Санька Терехин даже не помнит своих родителей. Рос у бабки и теперь частенько напевает под балалайку полушутливую-полугрустную песенку:
Не от мамки я родился,
Я родился от снохи,
В чистом поле, на просторе
Нагуляли пастухи.
Без отца рос и Филипп Шилобреев. Без отца вырос и сам Ермаков. По этой, видно, причине они как-то тянулись друг к другу - как братья по несчастью. Разведвзвод стал им семьей. Как же им разлучаться?
Поезд едва заметно сбавил ход, а потом снова помчался дальше, постукивая колесами о рельсы. Что остается делать солдатам в этой неуютной теплушке? Вспоминать прошлое да мечтать о будущем. Сегодня они взялись рассуждать о том, как будут работать в колхозе и кому выпадет какая должность на новом месте.
- Саньку определим в конюхи: он лошадей любит, - предложил Ахмет.
- Неплохо, - согласился Шилобреев. - А со временем и в бригадиры продвинется. Если, конечно, подучится…
- Бригадиром не потянет, - возразил Ахмет.
- Я потяну где угодно, - говорит Терехин. - А вот с тобой мы хлебнем горя. Ведь ты же со своими карьеристскими замашками обязательно потребуешь портфель. Так ведь?
Ахмет заливисто хохочет:
- Вот бессовестный Терехин! Дослужился я всего-навсего до ефрейтора, а он меня в карьеристы!
Потом они начали подбирать должность Филиппу Шилобрееву. Терехин предлагал поставить его заведующим молочнотоварной фермой, но Ахмет категорически возражал:
- Что ты, Терехин! С такими усищами - к дояркам? Козла в огород!
- Вы мне, ребята, должность не подбирайте, - сказал Шилобреев, разглаживая усы. - Я сам себе ее подобрал. Спросите какую? Задумал я, братцы, создать в колхозе рыболовецкую бригаду. Буду кормить рыбой весь колхоз. А излишки пустим на пополнение колхозной кассы. Саньку могу взять в помощники, если, конечно, подтянется по части внешнего вида, - добавляет он, подморгнув Ахмету.
Шилобреев говорить не горазд и потому пускает в ход жесты: широкая ладонь Филиппа с подвижными пальцами так и ходит безостановочно во время разговора - то рубит воздух, то загребает что-то невидимое, то отбрасывает прочь что-то ненужное. И кажется: свяжи Филиппу руки - он онемеет, не сможет сказать ни слова.
Выслушав Филиппа, Ахмет крутит круглой головой.
- Но, гвардейцы! Все должности порасхватали. Один Сулико остался без работы.
- Он у нас будет библиотекарем: книжки все читает, - высказал предположение Терехин. - Привезет из Молдавии цыганку и будет с ней почитывать…
Сулико добродушно смеется, поигрывая черными, как смородина, глазами.
- Эх, душа любезный, Саня! Не ту должность ты мне подобрал, совсем не ту. Я буду садоводом. Понял? Такой сад разведу, какого ты в жизни не видел. Как зацветут яблони и вишни - все белым-бело будет. И виноград разведу, и цитрусовые…
- У нас цитрусовые не растут, - махнул рукой Шилобреев.
- Мичурин говорит: все может расти где угодно, - твердо ответил Сулико и размечтался: - Это будет не сад, а рай! Представьте себе: солнышко встает, а сад белый-белый как снег. Яблони, сливы, груши цветут. На белых ветках пчелы жужжат…
- А по росе Санька босиком ходит, - вставил Ахмет.
- Это почему же босиком? - возразил Терехин. - У меня хромовые сапожки имеются.
- Ты мне эти сапоги отдай немедленно, - требует Ахмет.
- Ничего, в кирзовых походишь, - невозмутимо отвечает Санька.