- За юную Ивист… - хлопнул рюмку орденоносный зам. зав. и поперхнулся.
- Висточкой будете звать или Сталочкой? - осведомился, чокаясь с Томочкой, преклонного возраста статистик.
- По второй, товарищи, за счастливое новоселье!
На пятой счет спутался, так как статистик попробовал передернуть. Его уличили и принудили выпить в персональном порядке. На восьмой бросили счет, а после вынесения Петром Степановичем сверхпланового запаса, утаенного от тещи в соответственном портфеле, решили танцевать. Стол был задвинут в угол, груда пальто и бушлатов переброшена на кровати, патефон захрипел с подплевом прогнивший западно-европейский фокстрот "Под знойным небом Аргентины".
Когда ходики с привешенным к гире полукирпичем показали не то два, не то четверть первого (большая стрелка была обломана), зам. зав. Заготскот, наваливаясь на увядшего в силу преклонного возраста статистика, внушал ему:
- Социализм - это учет. Так сказал этот… как его… Ленин. Да, Ленин. Ты это учти, потому что ты есть статистика. Не можешь? А я учел… да… Хозяин! - заревел он. - У меня в карманах еще два полу-литра заготовлено. Это тебе премирование… за… Ивиста… отца народов… Ищи… Я учел!
Хозяин и зав. транспортом перерыли весь ворох и, наконец, извлекли обе посудины.
- Социализм есть учет! Наливай всем учетного социализма!.. - ревел орденоносный зам. зав. - Распоряжение по заготскоту! И ей налей, ей - При… Дри… Вристалине! Я, орденоносный заготскот, распоряжаюсь! Давай сюда Вристалину!
Хозяин метнулся к кровати, но ничего, кроме вороха одежды, на ней не обнаружил, выскочил в кухоньку, но и там, за исключением улегшегося в углу преклонных лет статистика, никого не было.
- Куда дочку дела? - дернул он за рукав жену. Замзав Сталочку требует!
- Мамаша, куда вы Сталочку положили?
Ответа не последовало.
- И мамаши нет в наличности, - изумленно констатировал Петр Стеапнович, заморгав бесцветными ресницами.
- Врипристалину! Срочно! Требует орденоносный заготскот! - не унимался замзав.
Выползший из кухоньки статистик водрузил на нос старорежимное пенсне и приступил к осмотру углов. Сам хозяин слазил под стол, потом под кровать, но кроме лохани с мокрым бельем ничего найдено не было.
- Что же это? Как же это? - растеряннно лепетал он.
- Собирайся! - категорически приказала счетоводному супругу докторша. - Давай пальто!
Тот послушно, хотя и не совсем твердо продвинулся к вороху и начал скидывать на пол одежду, пытаясь угадать женину.
- Подкладку помню, а верх… какой, собственно говоря, верх? - бормотал он заворачивая какую-то полу.
- Бесстыдник! - пронзительно взвизгнуло в ворохе. - Куда, фулиган, лезешь… Старому человеку…
- Мамаша! - радостно констатировал Петр Степанович. - Выявлена и занесена на приход.
Ворох взметнулся, потрясенный подземными толчками, распался и рухнул на пол, а из его недр, как Венера из морской пены, вынырнула всклокоченная мамаша, прижимая к груди одеяльный сверток.
- Обе выявлены! Товарищ замзав, все в наличности! Стопроцентное выполнение плана.
Орденоносное начальство приподняло со стола отяжелевшую голову и увесисто прохрипело:
- Приветствуем грядущую смену орденоносного заготскота… Придривристалину!
Мусино счастье
- Ты что ж это, мать моя, и родить в классе думаешь?
Анна Семеновна положила на ближайшую парту обе связки подлежащих проверке тетрадок и грозно уперла обе руки в боки. Муся отжала над ведром мокрую тряпку, с трудом выпрямилась, поморщившись от боли в пояснице, и вытерла нос подсученным рукавом.
