Добровольно, как многие сотни и тысячи людей, пришел в партизанское соединение и Семен Разин. Лет ему было за тридцать. Подтянутый, стройный, черноволосый. Казался он человеком уравновешенным, немногословным. В разговоры не вступал и, тем более, на ввязывался в споры. И лишь бегающие, как ртуть, карие глаза выдавали какое-то затаенное в нем волнение, настороженность. Разумеется, редко кто замечал это, а если и отмечал про себя такую деталь, то не придавал значения, дескать, мало ли по каким причинам бывает подобное с людьми - то ли от робости, то ли от пережитого, то ли нервы пошаливают, а может, и от рождения…
К партизанам Семен Разин явился, в отличие от большинства, с трофеями - немецкими автоматом, пистолетом в новенькой кобуре и отличным цейсовским биноклем.
Позднее, когда население оккупированной территории и партизаны добровольно отдавали свои сбережения, облигации и разные ценные вещи в фонд обороны Советской Родины, Семен Разин принес в штаб для отправки на Большую землю трофейные карманные часы с массивными золотыми крышками.
Такое было обычным явлением в среде партизан и не привлекло к Разину внимания его прямых начальников и партизан подразделения, в которое он был зачислен.
- Глядишь на Сеньку, вроде бы дрыхнет вовсю, - говорили промеж себя партизаны, - а чуток приблизишься до него - вмиг вскакивает, будто его вязать собрались!
- Значит, напуган чем-то…
- Кто знает, может, пережил такое, что и во сне не забывается!
- Все может быть…
- Тоже верно. Но малый он шустрый!
Приглянулся Семен Разин ротному старшине своей расторопностью и смекалкой, стал он от раза к разу поручать ему все более хлопотливые дела: то коней обеспечить фуражом и сбруей, то найти в селах стариков, давно забросивших свое кузнечное ремесло, чтобы лошадей подковать…
- Немаловажное это дело, - говорил ротный старшина, - ежели пушки и обоз всего соединения на конной тяге! Попробуй не снабди танковую часть горючим или запасом гусениц!
И надо отдать должное Разину: поручения он всегда безропотно принимал и выполнял молниеносно. Но опять же партизаны промеж себя удивлялись:
- Ночью он в походе, а днем, когда малость можно храпака задать, шастает, как овчарка при стаде! И в хозяйских делах - будь здоров, кумекает!
Разин не реагировал на похвальные реплики партизан. Отмалчивался. Иногда чуть заметно усмехался. Все это было естественно, нормально, обычно.
Вскоре на Семена Разина возложили хозяйские дела роты.
Как-то старшина батальона, распределяя задания ротным старшинам и их помощникам, обмолвился, что люди давненько не мылись в бане и что после прохождения здесь фронта во всей округе не сыскать ни одной уцелевшей баньки.
- Народ кой-как перебивается, - сказал он, - ну а нам, видать, придется потерпеть… В деревнях-то одно бабье! Кто из них возьмет топор да начнет сооружать парилку?
Уже на другой день Разин доложил старшине батальона о готовности бани.
- Вот так Сенька! - восклицали распаренные партизаны. - И помещение самое что ни на есть подходящее для такого дела отыскал - и надо же! - бочку железную где-то раздобыл. Камней откуда-то понатаскал. Мужик он расторопный!
- И перво-наперво командиров пригласил париться, - ехидно заметил один из партизан с рябоватым лицом и глубоко сидящими раскосыми глазами. - Услужить начальству Сенька тоже умеет! И все у него втихаря, как бы между прочим… Мастак он на таковские дела, маста-ак!
Этой баней успели попользоваться люди не одного батальона. И все знали, что соорудил ее Сенька Разин. В его адрес раздавались хвалебные слова, говорили, что из него получился бы толковый хозяйственник.
Длительное время соединение испытывало острую нехватку соли. Наконец запасы ее совсем иссякли. И без того не ахти какая вкусная пища стала совершенно несъедобной. А на оккупированную территорию немцы соль ввозили только для своих нужд. Довоенные запасы были исчерпаны, и население бедствовало. За горсть соли местные жители готовы были отдать последнюю корзину картошки. И вдруг Сеня Разин притащил целую кадку соли!
Люди восторгались, но некоторые с пристрастием допытывались, где и как ему удалось раздобыть столько соли.
- Вроде бы трофеев от гитлеровцев мы в эти дни не брали! - вопрошал кто-то из ротных старшин. - Откуда ж тогда кадка?!
- Искать надо! Как в песне поется: "Кто ищет, тот всегда найдет!" - отшучивался Разин. - А ты думал? Шевелить мозгами нужно!
Такие ответы не удовлетворяли кое-кого из партизан, заподозривших неладное в действиях Разина. Парни наперебой затараторили:
- Ишь ты! Выходит, только он мозгами шевелит… Умник нашелся!
- Небось по хатам шастаешь, да в подвалах шаришь?!
- Ежели так, то ты, Сенька, выходит, фашистам уподобляешься!
