Рассказы В. Некрасова разнообразны по своей тематике. Значительное место в сборнике занимают произведения, навеянные впечатлениями фронтовых лет. В таких рассказах, как "Вторая ночь", "Новичок", прослеживается процесс формирования, становления солдата в боевой обстановке, раскрывается во всей красоте облик советского бойца. В сборник включены короткие, пронизанные юмором новеллы-зарисовки, раздумья о том, какой след оставила минувшая война в сердцах людей.
Содержание:
Вторая ночь 1
Новичок 9
Чао, Джульянчик! 13
"Санта-Мария", или Почему я возненавидел игру в мяч 16
"Землянка" 17
Виктор Некрасов
Вторая ночь
Рассказы
Вторая ночь
Случалось ли вам когда-нибудь искать нужную часть в день, когда началось наступление? Если нет - вам просто повезло. Будь вы даже трижды стреляным-перестрелянным фронтовиком, возвращающимся после недолгого лечения из армейского или фронтового госпиталя, и то у вас уйдет на это дня три или четыре, если не больше. Что же говорить тогда о новичке бойце, впервые попавшем на фронт? А Ленька Богорад был именно таким бойцом. Было ему восемнадцать лет, и на фронт он попал впервые. Из Камышина до штаба фронта, а затем армии их - сто двадцать человек из запасного полка - вез лейтенант Гурмыза. В штабе армии Леньку и Федьку Кожемякина заставили рыть щели возле хат. Вырыли они восемь щелей по полтора метра глубиной, разровняли землю, замаскировали травой, а тем временем группа их ушла. В довершение всего Кожемякин отравился какими-то консервами, его отправили в госпиталь, и Ленька остался один, как палец. О нем все забыли. Где-то на Донце началось наступление, все бегали как угорелые, и никто не хотел с ним разговаривать. Один только повар из офицерской кухни, которому он принес четыре ведра воды, дал ему полный котелок лапши с маслом и посоветовал обратиться к капитану Самойленко.
- Вон там, где верба сухая. Парень хороший. Попросись в дивизию Петрова. Мировой генерал, и дивизия мировая. Я в ней весь Сталинград кашу варил.
Капитан Самойленко оказался действительно хорошим парнем, не накричал на Леньку, когда, попытавшись козырнуть, он уронил винтовку, а только рассмеялся, сказал: "Эх, ты, село" - и дал ему конверт с надписью: "Х-во Петрова, к-ну Переверзеву".
- На Донце ищи, у Богородичного. Они уже там, вероятно. - И вдогонку крикнул - Штык, смотри, не потеряй, а то достанется по первое число!
Ленька вышел на улицу, перевернул и привязал штык к стволу, обмотал тряпочкой затвор, чтобы не пылился, и пошел искать Богородичное. День был солнечный, веселый, в сидоре - буханка хлеба, круг колбасы и две пачки пшенного концентрата, за обмоткой - ложка, на боку - котелок, махорки полон кисет и бумаги целая газета - что еще надо? Начальства над тобой нет, иди потихонечку, присаживайся где хочешь, а надоест идти - машин на дороге много, вскакивай на любую, куда-нибудь да подвезет.
И Ленька шел и ехал, глазея по сторонам. Черт-те что творится! Он никогда не видал такого количества пушек и тридцатьчетверок. Так прямо и прут среди бела дня, громыхают, пылят, и все в одну сторону.
Раза два прогнали партии пленных немцев, и Ленька даже соскочил с машины, чтобы посмотреть на живого фрица, - до сих пор он их только в газете на карикатурах видал. Разочаровался. Люди как люди - пыльные, усталые, только сидора раз в десять больше, чем у нас, и в землю все смотрят. Один раз пролетел "мессер", кто-то крикнул "воздух", но разбежаться не успели - "мессер" улетел.
Все шло чин чином - с машины на машину, с повозки на повозку, - пока не оказалось, что день кончился, - полбуханки и круг колбасы съедены, а до Богородичного как было, когда он выходил, двадцать километров, так и осталось.
Ленька свернул с дороги, наткнулся на какой-то куст и завалился - сидор под голову, винтовку меж колен.
Всю ночь трещали над головой "кукурузники", где-то за горизонтом вспыхивали ракеты и стреляли пушки - днем их почему-то не было слышно, сейчас же грохотали без умолку. На дороге лязгали гусеницы, доносились откуда-то голоса. Ленька ворочался с боку на бок и никак не мог заснуть. Стало вдруг жалко самого себя: валяешься вот под кустом, а ребята ушли, и ни с кем не попрощался - будь они трижды прокляты, эти щели! - ни с Ванькой, ни с Глебкой Фурсовым, ни с лейтенантом Гурмызой. Неплохой все-таки лейтенант был - за две недели один раз только на него накричал, когда курицу поймал, а так очень обходительный командир. Потом в голову полезли всякие мысли. Мария Христофоровна - молодая учительница. Как она, когда в армию брали, принесла тетрадку и карандаш, чтобы письма писал. Потом еще что-то, тоже жалостное, еще что-то, и еще, и наконец заснул.
