Отпуск - это восемнадцать дней дома без камуфляжа, без бронежилета, без термостойких перчаток, без пуленепробиваемых очков, восемнадцать дней, когда не надо, проезжая мимо кучи мусора, думать, что в ней может быть спрятано, хотя большинство из них все равно думали, потому что восемнадцати дней мало, чтобы от этого избавиться. Для Козларича было делом чести поехать в отпуск в числе последних, поэтому он месяц за месяцем откладывал отъезд, в то время как его солдаты улетали на вертолетах и возвращались через три недели, имея что порассказать - каждый свое.
Специалист Брайан Эмерсон закончил отпуск в Лас-Вегасе, где во дворце бракосочетаний "Любящие сердца" (Sweethearts Wedding Chapel) заключил брак с девушкой, которая два года была его подругой; ее мать слушала церемонию издалека по сотовому телефону. Он потратил 5 тысяч долларов, похвастался он, когда вернулся, и это не считая кольца; большая часть ушла на отель "Белладжо".
- Люкс в пентхаусе, - гордо сказал он. - Полсотни с чем-то за сутки. Мы пробыли двое суток.
А потом настало время возвращаться.
- Хуже, чем когда в первый раз летели, - признался он.
Сержант Джей Хауэлл закончил отпуск в Брансоне, штат Миссури, в заведении под названием Dixie Stampede ("Южное родео").
- Вы там едите, и вам в это время показывают родео, - рассказывал он. - Тема - война между Севером и Югом. Входите, выбираете, на чьей вы стороне, Севера или Юга, они перед вами поют, танцуют, потом лошадиные скачки. У них есть оружие, даже свиньи есть, они тоже участвуют; там детей вытаскивают из публики, и дети гоняются за курами. Север против Юга. Мы уже несколько раз там были, и всегда у них кончалось вничью. Дети это обожают.
А потом настало время лететь в Ирак.
Главный сержант Ранди Уоддел просто поехал домой, и, как ни был он рад там оказаться, сердце его упало, когда он увидел, что его семнадцатилетний сын Джои ездит на пикапе, у которого пробег 160 тысяч миль, течет масло, течет трансмиссионная жидкость, разбитое окно заклеено пластиковым пакетом.
- Ну, отправились мы, значит, присмотреть другой пикап, - рассказывал Уоддел, вернувшись в Ирак, Бренту Каммингзу, - и, боже ты мой, какие они дорогущие!
Больше всего, сказал он, им понравился подержанный серый "додж" в автомагазине "Тойота", пробег - 25 тысяч миль, но цена - 17 тысяч долларов. Всего 17 тысяч, сказал продавец, маленький такой, но энергии хоть отбавляй. Ничего себе "всего"!
Каммингз сочувственно покачал головой.
- И вот сижу я однажды вечером один у себя на веранде и думаю, - продолжал Уоддел. - Говорю себе: "Ранди, а вдруг ты не вернешься оттуда - ну, мало ли что, - а вдруг ты не вернешься домой, на чем тогда Джои будет ездить, если ты за отпуск ничего ему не купишь?"
Он ходил по веранде в одиночестве взад-вперед, рассказывал он Каммингзу. Отремонтировать старый пикап? Это, конечно, ему по карману.
- Или пойти купить ему машину и разделаться с этим, и тогда, по крайней мере, я поеду обратно в Ирак с чистой совестью, буду знать, что, когда я был дома, я совершил правильный поступок.
И я купил ему пикап за семнадцать тысяч.
- Ух ты, - сказал Каммингз.
- Дай расскажу, как я это сделал, - продолжил Уоддел. - Замечательно. Устроил ему сюрприз. Нашли мы, значит, этот пикап, поездили на нем, а потом пару дней была пауза, я за это время все оформил, пока он был в школе. И вот настал день, когда можно было ехать подписывать, - я все подготовил по телефону, - и говорю ему: "Джои, поехали опять в этот магазин "Тойота", посмотрим, стоит ли там еще этот пикап". Он мне говорит: "Да какой в этом смысл? Все равно мы не сможем его купить. Мы ведь уже про это говорили. Слишком дорого". А я ему: "Поехали, потолкуем с ним. Может, уговорим на пятнадцать тысяч вместо семнадцати". И вот мы приезжаем, а пикап переставили, чтобы мне удобнее было его забрать. Подходим к одному из продавцов - этот меня не знал. Я спрашиваю: "Что с этим серым "доджем"?" - "Вы знаете, кто-то пришел сегодня утром и купил его". Ну-у-у, ты бы видел лицо Джои! "Я же говорил тебе, папа! Я же говорил тебе, что его уже купили! Говорил!" Я ему: "Давай войдем внутрь, найдем того человека и узнаем, что и как". Входим - и этот маленький сразу к нам подбегает. "Здравствуйте, мистер Уоддел, как поживаете, трали-вали…" Я ему говорю: "Я слышал, вы продали сегодня пикап, который вон там стоит?" Он отвечает: "Да, продали. Мы вам его продали!" Джои поворачивается, смотрит на меня, и я ему говорю: "Да, этот пикап теперь твой".
Вот как мы заимели этот пикап.
- Потрясающе! - сказал Каммингз.
- Неплохо вышло, - сказал Уоддел.
- Я потратил семь тысяч, - сказал Джей Марч, только что вернувшийся из отпуска и опять сидевший под деревом, с которого свисал мешок с ядом и дохлыми мухами.
