- Хорош храпеть, спать мешаешь.
Картежники, переглянувшись, прыскают, зажав рты, чтоб не расхохотаться. Один, наиболее смешливый, в коридор выскакивает. А храпун и его сосед снова в сон проваливаются.
В "кубрик" командир взвода зашел. Что-то сказал вполголоса - и будто не спал никто. Поднялся резерв. С ясными глазами, напружиненными телами, к любому обороту готовые, поднялись как один. В три-четыре секунды застегнули броники, надели шлемы, присоединили магазины к оружию. Походкой волчьей, скользящей, настороженной, пошли на выход.
Ночь. На посту, на дне широкого окопа, полукругом обложенного мешками с землей и накрытого досками с дерном, прижавшись спиной к стенке, сидит молоденький солдатик из только прибывших в комендатуру бамовцев. Съежившись в комок и прижав к себе автомат двумя руками, как ребенок, у которого хотят отнять игрушку, он тихо-тихо, еле слышно выборматывает:
- Сейчас меня убьют! Сейчас меня точно убьют!
Слева и справа от него стоят матерые, лет по двадцать пять - тридцать омоновцы. Тот, что справа - с автоматом. Дав короткую очередь, он быстро отшагивает в сторону, за мешки, а потом неспешно передвигается к соседней амбразуре. Второй - с бесшумной снайперской винтовкой. Он не столько стреляет, сколько разглядывает что-то впереди в ночной прицел.
- Вот ты, сука, где затаился! Наглый, тварь! - цедит сквозь зубы снайпер и чуть погромче бросает напарнику: - Витек, дай-ка длинную. Только рядом с ними положи, на вспышки, чтоб поверили.
Тот высовывает автомат в амбразуру, куда-то целится, а затем, убрав голову за мешки, дает длинную очередь.
Тут же в автоматную трескотню со стороны "зеленки" врывается хлесткий выстрел снайперской винтовки, и автомат омоновца, вылетев назад из амбразуры, ударяется в заднюю стенку окопа. Практически синхронно с ударом чеченской пули звучит хлопок бесшумки, и снайпер, быстро сменив позицию, снова прилипает к прицелу. Хозяин автомата, сидя на корточках и шипя от боли, трясет контуженной рукой.
- Ранило?
- Нет, зашиб сильно.
- Ну ты как пацан, ты чё не убрался вовремя?
- Чё-чё! - передразнивает напарник. - X… через плечо! Не успел. Откуда он стрелял? Как будто в амбразуру ствол засунул…
- Почти. Я его, козла, по краю "зеленки" ищу, а он - сто метров, на свалке за кирпичами устроился.
- Завалил хоть?
- Лежит, родной, ствол задрал. Был бы живой, уполз бы.
- О! Сейчас пойдет охота! Полезут доставать.
- Ага, только для начала нам просраться дадут со всех стволов… Как рука?
- Отходит.
Омоновец, покряхтывая, поднимает автомат и, разглядывая его в отсветах, проникающих в амбразуры, удивленно говорит:
- Мушку срубил! Во артист!
Дум! Дум! Дум! Разрывы подствольников обкладывают окоп. Один приходится прямо на крышу, и сыпанувшаяся земля окончательно вжимает в пол скорчившегося мальчишку. Сразу несколько автоматов слитным треском аккомпанируют разрывам, и пули, противно чмокая, вгрызаются в мешки.
- Ага, прижимают нас, сейчас за своим полезут! - азартно говорит омоновец.
Тут он наконец обращает внимание на перепуганного и замолкшего солдатика.
- Эй, герой, давай свой автомат. Хорош с ним обниматься.
Тот долго и нерешительно сопит, но наконец срывающимся голосом отвечает:
- Не дам. Это оружие!
- А я думал - швабра. Ну, не дашь - сам вставай, воюй. Или совсем прилип? Да ты не стесняйся, в первом бою обосраться не в падлу.
- Кто обосрался? - обиженно вскидывается пацан. Но тут же новая серия разрывов усаживает его на пол, и он снова начинает бормотать:
- Сейчас меня убьют, сейчас точно убьют…
- Вот они! - Снайпер-омоновец, подобравшись, делает два выстрела подряд, быстро меняет позицию.
- Давай автомат! - уже зло кричит второй.
- Не дам! - взвизгивает солдатик и неожиданно, подскочив к амбразуре, с яростным воплем "а-а-а!" начинает поливать длинной очередью пространство перед постом.
- Ты сдурел! Короткими бей, а то на вспышку пулю получишь! - Омоновец за плечи откидывает мальчишку к другой стенке. А тот, блестя глазами, восторженно кричит:
- Я его завалил! Я его завалил!
- Кого ты там завалил? Лупил в белый свет, как в копеечку! - уже без злости, снисходительно отзывается омоновец.
- Точно завалил! Я видел! - вдруг отзывается снайпер.
Повернувшись на секунду, он улыбается напарнику в багровых отсветах и заговорщицки подмигивает: дескать, что тебе, жалко пацана подбодрить? Тот смеется в ответ и хлопает солдатика по плечу:
- Ну, молодец, брат, с крещением! - и серьезно добавляет: - Ладно, я подствольником поработаю. А ты не увлекайся. Только короткими: очередь - и прячься, очередь - и прячься. Береги башку.