- А что делать? Сами знаете, Анна Семеновна, в школе-то я шести месяцев не прослужила еще, значит, по бюллетеню двадцать пять процентов дадут, двадцать рублей на месяц мне выйдет… На хлеб не хватит. Только вы не сумлевайтесь, я свой срок знаю и никакого беспокойства вам от меня не будет.
- Ой, девка, не хвались! Впервой родишь?
- Впервой.
- То-то и оно… Так ты помни: отвозить тебя в родилку некому.
Анна Семеновна забрала свои тетрадки и величественно выплыла из класса.
Муся снова принялась за мытье пола, но лишь нагнулась, как острая боль снова перепоясала ее.
- Началось. - пронеслось в мозгу Муси, - и корридора домыть не успею… спешить надо. До больницы-то километра три будет…
Милиционеру Хряпову оставалось ровно десять минут до смены. Дежурство прошло спокойно. Все в порядке - пьяных нет, как говорится. Хряпов окинул начальническим взором обе скрещивающиеся улицы.
- Ах, ты… Один валяется… под самую смену! Теперь волоки его в район, валандайся два часа…
Валявшийся под крыльцом пьяный, нарушивший все благополучие дежурства товарища Хряпова, при ближайшем рассмотрении оказался женщиной, уткнувшейся лицом в ступеньки и сотрясавшейся всем телом.
- Того лучше! Припадочная! Значит, везти нужно. А на чем?
Вокруг лежащей уже собирались любопытные.
- Пьяная, что ль? Али так, просто с голоду заслабела?
- Пьяная?! Не видишь, что ль, как ее карежит… Ясно-понятно - скорую помощь надо.
- Не больно она тебе скорая. Помереть разка два успеешь. В таком плане ее расстегнуть надо в первую очередь. Освободить дыхательность. Вы бы, гражданочки, занялись!
Две бабенки, принявшие на себя функции скорой помощи, перевернули больную вверх лицом и тотчас же установили безошибочный диагноз:
- Не видите, что ли? Родит она. Милиционер!
Принимай меры!
- А я вам кто? Акушор или хиниколог? Вот придет смена, тогда и за скорой помощью потопаю.
Пришлось бы новому гражданину социалистической родины узреть впервые эту родину из-под крыльца жактовского дома, если бы на его, а еще более на Мусино счастье, не проходила мимо машина с аэродрома. Сидевший в ней летчик оказался человеком отзывчивым. Он не только отвез Мусю в больницу, но всю дорогу заботливо поддерживал ее и успокоительно гладил по сбившимся волосам:
- Не бойся, не бойся, милая… дело обыкновенное…
Обыкновенным, очень обыкновениям было и все предшествовавшее появлению на свет нового подсоветского человека, которого Муся на следующий день впервые приложила к своей груди. Имени он еще не имел. Не имел и не мог иметь и отчества. Три цифры - 173 - порядковый номер рожденных в этом месяце, написанные химическим карандашом на крошечном лобике, составляли весь его паспорт.
- На тебя не похож, - заметила деловито осмотревшая новорожденного соседка Муси по койке, - в отца, что ли?
- Не знаю, - тихо ответила Муся.
Она на самом деле не знала. Ровно девять месяцев тому назад замужняя подружка Муси позвала ее к себе на новоселье. Счастливая была эта Томочка, Устроилась на все сто: мужа подцепила солидного, обстоятельного - завмагом служит; зарплата невелика, а все есть. Ну, и блат, конечно. Мировой муж, можно смело сказать. Вот и комнату с кухней получил, когда ответственные инженеры по углам треплются.
Новоселье справили на красоту. Нужные люди были. Ну, и выпито было порядочно. Всего хватало. Кто далеко жил - ночевать остался. Потушили свет, полегли на полу вповалку…
…Был ли то бухгалтер, завмагово начальство, или устроивший комнату инспектор жилуправления, или тот веселый, что на гитаре играл… Муся не знала, да и узнавать было незачем: бухгалтера посадили, инспектор на Камчатку завербовался, а гитарист… ищи ветра в поле!
Такова была обыкновенная, очень обыкновенная история, которую рассказала Муся своей соседке по койке.
А дальше пошло необыкновенное.