Доктор
На малочисленный гарнизон полиции в селе, где комендантом был долговязый немецкий вахмистр, оккупанты возложили сбор продуктов для эсэсовских охранников расположенного поблизости крупного аэродрома.
Об этом гарнизоне по всей округе шла худая слава. За угон молодых парней и девушек в Германию на рабский труд, за расправы с беззащитными стариками, сыновья которых ушли в Красную Армию, за казни ни в чем неповинных людей ставленник "нового порядка тысячелетнего царства" - фашистский вахмистр снискал себе жгучую ненависть советских людей.
Ненавидел его и Гриша Бугримович - восемнадцатилетний веснушчатый парень со свисающей набок прядью рыжих вьющихся волос. Он замышлял покончить с гитлеровским комендантом, но о своем намерении никому из членов подпольной комсомольской организации не рассказал. "Чего буду заранее болтать, - думал он. - А вдруг не получится, тогда опять скажут, что Гришка нахвастал!" Гриша и в самом деле любил похвастать. Знал он, что многие считают его первым на селе пустозвоном. И он не понимал, как это у него получалось: ведь он сознавал свой недостаток, злился на себя, пытался исправиться, но всякий раз увлекался и снова хвастал.
Однажды молодые подпольщики крепко отчитали его, к тому же в присутствии Катюши Приходько - миловидной, хрупкой девушки, в которой Гриша души не чаял. Помня об этом, парень и решил исполнить задуманное, наперед не сказав никому ни слова.
Война была в разгаре.
Вблизи села, где действовала молодежная подпольная организация, в гуще леса обосновалась разведывательная группа, присланная в эти края командованием одной партизанской бригады для наблюдения за немецким аэродромом. Вскоре партизанам удалось установить связь с сельской подпольной организацией. Не прошло и несколько дней, как в расположение партизан пришли связная от подпольщиков Катя Приходько и старик колхозник дед Игнат. Едва переводя дыхание, девушка сообщила:
- Гришка Бугримович убился!
- Начисто! Как не бывало! - подтвердил старик и сокрушенно покачал головой.
…Над селом сгущались сумерки. Черные облака обложили окрестность: весенний дождь был теплым и затяжным.
По пустырю, мимо полуразвалившегося домика, где до войны размещалось сельпо, хлюпая сапогами по раскисшей глине, скользя и шатаясь, шел немецкий комендант. Нахлобучив на голову остроконечный колпак серо-зеленого дождевика, он что-то бормотал, жестикулируя руками.
Внезапно вынырнув из-за домика сельпо, Гриша Бугримович столкнулся с ним лицом к лицу. Опешив от неожиданности, он отпрянул в сторону и угодил в лужу, да так, что брызги липкой грязи обдали коменданта. Но гитлеровец лишь бросил на встречного свирепый взгляд, пробурчал какое-то ругательство и побрел дальше.
"Нализался, фашистский гад!" - со злостью прошептал Гриша. Несколько мгновений он стоял в нерешительности: "Идти своим путем или… Нет! Такой случай нельзя упускать…" Парень оглянулся: кругом ни души. Даже ближайшие строения едва видны сквозь дождевую завесу, окутавшую пустырь. Нащупав в промокшем насквозь кармане свое единственное оружие - гранату "лимонку", Гриша бросился вдогонку за комендантом. Приблизившись к нему на расстояние броска, он вновь осмотрелся по сторонам, сорвал с гранаты чеку и, пробежав вперед еще несколько шагов, швырнул ее под ноги фашисту.
Сверкнула молния, и, словно раскаты грома, прокатилось по пустырю оглушительное эхо…
Вскоре Гриша вернулся домой, переоделся. Конечно, был он весьма возбужден, но ни мать, ни сестренки ничего не заметили.
В тот же вечер по селу пошли слухи. Одни говорили, будто немецкого коменданта убили наповал, другие - что его подобрали и увезли на телеге в район.
На следующий день в село нагрянули машины с немецкими солдатами. Вместе с местными полицейскими они рыскали по хатам, избивали людей, требуя выдать человека, бросившего гранату. Но все было тщетно. Тогда они отобрали двадцать шесть заложников и объявили, что если не будет выдан покушавшийся на коменданта, то все они будут казнены. Среди арестованных были Катя Приходько и еще два парня.
Гриша ходил сам не свой: заложники - невинные люди, а он - на воле… Катю он уже однажды спас. Полицаи хотели отправить ее в Германию. Гриша получил задание от подпольной организации спасти Катю. В то время местный начальник полиции вербовал молодежь, и Гриша сказал ему, что хочет жениться на Катюше, а потом поступить на службу в полицию. Иного выхода не было. Катю отпустили. Она была очень благодарна парню, но выходить замуж за него и не думала. Разумеется, Гриша не пошел на службу к немцам. Забыл об этом и начальник полиции.
Однако Гриша будто впервые заметил пушистые каштановые волосы, ясные голубые глаза Катюши и неожиданно почувствовал, что уже давно любит ее. И вот теперь из-за него ей грозит гибель. Эта мысль не давала ему покоя, он искал и не находил выхода из положения.
А время шло. Со дня на день гитлеровцы могли привести в исполнение свою угрозу: казнить заложников.
