- А это у вас что? - благожелательно, вплоть до премирования тремя метрами мануфактуры, потянулся он к тетрадкам.
В них-то, за синей обложкой, украшенной ликом потягивающего свою историческую трубку мудрейшего, и таился рок шестидесятирублевого советского эдипа, безупречной хранительницы достояния трудящихся Анны Ивановны.
"Но примешь ты смерть от коня своего", - писал когда-то, еще не зачисленный кандидатом в ВКП(б), камер-юнкер Пушкин.
- Реестрик, - зацвела обязательной улыбкой Анна Ивановна, - в него все занесено: и вожди входящие, и вожди исходящие, а израсходованные лозунги в добавлении…
- Что-о-о? - не то с удивлением, не то с интересом протянул ответственный и открыл тетрадь. По мерс ознакомления с содержанием реестра его лицо отражало на своей поверхности все многосложные задвижения от героя труда до врага народа.
- Что-о?! Что-о-о?!! Что-о-о-о??!!! - наростало, как налоговый пресс на частно практикующего врача. - Читайте! - ткнул он тетрадку директору.
Тот, побледнев до самого заматерелого белогвардейства, протер культурно выстиранным платочком полагающиеся по штату круглые очки и впился глазами в тетрадь. Там на аккуратнейше разграфленной белизне было выведено четким почерком Анны Ивановны:
ВЕДОМОСТЬ ПРИХОДА И РАСХОДА ВОЖДЕЙ ПЕЧАТНЫХ И НЕПЕЧАТНЫХ (ГИПСОВЫХ)
1. В расход:
| 1. вождей | подмоченных | 23 | штуки |
| 2. | бракованных свыше | 16 | - |
| 3. | порванных с краю | 8 | - |
| изношенных за старостью | 12 | - | |
| 5. | замаранных | 3 | - |
| 6. | поврежденных в головах | 4 | - |
| 7. | устарелых прошлогодних | 126 | - |
| 8. | без голов | 6 | - |
| 9. | испохабленных | 1 | |
| - | Итого в расход | 338 | вождей |
2. В приход за тот же период поступило:
| 1. вождей свежих | 276 | штук |
| 2. бывших в употреблении | 120 | - |
| 3. сомнительных качеств | 12 | - |
| Итого в приход | 408 | штук |
| с прежде поступившими | 550 | - |
| из них в обороте | 176 | - |
| резерве | 74 | - |
Всю эту безупречную, "в ажур", бухгалтерию я прочел, глядя через вздрагивающее директорское плечо. Дальше я не интересовался ею, так как мое собственное дальнейшее местожительство представляло уже больше интереса. Исходя именно из этих соображений, я с быстротой, которой позавидовал бы сам старший экономист ВСНХ, спланировал свои ближайшие срочно-внеплановые маршруты и в темпах, превосходящих передовых энтузиастов социалистического подъема, добежал до квартиры, сунул в наволочку всю наличную, допущенную законом, личную собственность, а в карман менее допускаемый им же комплект заранее заготовленных удостоверений (это надо каждому иметь, как культурную зубную щетку!) и паспорт на обновленное имя… да и был таков! Два перегона я пробежал в стиле непрерывного эстафетного испытания на значек "Готов к труду и обороне"; на третьей станции в результате взаимного трудового соглашения с кондуктором был допущен пребывать в лежачем состоянии на тормозной площадке товарного вагона, в каковом и прибыл на одну из сибирских новостроек… На них и "со всячинкой" берут!
О судьбе Анны Ивановны после ответственного контроля ее точной бухгалтерии я узнал там же, но лишь через год. Бывают же совпадения! Она грузила уголь на той же новостройке и ночевала в особо отведенном помещении за проволокой. Эта встреча возбудила во мне интерес к дальнейшим передвижениям, а Анна Ивановна оставалась там еще четыре года.
Остерегайтесь, господа, статистик, бухгалтерий и прочих двойных премудростей! У них и последствия двойные бывают; и премирование до срока и отбывание до срока… Учитывайте накопленные ценности социалистического опыта!
Провокатор Поликушка
- Ну, милый вы человек, это сплошная глупистика! У него диплом филологического факультета в кармане, а он сидит счетоводом на двухстах рублях… Я же вам семьсот гарантирую. Шесть рублей в час и все старшие классы - ваши! И меня выручите: до экзамена два месяца, а учитель "на курорт" выехал… Положеньице!
- Не отпустят меня, пожалуй.
- Не отпустят? Да я через райкома проверну. Не отпустят?! В "другом месте" тогда поговорим!
Сосед Петра Степановича по квартире, он же директор школы-десятилетки, говорил веско и уверенно. Вески были и доводы: уцелевший во всех передрягах диплом, семьсот в месяц и - косвенно - упоминание о "другом месте".
