Честно признаюсь тебе, милый Соловейчик: поначалу я совсем духом пал. Фазылу хоть бы что, а я вконец изматывался. Ты же знаешь, физическим трудом я совсем не занимался. Окончил школу, учительские курсы, возился с ребятишками - первоклашками, второклашками. Вот и вся моя трудовая биография. Разве что иной раз помахаю в своём садике кетменём, подправлю грядки. А тут вдруг приказывают вырыть окоп полного профиля! Велят пробежаться с винтовкой в руках и с полной выкладкой пять километров!
Веришь ли, дорогая, сперва страшно стало. Не осилю, опозорюсь! Ребята надо мной посмеиваются. Единственное успокоение - вижу, что и у них язык на плече. Однажды попал в глупейшее положение. Вывели нас за город, заняли мы оборону от воображаемого противника. Фазыл и я - расчёт ручного пулемёта. Устроили мы окопчик. Сыро в нём, грязно. Я и постелил под себя свою старую куртку, которую ещё из дому привёз. Лежу. "Противника" нет и нет. Зато появился наш взводный лейтенант Смирнов. Увидел - онемел от изумления. "Это шшшто такое? - показывает на постеленную куртку. - Курсант Шакиров, вы воюете или на пляже нежитесь?"
Начал я было объяснять, мол, зачем без нужды обмундирование пачкать, то да сё, а взводный нежно так говорит: "Сегодня вы, курсант Шакиров, куртку под себя постелили, завтра и вовсе с периной воевать отправитесь, Три наряда вне очереди". "Есть три наряда вне очереди", - отвечаю и чувствую, что лицо у меня всё пылает от стыда. Хотел лейтенант сказать мне ещё несколько тёплых слов, но, к счастью, "противник" пошёл в атаку.
Наш батальон хорошо действовал, и у меня, как потом говорил лейтенант Смирнов, всё ладно выходило. Внимательно следил за ориентирами нашего "Дегтярёва". (Справа отдельное дерево, слева - круглый камень), замечу малейшее шевеление в полосе нашего огня - Фазылу об этом, а он - та-та-та-та… та-та-та. Зрение у меня хорошее, знаешь ведь. Потом наш батальон контратаковал, и мы с Фазылом даже пленного захватили. Вернее, Фазыл его сграбастал, а я лишь винтовку того парня приволок. Но похвалили нас обоих.
После учений шум, смех. Я же ни рукой, ни ногой пошевелить не могу - так устал! В клубе кинофильм собираются крутить. Ребята зовут. Куда там! Есть и то не хочется. И вновь меня сомнения грызть стали. Вспомнил, как не смог перепрыгнуть через метровое препятствие. Все курсанты раз - и готово, а я носом зарылся в землю, шишку на лбу набил.
Сижу грустный. Вдруг является старшина. "Шакиров, к комбату. Живо, одна нот здесь, другая - там".
Прибегаю в штаб батальона, докладываю, всё честь честью, как по уставу. Майор Белоусов оглядел меня с ног до головы, хмыкнул. Это означает, что он доволен. Ну, и я, конечно, доволен. И вдруг комбат говорит: "Всё грустите, Шакиров?" Я оторопел, не знаю, что отвечать. Он тогда улыбнулся и продолжает: "По дому грустите?" Тут я отвечаю: "Никак нет, товарищ майор, не грущу". Он смеётся: "Своего командира обмануть хотите? Не выйдет". Ну и я улыбнулся: "Извините, товарищ майор, грущу, но как все, в пределах нормы". - "Отчего же товарищей сторонитесь, даже в кино не ходите? Курсант вы толковый, я вами доволен. Может, устаёте? Так это не беда. Натренируетесь, привыкнете. А если что иной раз и не получится с непривычки - нe беда. Москва и та не сразу строилась. Понятно?" "Понятно", - отвечаю. "Вот и хорошо. А сейчас есть у меня поручение. Срочно надо доставить пакет в полк. - Он назвал полк. - Задание ясно?. Так-так… Пойдёте вместе с вашим земляком курсантом Юнусовым".
Отправились мы. На, улицах темень, хоть глаз выколи. Вдруг слышим женский крик: "Помогите!" Бросились мы с Фазылом на помощь. Две тени метнулись прочь, Фазыл со всех ног - за ними, я за Фазылом. Толком и не помню, как мы задержали бандитов. Но задержали. Правда; у меня синяк под глазом появился, а Фазылу руку ножом слегка попортили.
Дальше всё как в плохонькой книжке получилось. Две женщины, которых бандиты пытались ограбить, благодарят нас. Что за чудеса! Пожилая женщина… Да ведь это тётя Фрося, мы с ней в поезде ехали. Узнала она нас, расцеловала, показывает на молоденькую девушку: "Знакомьтесь, сыночки. Это дочка моя, Катя".
Тут, наконец, подоспел комендантский патруль. Доставили нас всех в комендатуру. Составили протокол. Пошли мы тётю Фросю и Катю провожать. Вижу, мой Фазыл сам не свой, мямлит что-то, отвечает невпопад. "Что с ним? - думаю. - Может, много крови потерял?" А потом сообразил. Не бандит ему рану нанёс, а Катя! Прямо в сердце. Вот как.
И когда он только рассмотреть её умудрился? Ведь темень кромешная. Проводили мы их до дому. Тётя Фрося говорит: "Сыночки, чего на морозе стоять? Холодно и темно. Заходите. Федя, тебе руку как следует надо перевязать". Федя! Это она так Фазыла окрестила, на русский манер. Ну, зашли мы, чаю выпили. Катя и в самом деле хорошенькая, белокурая такая, маленькая. Учится она на курсах медсестёр и поэтому намотала на "Федин" кулак километра полтора бинтов. С боксёрскую перчатку кулак стал.
