Не снимая овчинных полушубков и снаряжения, лишь расстегнув воротники, Ефимов и Изотов легли на подостланную у самой печи и накрытую домотканым ковриком солому.
Уснули сразу, но то и дело вскакивали и недоумевающе озирались по сторонам. Свет коптилки на сдвинутом в угол столе, запахи кислых дрожжей и залежалого картофеля тотчас восстанавливали в памяти события минувших суток, и успокоенные, они вновь засыпали. Наконец сон поборол всякую настороженность.
- Петрович, а Петрович! Проспали мы, вставай! - тормошил Ефимова Изотов. - Знаешь, сколько сейчас времени?
Ефимов открыл глаза и, еще не понимая, где находится, схватился за автомат и полевую сумку. Изотов был тут, рядом лежала рация, но вот комната стала совсем не такая, как ночью. Теперь она казалась большой и светлой, и Ефимов еще несколько секунд подозрительно осматривал предметы, которые раньше в полутьме не приметил. Наконец он успокоился, посмотрел на часы.
- Одиннадцать?!
- А ты думал! Дали храпака что надо!
- Не понимаю, почему же хозяйки нас не разбудили, как уговорились?
В комнату вошла молодая женщина. Она, очевидно, слышала их разговор.
- Да вы не тревожьтесь… - застенчиво улыбаясь, сказала она. - Змеи нынче не придуть.
Поражаясь своей беспечности, Ефимов сделал резкое движение, чтобы встать, и тотчас опустился на место, крякнув от острой боли, пронзившей руки и ноги. Передохнув, он осторожно поднялся, но теперь ощущал жгучую боль в ступнях, точно стоял на раскаленных углях. Ему стало страшно: "Как же мы уйдем отсюда?" С трудом добрел до окна, держа автомат наготове, отыскал в нижнем углу залепленного снегом стекла чистый уголок и стал вглядываться: за окном бесновалась метель, на широкой улице громоздились снежные сугробы, едва видные сквозь густую сетку пурги. Кругом ни души. Он услыхал вой бушевавшего ветра, и от души сразу отлегло…
Молодая хозяйка не сводила глаз с обросших парней, застывших с автоматами в руках, словно они готовились вступить в последний и решительный бой. Она поспешила успокоить:
- Да ничегошеньки… Дорогу усю замело, ни один герман до нас не доберется. Ни, ни! Отдыхайте спокойнечко…
Это была удача. Не будь метели, пришлось бы уходить. А как это сделать, если обмороженные руки и натруженные ноги будто сковали Ефимова, да, наверное, не один он в таком состоянии. Вот и Изотов признался:
- Мочи нет, как болят ноги…
Решили остаться и на дневку. Но надо было сообщить товарищам дальнейшие планы и узнать об их самочувствии. С трудом Ефимов достал из сумки тетрадь, карандаш, хотел известить товарищей о своем решении, но пальцы не слушались. Под его диктовку записку написал Изотов.
Вскоре хозяйка вернулась. Лора сообщала, что Васин требует остаться в селе еще на сутки или двое.
"Он говорит, что надо отдохнуть как следует, впереди будто нигде нет сел, - писала Лора. - Пусть даже так, но нам непременно надо уходить в ночь". Слово "непременно" было дважды подчеркнуто.
Ефимов нахмурился. Передавая записку Изотову, сказал:
- У них что-то неладно…
Изотов прочел записку, о чем-то задумался и тихо произнес:
- Странный этот Васин…
До сих пор Ефимов скрывал свое неприязненное отношение к Васину, которое возникло у него чуть ли не с первой минуты. Скрывал потому, что ему самому были неясны причины такой антипатии. Теперь же он откровенно поделился с Изотовым своими сомнениями и наблюдениями.
- Это ты верно говоришь. То командовал, покрикивал, а как растерял людей, сразу успокоился и вроде доволен тем, что освободился от забот. И беспечность его удивляет: то костры разжег, теперь вот настаивает остаться здесь…
- И смотрит все волком. Слова не скажет, чтобы поддержать нас. Ведь он все же старший лейтенант, и бойцы это знают…
- Словом, Петя, оставаться тут мы не будем, - прервал его Ефимов. - Решено. Но как быть с ногами и руками?
- Надо бабушку спросить. Небось, знает какое-нибудь средство.
- Кстати, что-то ни ее, ни мальчика не видно. Где они?
Как ни больно было ступать, Ефимов решил все же попробовать добраться до соседней хаты, навестить радистов и шифровальщиков. Он поднялся, сжав зубы, сделал несколько неуверенных шагов, остановился и снова пошел, держась за стену.
Во дворе крутила пурга, остервенело дул ветер, поднимая снег с сугробов. Идти здесь было еще труднее, но он шел, точно ребенок, делающий первые шаги. За углом дома дорогу ему преградил большой сугроб, он стал обходить его и откуда-то сверху услышал детский голос. Подняв голову, Ефимов увидел на чердаке старушку хозяйку и ее внука. Они сидели на сене, накрытые рядном.
- Змеи вже не приедуть нынчя, але треба ще покараулить? - спросила Ефимова старушка.
