5
Артели, в которой работал Иван, пофартило. Старатели нашли крупный самородок. Контора приняла его, но когда подошло время расчета, приемщик объявил: случилась промашка, проба показала - не золото это, а пустая порода.
Часто надували на приисках старателей. Но делалось это всегда ловчее, чем на этот раз. Набирали, например, в одну из артелей таких деревенских здоровяков, как Иван, которые могли без устали орудовать кайлой, таскать тачки и мало понимали в золоте. Во главе артели ставили "башлыка" - тертого, жуликоватого старателя, всегда готового вступить в сговор с приемщиком. (В татарских улусах башлыком звали волостного старшину, а старшины умели заниматься поборами, и рабочие по этой, видимо, аналогии, окрестили так и своего "старшого"). Артели во главе с "башлыком" выделяли самые богатые участки, и она добывала золота больше других, чаще находила самородки. "Башлык" вместе с приемщиком утаивал львиную долю добычи. Иван попал в артель, где собралось много бывалых старателей. Тут "башлыку" делать было нечего. И приемщику следовало остеречься. Однако жадность одолела его, и он решился на самый наглый прием - подменил самородок сходным камнем.
Старатели кинулись к управляющему. Тот и слушать не захотел. Проба, мол, есть проба. Показала не золото - значит не золото. А что приемщик вначале ошибся, так был он "под мухой".
Поняли старатели - сговор. А в этот же злосчастный день произошел обвал на другой копи, погибло пятеро рабочих из-за того, что контора поскупилась на рудную стойку. И взорвало рабочих. Вспомнили все прежние обиды, обманы, обсчеты… Остервенели, разнесли контору, приемщика порешили, а управляющий еле очухался после смертного боя. Выручили его стражники, вызванные загодя, но припоздавшие. Бунтовщиков разогнали, выловили зачинщиков.
Во время бунта на приисках оказался и Семка Борщов. Он приехал дотолковаться с управляющим об очередном сбыте свинины. Семка видел, как Иван кулаком опрокинул стражника, безжалостно избивавшего прикладом пожилого чахоточного старателя.
"А, влопался! Теперь поминки не по мне, а по тебе будут заказывать!" - мелькнула у Семки мысль.
По доносу Семки Ивана увезли в Томскую губернскую тюрьму. Потом прошел слух: смутьянов осудили: иных на каторгу, иных к ссылке в ледяную Якутию. Иван, по словам волостного пристава, получил каторгу.
Неизбывно было горе Марьки. Жила она теперь будто в полузабытьи. Что-то делала по дому, о чем-то говорила с отцом, с матерью, но ничто не касалось ее, как бы заживо оказалась погребенной в своем горе.
В эту-то тяжелую пору и явился опять к Безгубиным Матвей Борщов. Было теперь ему уже под шестьдесят, однако сила еще не покинула его, да и седина только слегка тронула виски. Выглядел в общем так, как иной мужик и в сорок не выглядит.
- А я опять за Марькой, - поясно поклонился он. - Прошу сызнова: отдайте ее нам. Только теперь уж не в няньки, а поставим в одну упряжку с Семеном моим.
- Сватом, что ли, пришел? - растерялся отец Марьки.
- Сватов зашлю погодя, чин-чинарем. Покамест потолковать хочу, чтоб в закрытые ворота потом не ломиться.
- Так Марька Семену твоему вроде не пара, - глянул отец на мать.
- Отчего не пара? Девка ладная, парню моему шибко поглянулась, сам послал.
- Приданого-то за ней нету…
- Семену моему женино приданое ни к чему. Он сам сумеет богатство нажить. А ежели я ему еще долю выделю, так не с Марькой приданое возьмем, а за Марьку, как киргизы, выкуп дадим. Пару вороных не жалко.
Знал Матвей, куда метит. У Безгубиных по осени пала от старости верная Рыжуха, а меринок, выращенный ей на смену, утонул в Чарусе. Безлошадный крестьянин уже не хозяин. А тут надвинулась пора дочь замуж выдавать, сына женить. Как, с чем их выделить? В семье старались это не обсуждать, но перед отцом с матерью стояла неразрешимая задача. Неожиданное сватовство Борщова рождало надежду.
Конечно, Марька любила Ивана. Но раз сгинул - не век же ей горевать, не в девках вековать. Семка - парень ладный, не говоря уже о достатках борщовской семьи.
А Матвей Борщов расщедрился.
- Напридачу еще корову да десяток овец дадим. Потому, знаем Марьку - стоит она такого выкупа. Да и родней будем. А нашей родне бедовать не положено.
Польстила отцу с матерью эта похвала. Пообещали они, как было заведено, малость подумать. Но ушел Матвей с твердой уверенностью, что дело, сделано. Погодя можно засылать сватов.
В Марькином согласии родители не нуждались. Мог отец выдать ее и одной своей волей, по старому обычаю. Но понимал: оскорбится Марька, тогда трудно будет согнуть ее, скорей можно сломить. И пожалел отец дочку, не стал принуждать. Вечером, когда Марька вернулась с поденки, сказал, зачем был Борщов, с какими посулами. А приметив, как потемнела девка, добавил с тяжким вздохом:
- Гляди сама. Неволить не станем. Только нужда-то больно злая…
Мать сказала слезно:
- Не в петлю же толкаем. Семка не урод какой, поживете - слюбитесь…
Марька разрыдалась, но не возразила. Жизнь свою она теперь считала все равно пропащей.