На другом посту двумя солдатиками-срочниками командует молоденький лейтенант-бамовец.
- Вон они, - оторвавшись от амбразуры, говорит лейтенант. - Целая группа, человек пять.
- Замолотим?! - азартно спрашивает один из солдат.
- Да проскочили уже, влево в "зеленку", к кочегарке. А что, если…
Солдаты выжидательно смотрят на него.
- Смотрите… - Те приникают к амбразурам. - Если между кучами проскочить, а дальше под заборчиком, можно им в тыл выйти.
- А МИНЫ?
- Они левее.
- А нас свои не завалят?
- Там мертвая зона. Наши туда не достают, вот они и лазят. А мы им (делает красноречивый жест двумя руками) в задницу засадим. Ну что, испугались?
- Не-е… - неуверенно тянут солдаты.
- Пошли!
И офицер, пригнувшись, первым направляется к выходу.
Напряженно сопя, но стараясь при этом как можно меньше шуметь, они пробираются между завалами мусора. Прокравшись вдоль старого покосившегося забора, углубляются в заросли кустов. Все ближе и ближе звуки стрельбы, где-то совсем недалеко - гортанный голос в рации. Все большее возбуждение овладевает отчаянной троицей: азартные улыбки, блестящие глаза… Рисуясь друг перед другом, они держат автоматы плашмя, как герои боевиков, и в каждом их движении сквозит нетерпение: скорей увидеть врага, ударить ему в спину, яростно поливая все вокруг автоматным огнем.
Из кустов чуть в стороне, пропуская азартных героев еще глубже в "зеленку", вслед им спокойно смотрят два боевика - фланговое охранение. Один из "духов" под треск недалекой стрельбы что-то негромко говорит в рацию.
Группа проходит еще метров двадцать, и из-за поросших высокой травой бугров, из-за стволов деревьев на них выпрыгивают шесть боевиков - по два на каждого. Один из солдат, сбитый ударом приклада автомата, падает как подкошенный.
Второй успевает увернуться от нападающих, но его валят ловкой подсечкой и прижимают к земле. Ловкий, сильный, вымуштрованный в училище лейтенант реагирует мгновенно. Бросив одного из нападавших через спину, рукоятью автомата разваливает ему висок и, уйдя кувырком в сторону, длинной очередью сваливает сразу двух боевиков. Ответная очередь осаживает его на траву, и он, тоскливо выдохнув: "Мама!", замирает.
Пастор, командир расчета "АГС", перетащивший свой "аппарат" на новую позицию, видит в кустах мелькающие вспышки, слышит яростные крики. Быстро развернув гранатомет и приговаривая: "Вот вы где, родненькие!", он дает несколько коротких очередей.
Серии разрывов расшвыривают в стороны сцепившихся солдат и боевиков. Один из огненно-черных клубов подбрасывает и без того уже мертвого лейтенанта. И через несколько секунд на замершей поляне лежат только семь трупов. Единственный уцелевший боевик вытаскивает к своим раненого товарища и что-то говорит, показывая рукой назад. Еще одна группа "духов" направляется туда, за телами погибших.
Командиры, собравшись у стола в комендатуре, устало перебрасываются словами.
- Похоже, сдыхают?
- Рассветет скоро. Им смываться пора.
- Да, мужики, - качает головой бамовец, - весело тут у нас.
- Да это - ерунда. По сравнению с тем, что здесь раньше творилось, у нас - курорт. Как Майкопской бригаде досталось, или десантуре с вэвэшниками, которых в декабре-январе вводили, нам и в страшном сне не приснится, - серьезно отвечает Шопен.
Душман, что-то вспоминая, печально головой качает.
Из рации Шопена чужой голос доносится:
- Э, Шопен! Как здоровье у твоих друзей? Хорошо мы вас сегодня потрепали?
- Нашел чем гордиться! Крутых из себя строите, а сами только из-за угла убивать умеете. Какой идиот эти перемирия выдумывает?! Давно бы уже вас задавили.
- Почему идиот? Умные люди придумывают. Деньги хорошие зарабатывают…
- А чего ты сегодня так поздно на нашу волну влез? Раньше слова сказать не давали…
- Да так, послушать хотелось, как ты своими командуешь.
- Ну и как?
- Ничего, маленько умеешь воевать. Только людей своих не жалеешь. Зачем на такие серьезные дела пацанов посылать, а? Как теперь их трупы забирать будешь? Или собакам оставишь? Мы своих не бросаем…
- Ты о чем? Мои все на месте.
- Э-э-э, командир называется… А трое, которых ты мне в тыл посылал? Или это не твои, забрели откуда-то?
- Кто? - Шопен обводит взглядом братишек-командиров.
Снова рация заговорила:
- Лейтенант Горяченко Николай Иванович… Храбрый был лейтенант, уважаю. Так, - шелест в рации, - рядовой Тюрин…
Грохот возле стола: командир бамовцев, побледнев, вскочил, стул уронил.
- Седьмой пост! Угловой. Как же они так?! Куда их понесло? Колька, вот пацан, а!
- Где они? - Шопен продолжает разговор так, будто речь идет о вещах вполне заурядных.
- Да тут, недалеко. Дачный поселок знаешь? Угловой домик, прямо на повороте, зелененький такой…