Гриша решился было признаться оставшимся на воле подпольщикам и подумать вместе с ними, как спасти заложников, но тут он встретил человека, от которого в самом начале создания подпольной организации "на всякий случай" получил гранату "лимонку".
Человек этот был Кирилл Агеевич, как его звали в селе - бывший танкист. Еще прошлой осенью, когда в этих местах шли бои, его подобрали раненого, выходили. Больше о бывшем солдате ничего не знали.
Ходил Кирилл Агеевич по хатам, помогал людям по хозяйству. За это его кормили. Он сильно хромал, отрастил бородку и длинные усы, не в меру сутулился, но люди все же догадывались, что не так он стар, как с виду кажется. Частенько беседовал он с молодыми парнями и девушками, крепил в них веру в непременную победу Красной Армии, а когда молодежь решилась начать действовать, Кирилл Агеевич стал обучать ее владеть оружием, пользоваться взрывчаткой.
Теперь же, когда в ожидании казни заложников все жители села испытывали великое горе, Кирилл Агеевич будто невзначай вечерком заглянул к Бугримовичам. Он догадывался, что покушался на коменданта Гриша, но пришел к нему не для того, чтобы убедиться в правильности своей догадки.
Долго сидели они вдвоем на заднем дворе у копны сена, потягивая цигарку за цигаркой. Оба искали и не находили ответа на вопрос: что делать? Как спасти ни в чем неповинных людей? Будто потеряв надежду, что-либо придумать, Кирилл Агеевич стал рассказывать Грише об одном случае, запомнившемся ему еще с детства.
- Было это, значит, в наших краях, - начал он, как всегда издалека. - Речка там протекает. Не сказать, чтоб дюже глубокая, ан студеная даже в жаркое лето. А в прибрежной местности аисты водились. На лето из теплых стран прилетали.
- Как-то парочка одна на крыше нашей хаты гнездо свила. Кавалер, значит, с возлюбленной. В один день, ан, глядит батя мой, аистиха барахтается на земле. Взлететь не может. Поймал он птицу, бедняжка крыло надломила. Что ж делать? Взяли ее в хату. Примочки делали, мазали чем-то, потом перевязали крыло. Аистиха помаленьку привыкать стала к нам, но как, бывало, почует, что друг ее кружит, так и заладит стонать. А уж он-то, как часовой над хатой! Ей-ей! Ну как быть? Стали мы выносить ему подружку. Так он враз спустится к ней, походит рядышком, полелеет… А она лететь-то ни-ни. Трагедия! Тут, гляди, и осень стучится. Птицы все - гира! А ее дружок все маячит, все поджидает подружку. Видал? По утрам холодать стало. Мы уж и не знали, что делать. Решил, значит, батя поймать и дружка, чтоб вместе они зимовали у нас.
- Поймали? - спросил Гриша.
- Ну да! Как холодок чуть прикрутил, глядим мы с батей - аиста нема. День, другой - все нема. Ходу дал. И так, знаешь, всю зиму. А подружка его тоскует, бедная, сил нет на нее глядеть. Крыло уже зажило, размахивает им так, будто ничего и не стряслось! Весной, как птицы стали возвращаться, батя выпустил аистиху на волю. Походила она, помахала крыльями и взлетела. Ожила! Батя мой аж слезу пустил. Ага, Гришка… Впечатлительный был он человек. Страсть!
- Так и улетела? - поинтересовался Гриша.
- Нет, почему… Осталась в своем гнезде. Да не в том интерес, Гриша. Сколько дней прошло - не знаю, только глядим мы, в гнезде-то она не одна… Вот как! Аист какой-то к ней пристроился. И живут себе, значит, опять вдвоем. Но не тот это был, что осенью поджидал ее до самых холодов. Не-е! Другой, видать, нахальный.
- Почему ж нахальный?
- А вот слушай. Вскорости на крыше нашей еще аист появился. Третий. Пригляделись, значит, и узнали: тот самый, что осенью смотался. Вернулся-таки к возлюбленной! Но… опоздал. Она на него ноль внимания! Видал, какое дело? А он караулит: покружит-покружит, да опустится, только вот новый-то дружок аистихи никак его к ней не подпускает. Совсем загрустил наш аист. Вконец иссохся, даже летать почти не стал… Веришь ли, Гришка, все мы измаялись, глядючи на них! Все равно, что люди. Никак не вызволит он свою подружку от того захватчика…
- Неужто так и отступился от нее? - думая о чем-то своем, спросил Гриша.
- Не-ет! Не отступился… Маялся он так-то неделю или полторы, а потом, глядим, взлетел наш аист высо-ко-о-высоко и пошел кружить над гнездом, где сидела его подружка с новым возлюбленным. Видать, хотел он таким способом выманить своего соперника из гнезда, а тот нахалюга хоть бы хны… Тогда наш-то аист, что кружил, вдруг сложил крылья и камнем пошел вниз, прямо как пикирующий бомбардировщик! Сурьезно! Мы аж замерли! Что это он надумал?! И знаешь, Гришка, как шел он с высоты, так со всего размаху бабахнулся в своего соперника! И его, и сам - в лепешку! Во как, Гриша! А ежели подумать хорошенько, да посмотреть кругом, то ведь и в нашей жизни так-то бывает… К примеру, летчики наши в таких случаях тоже идут на таран! Слыхал, небось?