- Рассредоточиться! Оборону занять, станковый пулемет на правый фланг! И не сползаться сюда, не сползаться! Всем по местам! Телефониста ко мне!
Солдаты, так же устало и равнодушно, как и шли сюда, направились обратно. Около Егорьева остались лишь подошедшие с другой стороны Синченко и Глыба, да все еще продолжавший сидеть на том же месте и потирающий свою шею Золин. Синченко сообщил, что полесьевского телефониста убило.
- А где телефонные принадлежности? Целы? - спросил Егорьев.
- Вроде целы, - отвечал Синченко. - Да вот они, у Петра.
И, махнув рукой стоявшему невдалеке Глыбе, крикнул:
- Эй, Петро, гони сюда аппаратуру!
Глыба подошел, держа в одной руке телефон, в другой - разматывающуюся с каждым его шагом катушку с проводом.
- Ага, значит, провод дотянул, - обрадовался Егорьев.
- Дотянули, - поправил его Глыба и охотно пояснил: - Его еще на склоне пулеметом срезало. Ну мы и дотянули, так сказать, сознавая необходимость.
- Понятно, понятно, - кивнул головой Егорьев. - Тогда давайте заносите в блиндаж, оттуда и говорить будем.
Глыба зашагал к блиндажу, но Синченко, бывший ко входу ближе, ногой распахнул дверь и вошел первым. Не успел он оглядеться вокруг, как откуда-то из глубины раздался выстрел, и пуля, пролетев над головой Синченко, ударившись, расщепила дверной косяк. Так и стоя в дверном проходе и не отрывая от живота висящий на ремне трофейный автомат, лишь немного подогнув ноги и чуть отпрянув назад, Синченко дал длинную очередь, и тут же какой-то человек, выронив пистолет, распластался на полу. Все мгновенно вбежали в блиндаж, держа оружие наготове, окружили корчившегося на полу немца. Собрав в кулак на окровавленном животе полы расстегнутого мундира, немец приподнялся на локте, оглядел собравшихся вокруг него полукольцом людей, перевел взгляд на лежащий в нескольких шагах от него пистолет. Перехватив его взгляд, Егорьев, резко подавшись вперед, ударом ноги отправил пистолет в угол блиндажа.
- О, найн, найн! - На искаженном гримасой боли лице немца изобразилась слабая улыбка. - Ихь капитулире, сда-юс.
И он, подняв вверх левую руку, прижимая локоть правой к животу и касаясь собранной в лодочку ладонью плеча, как бы в подтверждение своих действий, повторил:
- Сда-юс.
- Сдаюс! - зло передразнил немца Синченко. - А какого ж черта в меня стрелял?
Немец, по-видимому, не понимая слов, но будучи встревоженным сердитым тоном Синченко, вопрошающе посмотрел на Егорьева, распознав в нем офицера. Но Егорьев молчал, и Синченко, уже обращаясь к лейтенанту в таком тоне, будто собирается прибить сидящую на стене муху, попросил:
- Разрешите, я его докончу. На кой он нам нужен, раненный. Только медикаменты на него переводить потом.
И, не дожидаясь ответа, передернув затвор, стал поднимать автомат. Немец догадался по приготовлениям Синченко, что с ним собираются сделать. Но, против ожиданий, молить о пощаде не стал и лишь, отодвинувшись к стене, закрыл голову руками.
- Отставить! - Егорьев взялся за ствол автомата и опустил его вниз.
- Почему отставить?! - возмутился Синченко. - Если бы он минуту назад на пять сантиметров ниже взял, у меня бы дырка в голове была. А вы мне сейчас - отставить!
- Нун, шиссе, шиссе! - со злой решимостью в ярости закричал немец, отнимая руки от головы и с ненавистью глядя на Синченко.
- Ах, ты еще и недоволен, гад?! - взбесился окончательно выведенный из себя Синченко, вырывая свой автомат из рук Егорьева и наводя на немца.
- Я сказал отставить! - рявкнул лейтенант, но это не возымело никакого действия.
Тогда Егорьев схватил Синченко за руку, и направленная на немца очередь ушла в пол. Синченко кулаком оттолкнул лейтенанта, снова хватая свой автомат, Егорьев накинулся на него, выворачивая за спину руку. Ему на помощь подошел Глыба, побросав телефонные принадлежности, и проделал со второй рукой своего разбушевавшегося друга, все еще пытавшейся дотянуться до курка, то же самое. Вдвоем они прижали Синченко к полу, автомат, бряцнув, упал рядом. Теперь Иван мог его достать разве что только зубами.
- Золин! - крикнул Егорьев, кивком головы указывая на лежащий на полу автомат.
Тот подобрал оружие и, повесив себе на плечо, отошел обратно к двери. Глыба с лейтенантом тем временем отпустили Синченко, предварительно оттащив его в противоположный от немца угол.