- Хорош брехать, - сказал сержант, который сидел рядом.
- Правду говорю, - сказал Марч и стал описывать свои занятия после того, как ему исполнился двадцать один, прошла поминальная служба по Джеймсу Харрелсону и он отправился домой в Огайо на поиски новых слайдов для продолжающегося слайд-шоу у него в голове. - Первым делом я взял полторы тысячи долларов и повел моих двоих братишек в торговый центр, - начал он, но потом поправился: самое первое, что он сделал, - это снял на парковочной площадке у аэропорта военную форму и надел шорты и футболку, которые привезли ему братья. После этого они поехали в торговый центр. Ходили там три часа и покупали все, что хотели, распродажа или не распродажа, как будто вдруг заделались богатыми; он купил себе новые брюки, рубашку и спортивные туфли, всё белого цвета, белоснежное, потому что он хотел почувствовать себя чистым.
Из торгового центра он поехал домой, где его ждала вся прочая родня, и начались расспросы. "Что вы там делаете?" - спросили его. "Ну, выходим с территории…" - начал он и, плохо понимая, как это описать, стал вместо рассказа показывать им фотографии. "Хамви" Харрелсона в огне. "Хамви" Крейга сразу после того, как он погиб. Иракские дети в Камалии.
- И моя бабушка в слезы, - сказал Марч. - Про погибших-то она знала, но тут она увидела, каково здесь живым. Траншеи с дерьмом и все такое. Я показал ей фотку, как "хамви" застрял в траншее с дерьмом, а она спрашивает: это что - ил, слякоть? Я ей объясняю, что это дерьмо, что эти озера по обе стороны - дерьмо и моча, и она не захотела дальше смотреть. Встала, пошла в другую комнату и стала заказывать по телефону мою любимую еду - цыпленка пармезан.
Марч продолжал рассказывать про свой первый день. Он пообедал чудесным цыпленком пармезан, купил свой первый легальный блок из шести бутылок пива, а потом с братом и друзьями отправился в гриль-бар "Янки" на конкурс мокрых футболок.
Он танцевал. Пил пиво. Пил текилу. Пил виски "краун ройял". Потом опять пиво. Потом коктейль "огненный доктор Пеппер". Потом что-то еще:
- Я даже не знаю, что это, на хер, такое было: они вскипятили что-то на огне и подлили в пиво.
Он танцевал с девушкой и сказал ей, что приехал в отпуск из Ирака, потом танцевал с другой и ей тоже это сказал. На нем были его новая белая рубашка, белые брюки, белые туфли, и ему было хорошо, легко, он был, конечно, пьян, дико пьян, но все же не настолько, чтобы не услышать, как выкликнули его имя и попросили выйти на сцену.
И вот они с братом вышли на сцену, сели спина к спине на два стула, между которыми торчал стриптизный шест, а потом на сцену выскочили шесть девушек в футболках, встали вокруг них в кружок и начали танцевать, а он кричал брату: "Ну все, братан, нам отсюда не выбраться!" Притащили шланги, и вот уже девушки танцуют в лужах, мокрые с ног до головы, и стаскивают футболки, и в этот ли момент к слайд-шоу у него в голове добавился новый слайд или чуть позже? Потому что чуть позже одна из девушек наступила на его новые белые туфли, наклонилась к нему, поднесла грудь к его лицу, и вот она уже влезает к нему на колени, становится мокрыми грязными ногами ему на бедра, хватается за стриптизный шест и пытается вскарабкаться ему на плечи, и теперь у него, пьяного в дым, в голове было одно:
Мои новые белые туфли!
Мои новые белые брюки!
Моя новая белая рубашка!
Опять он был грязный.
- Но я сообразил, что это не важно, - сказал он. - Деньги-то у меня еще были. Я мог завтра себе другую одежду купить.
И он начал смеяться, потом, когда кто-то крикнул в микрофон: "Добро пожаловать из Ирака", он громко ответил, поприветствовал всех, потом одна девушка ему сказала: "Давай я тебя домой отвезу", и вот они сидят в машине перед его домом, целуются, она снимает блузку - а потом…
- Я вырубился у нее на груди. Пьяный. Совсем уже никакой. Она меня будит. "Давай лучше как-нибудь в другой раз". - "Ага".
Так что он пошел домой, снова вырубился, и ему приснился взрыв.
"Братан, что с тобой?" - спросил брат, когда он сел в постели с выпученными глазами.
Он опять вырубился, и тут зазвонил телефон.
"Они меня вызывают! Они меня вызывают!" - завопил он, потом выкурил сигарету, потом вырубился еще раз, а потом уже было утро, к нему подошла бабушка, наклонилась, сказала: "На, выпей апельсинового соку", и он подумал: "Еще семнадцать дней".
В первые часы отпуска Нейт Шоумен, идя через аэропорт Атланты, не мог взглянуть никому в глаза. Бизнесмены, говорящие по сотовым телефонам, семьи на выходных - все это было для него слишком странно. Ненормальное как норма - так Каммингз называл Ирак, но тут было прямо противоположное: нормальное как ненормальность. Опустив глаза, чтобы не показывать своих переживаний, Шоумен отправился на пересадочный рейс домой - домой и к любимой девушке, плохо понимая, как теперь будет с ней разговаривать.