Разин побледнел, сощурил глаза, на мгновение вперил недобрый взгляд в лица своих обвинителей, но нервно заморгал и, помедлив секунду-другую, не повышая голоса, спокойно ответил:
- Да, шастаю и шарю. Только не по хатам, а по пепелищам, по развалинам подполов бывших хат… Вот так!
Сказав это, он тотчас же ушел.
Не все поверили в правдивость слов Разина. Уж очень маловероятным было предположение, что сами погорельцы своевременно не извлекли такое добро, как бочонок соли, из подпола сгоревшей хаты.
- Брешет, стервец! - горячо воскликнул ротный старшина. - Не может того быть, чтобы ни хозяева-погорельцы, Ни их соседи до Сенькиного прихода не догадались осмотреть подполы, проверить: не уцелело ли какое-никакое имущество…
- Точно, вранье это! - поддержал его один из партизан. - Должно быть, припугнул он кого-то и отобрал бочоночек. Вот и вся недолга!
- Факт!
- Ишь закаркали! "Стервец!", "Вранье!" - возразил им другой партизан. - Тут, можно сказать, кишка кишке кукишь кажет, потому как без соли от пищи воротит, а когда человек раздобыл эту чертову соль, так заместо благодарности его начинают поносить… Совесть надо иметь!
- Где уж там "совесть"! - заступился еще кто-то за Разина. - Зависть черная…
- А то нет?! - поддержал здоровяк с бронебойкой в руке. - Супец; небось, с этой солью уплетал за двоих?!
Еще день - другой бочонок соли был предметом шумных разговоров партизан, но постепенно эту тему вытеснили более свежие события из боевой жизни и повседневного быта соединения. И когда в одном из боев был тяжело ранен батальонный старшина, командованию уже не приходилось гадать, кого назначить на его место.
С присущим ему рвением Разин принялся за выполнение возложенных на него обязанностей. По-прежнему люди восхищались его хваткой, находчивостью, сообразительностью, но кое-кто тем не менее продолжал ворчать:
- Ладно уж возвеличивать! Тоже нашли "незаменимого"! Видать, шурует он, народ обижает, а это у нас, как ни толкуй, штука недозволенная… Узнает начальство и взгреет так, что жизнь не будет мила!
- Факт!
- Эва, что творится! Неужто такой в действительности наш старшина?
- Ну, этот, если что заприметил, с мясом вырвет у кого хочешь, будто оно его собственное… Жох!
- Умеет Сенька, умеет дела таковские обделывать, будь спокоен! А перед начальством ковром стелится…
- Будет языки точить! - заступился кто-то за Разина. - Насчет того, будто он народ обижает, надобно сперва доказать, а не болтать попусту. Мужик он смекалистый, правда, и напористый…
- Этого не отнять у него!
Толков о Разине было много, кривотолков еще больше. Но на первом плане оставались бои, засады, походы. Люди измотались, не получая длительной передышки, и потому в редкие свободные минуты всяким разговорам предпочитали сон или хотя бы дремоту.
Однажды на выставленную батальоном заставу напоролись гитлеровцы. Завязался бой. На помощь к немцам подоспели две бронемашины. Партизаны ввели в бой сорокапятимиллиметровую пушку, но снарядов к ней на заставе было маловато, и поэтому сразу же в распоряжение батальона был направлен связной - парнишка лет двенадцати. Он примчался на взмыленном коне, и ему тут же снарядили подводу с боеприпасами.
С места паренек рванул лошадей галопом и свернул с главной дороги на кратчайшую, но давно запущенную, с рытвинами и ухабами.
Смотревший ему вслед пожилой партизан неодобрительно заметил:
- Куда его понесло! Загонит лошадок…
Бывалый партизан как в воду глядел. На полпути до заставы повозка застряла в глубокой рытвине, заполненной водой. Ни дерганье вожжами, ни хлестанье кнутом, ни истошные крики не помогли. Напротив, одна лошадка совсем выбилась из сил и повалилась в грязь, оборвала постромки.
В отчаяньи паренек побежал назад в расположение батальона, но вскоре увидел скакавшего неподалеку со стороны хутора старшину Семена Разина, стал звать его. махать руками.
Подскакал к нему Разин, узнал о случившемся и, приказав ждать его, умчался назад на хутор. Вернулся он быстро с конем на поводке и запасными постромками.
- Живо! Перепрягать! - крикнул Разин, соскакивая с коня. - Слышишь, что творится на заставе?! Немцы палят вовсю, а наши едва чирикают…
Мгновенно они перепрягли в подводу коня Разина и приведенного им с хутора. На заставу примчались, когда там уже готовились к отступлению. Снаряды и мины партизаны давно израсходовали, держались одними патронами, да и те таяли, как льдышки в горячей воде.
Невзирая на то, что местность перед заставой была открытая, гитлеровцы выдвигались нагло вперед, в надежде окружить и захватить партизан.
И вдруг на партизанской заставе снова заухали минометы, застучал крупнокалиберный пулемет, возобновили стрельбу сорокапятка и бронебойки. Немногим гитлеровцам удалось уползти под прикрытием уцелевшей бронемашины, в которую наконец-то угодил снаряд партизанской пушки…