- Отвык я от педагогической работы…
- Привыкнуть- раз плюнуть! Ребята же у меня хорошие. Без пропаганды вам говорю, смирные и успешные. Ведь моя школа в пригороде. Из колхозов ребята. У них всегда и дисциплина и успеваемость выше. Любого учителя спросите. Правило. Так по рукам? Даешь пять!
Мощная длань директора поглотила вялую пятерню Петра Степановича и в ударном порядке вытрясла из него последние колебания.
- Есть контакт! Завтра же в райкоме проверну! Послезавтра жду в школе. Пока!
Все прошло, как по графику. Наутро директор забежал в кабинет секретаря райкома.
- Ну, отыскал себе литератора! Из земли в точном значении выкопал - в земотделе счетоводом преет. Высокий специалист! Императорский университет кончил. Диплом с орлом! Сам видел. И лояльный человек. Проверенный. Пять лет на одном дворе живем. Телефонь в земотдел, чтоб не задерживали.
В два часа дня Петр Степанович получил уже расчет, а на следующее утро внимал последним инструкциям директора:
- Помните, советская педагогика - это живой, беспрерывный обмен мысли. Вопросы и ответы. Ответы и вопросы. Весь класс беспрерывно вовлечен в работу… Ну, вам - в седьмой! Прекрасный класс. Всего!
Класс действительно был хорош. Вежливенько встали при входе Петра Степановича, дежурный сказал, кого нет, и урок начался.
- Ну, на чем вы окончили с прежним учителем?
- "Поликушку" Толстого прочли, а проработать не успели, как Семен Семеновича… то-есть заболел когда Семен Семенович! - доложила с первой парты обладательница двух восстановленных в правах русых косичек.
- Прекрасно, прекрасно, - похвалил кого-то неизвестного Петр Степанович. - Начнем проработку "Поликушки". У кого есть вопросы?
После минутного молчания над серединою класса, подобно ракете, взметнулась рука, принадлежавшая явному активисту: три пальца были обвязаны тряпицами, а с ладонн вопил жирно выписанный чернилами вопросительный знак.
- Ну-ну, что тебе непонятно? - подбодрил активиста Петр Степанович.
- Почему Поликушку не посадили?
- Да за что ж его было сажать? Ведь деньги же нашлись?
- Не за деньги, а за вредительство. Он - враг народа!
- Что ты, милый мой, - изумился Петр Степанович, - да какой же он вредитель? Человек он бедный…
- Что с того, что бедный? А колхозных коней лечил без дозволения? Дохли кони? Дохли. Ясно-понятно - вредитель. У нас в бригаде в том году Титыч - дед, конюх, мерина "от ветров" своими средствами лечить стал. "Я враз, грит, его поправлю". А мерин-то раздулся, как пузырь, и подох. Так Титыча самого тут враз забрали и по сегодня его нет. Вредитель и враг народа. Так и объявили.
- Видишь ли, в мрачные времена царизма медицина, то-есть ветеринария, стояла на низком уровне, и Поликушка… - Петр Степанович сконструировал в уме уже длинную речь о бедах темного крестьянства, угнетенного проклятым царизмом, но с первой парты обиженно прозвучал голосок обладательницы двух русых кос:
- Вот вы говорите, Поликушка - бедняк, а в книжке написано, что у него своя корова была, свинья с поросятами, два десятка кур… Какое же это бедняцкое хозяйство? Даже, извините, очень зажиточное…
Царизм пришлось временно оставить в покое и переключиться на весьма туманное доказательство того, что корова и прочее были, собственно говоря, помещичьи, а бесправное, угнетенное крестьянство… Но и эта тема осталась незаконченной. Раздались еще вопросы. На лбу Петра Степановича выступили капли пота. Чем дальше развертывалась проработка Поликушки, тем они становились крупнее и гуще… а до звонка оставалось еще целых двадцать пять минут.
Тема была, видимо, близка и забориста. Рассказ был прочтен внимательно. Спрашивали о подробностях, давно уже стершихся в памяти Петра Степановича. Неожиданность сменялась неожиданностью.
- Где Поликушкина баба мыло брала, или сама она его из дохлятины варила? Сколько "соток" барыня давала Поликушке под огород? А дрова он где воровал? Как это барыня, дура такая, деньги Поликушке без расписки доверила?
Советская педагогическая методика, основанная на живом, беспрерывном общении учителя с учениками, подхватила Петра Степановича, как ветер сухой листок, кружила его, то подбрасывая, то ударяя о землю. Пот с него лился уже ручьями.
Директор не хвастал: класс был на самом деле активный, вдумчивый. Интерес к теме урока возрастал с каждой минутой. Руки, перепачканные то чернилами, то дегтем, взлетали уже десятками. Живой обмен мыслями начался и между самими учениками. Русые косы трактовали получение Поликушкой муки и прочего от помещицы, как законную оплату трудодней, но активист с вопросительным знаком протестовал:
- Какие могут быть трудодни, когда ему нормы не дадено? По блату он ловчил! Какая у него работа была? Туфта! Попади он к нам в третью бригаду - завертелся б тогда!..