Тут я должен тебе признаться, что из-за этого новоявленного Феди мы засиделись и тем самым нарушили свой воинский долг. Пакет-то не отнесли. Вспомнили - перепугались, и давай бог ноги!
Всё, однако, обошлось. Даже героями прослыли. За бандюг - благодарность в приказе. Фазыл несколько дней не ходил на занятия, руку пораненную лечил. И через день к воротам училища Катя приходила, с разными гостинцами. Фазыл отнекиваться, а Катя - ему: "Это не я. Это мама. Пироги вкусные, с патокой. Вам надо поправляться". Уговорила. Должен тебе сказать, что пироги с патокой очень вкусные.
Смотрел я на Фазыла с Катей, издали слушал, как они между собой воркуют, и завидовал. Им хорошо, через решётчатую ограду разговаривают. А ты, Соловейчик родной, далеко-далеко. Только в письмах утешение. Да только писать часто нет возможности.
А послушала бы, Мухаббатик, о чём только они не толковали! Всякие пустяки. Она - ему: "У вас в Узбекистане, я слышала, очень много садов, верно?" "Верно, отвечает, очень много. Не хватает лишь такой прекрасной розы, как вы, Катенька". - "Ой, я больше никогда не приду к вам!" - "Катюшенька, не сердитесь, на Востоке принято сравнивать прекрасную девушку с розой". - "Ах, значит, я, по-вашему, прекрасная? Ловелас вы, вот кто". - "А "ловелас" - это хорошо или плохо?" и т. п.
И до того мой друз голову потерял - и смех и грех. Однажды приносят письма. Я, конечно, тут как тут, еле дышу… Слава богу, есть!.. Читаю, начитаться не могу. Спасибо тебе, родная. Вдруг - голос Фазыла: "Почитай, Рустамджан, что из дому пишут". Я, разумеется, всего читать не стал, выбрал. О том, что ты стала бригадиром, о том, как моя мамочка живёт, о подвиге твоей подруги Азизы. Действительно, героиня. Жених погиб на фронте, но она, стиснув зубы, вся ушла в работу, стала лучшей из лучших сборщиц хлопка. Удивительная воля!
Слушал Фазыл, слушал и говорит: "Умница у тебя Катюша, молодец". Я сперва не сообразил, в чём дело, спрашиваю: "Кто?" Он повторяет "Умница твоя Катюша", и как покраснеет! Понимаешь, от от великой своей любви решил, что все девушки мира - Катюши. И, пожалуй, Фазыл прав. Только не Катюши - все девушки мира, а Мухаббат. Ведь верно, да?..
Мухаббат улыбнулась. Милый Рустамджан! За это я тебя и люблю - за простодушие, за такую светлую человеческую наивность. Мужайся, родной, помни: даже за самой чёрной тучей - солнце!
Новый шелестящий треугольничек лёг перед Мухаббат.
Хорошая моя Мухаббаточка!
Я, кажется, становлюсь изрядным воякой. Стрельбу сдал на "пятёрку", по тактике тоже - "пять". Каково, а? И под дождями мокнуть начинаю привыкать (если только к ним когда-нибудь можно привыкнуть!). Портянки научился навёртывать. А раньше мука была. Скрутятся они в комок, натирают ноги!
Всё это теперь позади, будто страшный сон после пробуждения. О эти портянки! Сколько раз вспоминал я строки из Маяковского: "А у меня гвоздь в сапоге кошмарней всех кошмаров Гёте!" Процитировал по памяти, возможно, не точно, но главное - смысл.
Сейчас мне живётся хорошо. Чувствую, получится из меня воин. Единственное, что беспокоит, - как я под настоящим огнём держаться стану! Но ведь тысячи людей держатся, а чем я хуже других?
Расскажу теперь о моих новых знакомых. В прошлую субботу, получив увольнительные, отправились мы с Фазылом к тёте Фросе, а точнее - я к тёте Фросе, а Фазыл к Кате. Пришли. Ефросинья Петровна - к нам: "А, сыночки пожаловали! Заходите". Катя же сама не своя. То засмеётся, то покраснеет, бросилась на стол накрывать. Появились пирожки с патокой (в здешних местах патоки много, несмотря на войну), кукурузные лепёшки, самогонки большая бутылка.
Тут в калитку постучали - ещё гости. широкоплечий дядька лет сорока, его жена и дочь. Познакомились, дядьку Петром Максимовичем Рагозиным звать, жену его Евдокией Васильевной, дочку - Светланой! Забавно, Светлана - значит светлая, а она на цыганку смахивает.
За угощением разговорились. Пётр Максимович вздыхает:
"На фронт рвусь, а меня пока не отпускают. Я ведь партийный работник. Но всё равно своего добьюсь. Одна беда: не знаю, куда свой женотдел девать. - Оставлять здесь?
А вдруг немцы - не дай бог, конечно! - и сюда припожалуют. Жена и дочь сердечницы. На войну с собой не возьмёшь, и бросить жалко… Ха-ха!"
Я подумал-подумал и предлагаю: "Отправьте их в мой кишлак. Мы, узбеки, народ гостеприимный. Мама у меня в кишлаке, невеста. Хорошо будут жить".
Пётр Максимович заулыбался до ушей. "Спасибо, дружище! Об этом стоит подумать. А пока что, на всякий пожарный случай, я адресок запишу".