И был назначен, сговор, a потом и свадьба.
6
Снег покрыл землю уже больше недели назад. Ездили на санях, но мороз еще не окреп и не хватало у него силы сковать льдом Сарбинку. Это огорчало парней и девок. Не терпелось им покататься на лотках.
Васька Дудкин, дружок Ивана, не дожидаясь ледостава, все же подготовил лоток. Он был мастаком. Хотя и не хитрое сооружение лоток, а делать его надо с толком. Если на дворе примораживает слабо, много раз приходится поливать обмазку. Зато она становится надежнее, не отлетает при встряске на ухабах.
Васька как раз полировал у сарая ледяное зеркало лотка ладонями, когда услышал:
- Здорово, дружок!
Васька повернул голову и заморгал от удивления: у прясла стоял Иван. Кинулись друг к другу, обнялись.
- Ты… убег, что ли? - спросил Васька почему-то шепотом, хотя около них не было ни души.
- Нет. На суде меня приисковые заслонили, всю вину на себя взяли.
- Стало быть, отпустили? Ну, тогда опять вместе будем кататься! Я, вишь, лоток подготовил. Поутру глядел - реку уже корочкой чуток схватило. Только бы ночью мороз ударил покрепче…
- Не до катания мне пока. Свадьбу готовить буду.
- Свадьбу? А Марька… - Васька осекся.
- Что Марька? Что с ней случилось? - вдруг насторожился Иван.
- Ничего не случилось, но… А ты разве не знаешь?.. - замялся Васька.
- Что и от кого я могу знать, если первого тебя встретил.
- А-а, коли так…
- Да говори ты, что ты мнешься! - осерчал Иван.
- Ну, это… Сватает Марьку Семен Борщов…
- Эка новость!.. - облегченно рассмеялся Иван. - Он еще летом к ней подсыпался, без толку.
- Так тогда она за тебя собиралась. А раз тебя на каторгу… Уломали, в общем, Марьку родители. За Семку отдают.
- Когда свадьба? - спросил Иван после тяжелого молчания.
- Сегодня, сказывали люди, под венец. Скоро, поди, прикатят Борщовы.
Иван рванулся к дому Марьки.
Убитая горем Марька в это время вышла во двор. Понуро брела, зябко кутаясь в цветастую шаль, сбереженную матерью еще со своей свадьбы. Но ёжилась она не столько от первозимнего холодка, сколько от злой доли своей. Остановившись у плетенного из тальника пригона, Марька невольно поглядела на осиновую с отшелушившейся корой слегу, лежащую на краю навеса. Некогда, видимо, было отцу ошкурить, положил на время да так и оставил необработанной… Накинуть на эту слежку тот вон обрывок веревки, что висит на покоробленных тесинах воротец, и всему конец. Подумала так и в то же мгновение встрепенулась, попятилась назад.
Из-за пригона вышел Иван. Был он худ и бледен, глаза провалились, нос обострился, взгляд тяжелый - будто не Иван, а привидение перед ней. Марька слабо вскрикнула, а Иван шагнул к ней, обнял за плечи. И тогда она поморгала-поморгала налитыми слезой глазами и неудержимо расплакалась.
- Ну чего ты? Я же возвернулся. Совсем возвернулся!
- Ой, пораньше бы чуток! - как в беспамятстве ухватилась Марька за полушубок Ивана, словно земля под ней расступилась.
Кто-то хлопнул дверью, и Мария сразу пришла в себя. В доме у них уже собралась вся родня Безгубиных, ждали, когда подкатит со своими родными жених, чтоб отправиться в церковь, а потом прямо к Борщовым. По заведенному обычаю свадьбу гуляли первый день у жениха, второй - у невесты.
- Ох, малость опоздал ты, Ванюша! - прошептала Мария, вся сразу ослабнув.
Иван увлек ее за пригон. Сказал приглушенно и зло:
- Он что, одолел тебя?
- Нет, нет! Но в церковь уж собрались.
- Это знаю. Васька сказал. Ты что, сама за Семку согласная?
- Не хочу я за него! Руки собиралась на себя наложить…
- Тогда уволоку тебя - и вся недолга! Останется гад с одними усами под носом! Ведь это он меня в тюрьму упек.
- Семка?! - ахнула Мария. - Как он это…
- Некогда, потом! Надо бежать немедля…
- Пешком-то недалеко убежишь - догонят.
- Не догонят, я все обдумал, когда летел сюда. Ты постой здесь, а нельзя, так выйди из дому чуток погодя. Я пригоню рысака порезвее борщовского!
- Марья, а Марья! - раздался у крыльца голос.
- Здесь я, господи, на двор сходить не дадут! - отозвалась Марька.
- А-а… - послышался хохоток. - Тогда извиняй.
Снова стукнула дверь сеней.
- Жди смотри! А не дождешься тут - из церкви украду, так и знай! - Иван перепрыгнул через плетень, исчез в переулке.
Марька сходила домой, надела праздничный полусак, сказала матери:
- На крыльце пока постою. Голова что-то раскалывается.