Проснулся - и все как рукой сняло. Небо голубое, кузнечики кричат, над головой жаворонки - как будто и войны никакой. Доел остатки колбасы, винтовку на плечо - и пошел. От встречных раненых - Ленька с уважением смотрел на этих усталых и совершенно серых от пыли людей, ковылявших по дороге, - узнал, что Богородичное на том берегу Донца, километрах в пяти или десяти, а может, и пятнадцати, но кто там - немцы или наши, - никто толком не знал. О хозяйстве Петрова тоже не слыхали - иди разберись, где там чье хозяйство. А вообще "идет дело помаленьку", просили закурить и шли дальше.
Часам к трем верхом на "катюшиных" снарядах добрался наконец до Донца. Речушка так себе - желтенькая, мутная, один берег пологий, другой - в гору. Лозняк вдоль дороги и у моста забит машинами, повозками. На обочине сидят бойцы, покуривают. Красные, потные лейтенанты бегают от одного к другому и загоняют в кусты. Бойцы неохотно поднимаются, делают шагов десять и опять усаживаются. У самого понтонного моста молодой парень, в танкистском шлеме, с красным флажком в руке, поочередно пропускает на мост то транспорт, то пехоту. Пыльно. Жарко.
Ленька пересек железную дорогу, примазался к какой-то части, прошел с ней мост и только подумал: "А что, вдруг фриц сейчас налетит?", как откуда-то посыпались бомбы. Очнулся Ленька под мостом, по горло в воде. Как он туда попал - один бог знает. Трясло всего, с головы до ног. Кое-как вылез на берег, волоча за собой винтовку, перелез через перевернутую пушку, упал, встал, опять упал, опять встал. Кто-то кричал визгливым голосом: "Рятуйте, рятуйте!" Билась на дороге лошадь, вытянув морду. Промчалась мимо никем не управляемая повозка, теряя какие-то ящики.
Ленька побежал. Бежал, ни на кого не глядя, ничего не слыша, ничего не видя, все вверх и вверх по дороге, подальше от моста. Выбился из сил у опушки какой-то рощи. Сел. Пилотки нет, все мокрое, в ботинках хлюпает. Шагах в двухстах от него какие-то бойцы варят что-то на костре. Ленька подошел, спросил, не знают ли они, где хозяйство Петрова. Нет, не знают, сами недавно пришли.
Пошел дальше. При звуке самолета сворачивал с дороги и шел прямо через кустарник. Опять стала слышна стрельба орудий. По дороге один за другим, подымая клубы пыли, проносились здоровенные "студебеккеры" с боеприпасами. А Ленька все шел, спрашивая всех встречных, но никто толком не мог объяснить. Одни не знали, другие чесали затылки и говорили, что, "кажется, за рощей какой-то штаб стоит", третьи просто ничего не отвечали.
Наконец напоролся на раненого, попросившего закурить. Оказалось, слава тебе господи, из петровской дивизии.
- Тебе какой полк нужен? - спросил раненый.
- Не полк, а штаб дивизии.
- Это не знаю, - устало ответил раненый и принялся перематывать черный от пыли бинт на ноге.
- А ты с какого? - опросил Ленька.
- С тридцать третьего.
- Далеко отсюда?
- Да как сказать… Километров так… В общем… Топай по дороге во-он до того столба - видишь, на проводах висит? Налево овраг будет. Вот по оврагу и двигай, дойдешь…
Ленька присел - сбилась портянка.
- А фронт где? Далеко?
Раненый посмотрел на простецкую круглую Ленькину морду и улыбнулся одними губами.
- А вот он и есть - фронт-то…
- Как так?
- А вот так. Лесочек видишь? Так там уже фриц.
- Почему ж не стреляет?. - удивился Ленька.
- Ужинает, потому и не стреляет.
Помолчали. Потом Ленька спросил:
- Ну, а вообще как? Драпает фриц?
- Да не очень. "Ванюши" подтянул и минометы. Хорошо еще, авиации пока нет.
Ленька удивился - как же нет, когда он сам под бомбежку попал.
- Да разве это бомбежка? Ты, брат, бомбежек, значит, не видал… - и раненый устало, но с подробностями стал рассказывать обычную историю о бомбежках, о том, как рядом с ним, "ну вот так, как отсюда до того дерева", упала бомба и всех убила, а его даже осколком не задела. Рассказал, встал, посмотрел на темнеющее уже небо, поблагодарил за махорку и двинулся, прихрамывая, в сторону реки. Отойдя шагов двадцать, обернулся и крикнул вдогонку:
- Где развилка оврага будет, направо валяй, а не налево, а то к фрицам попадешь!