"Так вот где они! Вот это люди!" - подумал Ефимов и, обращаясь к старушке, сказал:
- Ах, бабуся, бабуся! Видать, нас пожалели, не разбудили, а сами мерзнете здесь? Спасибо вам, бабуся…
Когда Ефимов вернулся в хату, у печи стояло деревянное корыто, а на скамейке несколько разнокалиберных кувшинов и казанчиков с водой. Достав из печи еще один казан с кипятком, молодая хозяйка сказала:
- То вам попарить малость ноги… От поглядите, враз помогнет!..
Друзья постепенно приходили в себя, ступать Ефимову становилось все легче и легче. Правда, кончики пальцев на руках еще побаливали, но это было терпимо.
На столе появилось множество мисок и тарелок со всякой неприхотливой снедью. Приглашая обоих к столу, молодая хозяйка застенчиво сказала:
- Кушайте на здоровьичко, усе тут для вас, скушайте, що есть… Толечко не торопитесь. Не бижайтесь, кушайте…
- Спасибо, хозяюшка. Вы нас, как говорится, с того света вернули! Теперь уж мы не помрем, правда, Петя? - пошутил Ефимов.
Молодая хозяйка вышла, и вскоре в хату вошла старушка. На "посту" теперь ее сменила дочь. Узнав, что уже четвертый час, старушка махнула рукой:
- Теперича германы вже не придуть, - уверенно сказала она и, выйдя в сенцы, тотчас вернулась с маленькой аптекарской баночкой в руке.
- А то дочка наказывала салочко гусиное достать. От мороза самое что ни есть лучшее. Вот положьте на пальцы и пооблегчит. Да, да, то я знаю…
Когда старушка вышла из комнаты, Изотов задумчиво произнес:
- Досадно, Петрович! Такой у нас дружный народ, а немцев до самого сердца страны допустили. Думал я над этим много, но, признаться, никак не пойму, почему так случилось…
Ефимов посмотрел куда-то вдаль.
- Видно, плохо подготовились. Так я понимаю. Но все равно им долго не хозяйничать у нас. Увидишь. Погонят, да так, что костей не соберут…
Дверь протяжно скрипнула. В комнату вошел запорошенный снегом парнишка, а следом за ним обе хозяйки.
- Что ж энто ваши-то собралися уезжать, але што? - удивленно спросила старушка.
- Как это уезжать? Кто собрался?
- Да вон у той хате, што через дорогу, - скороговоркой пояснил мальчонка, указывая рукой в окно.
- Иде ваши с дивчиной, што записку писала, - добавила молодая.
Друзья удивленно переглянулись.
- Парня послали хозяйского до старосты, шоб сани им запрягли… продолжала молодая. - Хлопец вже, кажись, пошел…
- Ага, пошел, - подхватил мальчик.
Оказывается, он узнал от своего старшего дружка, что партизаны послали его к старосте за санями, и во весь дух помчался домой.
- Ну-ка, Петя, - тоном приказания произнес Ефимов. - Быстро туда, узнай, что они там мудрят…
Отослав Изотова, Ефимов тотчас же стал собираться. "Пусть говорят, что староста не обижает местных, но с немцами он все же якшается… - размышлял Ефимов. - Придется немедленно уходить…".
Изотов вернулся невероятно злой.
- Верно сказано: услужливый дурак опаснее врага.
- О ком это ты?
- Конечно, о Васине! Инициативу проявил, видите ли, думал, что все будут довольны, даже рады…
- Лора писала, что он советует остаться еще на сутки?!
- Не знаю, почему он передумал, но к старосте послал он. И теперь, поди, уже вся деревня знает про нас. Так что, Петрович…
- Все ясно, Петя! Надо отчаливать и немедленно.
Молодую хозяйку послали предупредить товарищей, а сами стали прощаться со старушкой.
- Да я ж вам, родненькие, думала в ночь хлеба напеку у дорогу… Вже ж замесили! От напасть, а? - сокрушалась старушка. - Так вы ж возьмите што есть. Возьмите, возьмите, що вы стесняетесь?
Ефимов и Изотов извинялись перед старушкой за беспокойство, благодарили и низко кланялись ей за доброту и сердечность.
Покидали белорусскую деревню и остальные партизаны, тепло, по-родственному прощаясь с гостеприимными хозяевами. Все были бодры, шагали легко, хотя ноша у каждого возросла: в мешках и карманах появились хлеб, картофель, сало…
- А знаешь, Петрович, все что ни делается - к лучшему. В тепле, говорить не приходится, хорошо. Но кто знает, чем все это могло кончиться. Как-никак фрицы частенько наезжали за податью. С утра нас выручила пурга, ну, а что, если бы они пожаловали попозже?
Ефимов понимал, что Изотов прав, он не мог понять одного: почему Васин послал за санями к старосте, и решил спросить об этом его самого.
Васин обиженно буркнул, что теперь говорить об этом не к чему. Он отвел взгляд и насупился.
Ефимов вскипел, схватил его за портупею, но, взглянув на худое, унылое лицо этого человека с глубоко сидящими маленькими глазками, почему-то пожалел его. "Сколько ему лет? - думал Ефимов. - Вероятно, под сорок… В плену горя хлебнул, наверное, полную чашу…"