Немец смотрел на эту сцену с презрительной улыбкой на губах.
- Ja, - промолвил он со злой иронией. - Disziplin in Rote Armee ist sehr hoh!
И, обернувшись к Егорьеву, гордо вскинув голову, произнес:
- Jch bin Offizier. Und ich will nicht verschiedene Komedium beobachten.
Егорьев, которому школьное образование позволило понять смысл речи немца, хотел было ответить в пределах все того же школьного образования, что немец является военнопленным и обращаться с ним будут как полагается, но для этого он должен не переходить дозволенных рамок, в частности, столь ироничный и злобный тон оставить навсегда. Но Егорьева упредил Глыба. Подбежав к немцу, с возмущением стал говорить, дословно все переводя:
- В Красной Армии сильная дисциплина! Он не желает созерцать разные комедии! Видали? Ах ты… - Глыба задохнулся от гнева и, не найдя, видимо, более оскорбительного слова, выдохнул: - Ах ты офицер! Ну и наглый!
И вдруг, ко всеобщему удивлению, немец почти без акцента выговорил по-русски:
- Грязная солдатская свинья!
У Глыбы так и отвалилась челюсть. Простояв несколько секунд в оцепенении, он, коротко замахнувшись, неожиданно ударил немца сапогом по лицу процедив сквозь зубы:
- Вонючий сосисочник!
- Бэй, бэй! - нервически засмеялся немец, роняя на пол капли крови с мгновенно распухших губ. - Нэ долго осталось. Все равно вас скоро всех побьют, повесят на фонарных столпах, с лыца земли сотрут, в порошок, в порошок сотрут!
Глыба ударил немца еще, на этот раз в живот, и тот, вдруг изогнувшись всем телом, издал душераздирающий крик.
- Ой! - сморщившись и глядя на немца с таким выражением лица, как будто сейчас заплачет, воскликнул Глыба. - Он же раненый.
Переполнявшая его ненависть мгновенно уступила место обыкновенному человеческому состраданию.
- Ему надо помочь, - решительно заявил Петро и сделал шаг к немцу.
- Прочь! Прочь! - поводя вокруг себя рукой и извиваясь по полу, простонал немец.
- Ну и дурак, - искренне высказался Глыба и отошел в сторону.
Немец не ответил и лишь, закрыв глаза, шептал что-то неразборчивое на своем языке.
- Так ему и надо, - злорадствовал из своего угла Синченко. - Пусть теперь загибается.
Егорьев подошел к немцу, вытащил из кармана бинт, но как только нагнулся, тот мгновенно перевернулся на спину и принялся ногами отбиваться от лейтенанта, не давая себя перевязывать.
- Помогите, подержите его! - крикнул Егорьев солдатам.
Глыба и Золин подошли, Синченко не сдвинулся с места. Втроем обмотали немца бинтом, уложили на стоящую тут же кровать, привязав руки и ноги к металлическому каркасу.
- А кто-то позвонить собирался, - невзначай напомнил Золин, когда с немцем закончили.
- Эх ты, совсем забыл, - хлопнул себя по лбу Егорьев и направился к оставленному Глыбой на полу телефону. На полпути остановился, обернувшись и показывая на немца, приказал:
- Этого подушкой накройте, чтобы не подслушивал.
- А не задохнется? - спросил Глыба.
- Ну и черт с ним! - в сердцах ответил лейтенант, раздосадованный тем, что с этим проклятым немцем совсем вылетело из головы связаться с ротным.
Поставив телефон на стол и покрутив ручку долго ждал ответа, пока наконец сквозь гул и трескотню помех не прозвучало:
- Кто на проводе?
- Говорит Четвертый, - закричал в трубку Егорьев. - Четвертый!
- Минуту!
На мгновение вдруг все стихло, и тут же послышался голос Полесьева.
- Четвертый, как там у тебя?
- Порядок, - радостно сообщил Егорьев, - взяли.
- Немцы не контратакуют?
- Никак нет, драпанули за реку.
- Высылаем к вам Второго. Как поняли?
- Отлично! - воскликнул лейтенант, но тут же поправился: - Я хотел сказать, понял отлично. - Это означало, что на подмогу идет второй взвод.
- Что еще? - спросил в трубке приглушенный голос ротного.
- Взяли "языка", но нужна медицинская помощь. Ему, и не только ему.
- Фельдшер будет, - заверил Полесьев. - Какие потери?
Орать в трубку, что потерял убитыми и ранеными треть личного состава, было бы по крайней мере неосторожно, поэтому Егорьев ответил:
- Доложу в письменном виде.
- Добро, конец связи.
Егорьев повесил трубку, подкрутив рукоятку телефона, и, потирая друг о друга ладони, обернулся к солдатам.
- Ну, теперь полный порядок.