- Неполных пять классов. На большее терпения не хватило.
- Документы?
- Да остались в медсанбате. Бомбили нас, ну и разбежались все кто куда. Государства в войну исчезают, а документы… - вздохнул Оленев.
- Пять классов не закончил, а говоришь как профессор: "Государства исчезают…" Не брешешь, что пять закончил? Глаза у тебя вроде тоже неглупые.
- Вот именно. Давно не пил, поэтому и глаза неглупые, - ответил Иван и с ненавистью подумал: "Какой прокурор нашелся! Все видит, все знает. И смотрит, как коршун на цыпленка… Почему я должен быть дурнее тебя?.."
- Выпьем в другой раз! - сказал Перелетный, со злостью вспомнив ужин с Рябчиковым и Мукаговым. - Твоя фамилия, окруженец?
- Лосев.
- А ну подай-ка альбом! - обернулся внезапно Перелетный к Наде.
Надя принесла ему альбом. Перелетный вслух прочитал надпись на фотографии Андрея:
- "На добрую память от Ивана Оленева". Гм! Лесные красавцы. Олень и лось! - Можно подумать, что ты, Калина, женщина легкого поведения. Один присылает тебе карточку, другой ее подписывает, а замуж выходишь за третьего.
- Разве я виновата! Это мой двоюродный брат Терентий подшутил! - сказала Надя.
- О! Еще и четвертый! Двоюродный брат, кузен, как говорят французы! - удивился Перелетный.
Он посмотрел маслянистыми глазами на Надю и неторопливо вышел из хаты. Через минуту затарахтел мотоцикл.
- Ты побледнел, Ваня, - забеспокоилась Надя. - Рука болит?
- Честно говоря, испугался, Надюша. В каком бы положении мы оказались, если бы Колотуха не подменил фото? Да Перелетный с немцами вытянули бы из меня все жилы! Нашли бы газеты с Указом о награждении меня орденом, и тогда конец! - Внезапно он засмеялся: - А как я ругал старшину за его выходку! Переживал, когда с Андреем впервые пришли к тебе. И как все это неожиданно повернулось!
- Может, все обойдется, - вздохнула Надя.
- Слушайте меня, дети! - вмешалась мать. - Очи этого человека завистливые и жестокие. Берегитесь!
10
Ротами, взводами, отделениями, просто группами и поодиночке красноармейцы и командиры выходили из окружения. Четыре пограничника заставы капитана Тулина - Андрей Стоколос, Максим Колотуха, Шмель Мукагов и Василий Рябчиков - соединили свои судьбы с бойцами майора Сильченко. Теперь он командовал уже не полком и не двумя батальонами, а только ротой. Концентрация немецких войск, чем ближе к фронту, тем больше увеличивалась, и это заставило полк рассредоточиться.
Поздно вечером рота майора Сильченко остановилась на привал. За начальника штаба был лейтенант Рябчиков. В обстановке, когда можно было ждать врага со всех четырех сторон, он организовал хорошую разведку и боевые группы охранения.
- Теперь и нам можно подремать! - сказал Рябчиков майору.
- Какая гарантия, что охрана не заснет? Люди почти неделю без сна. Валятся на землю, как снопы, - встревоженно сказал Сильченко.
- Чтоб не заснуть, давайте вместе походим, - предложил Рябчиков.
- Хорошо.
Стоколос, Мукагов, Колотуха слышали разговор и остались довольны, что ни Рябчиков, ни Сильченко их не вспомнили. В таких случаях всегда ищут энтузиастов. Да какой там энтузиазм, когда неимоверно хочется спать? Хотя бы часик! Спать. Спать…
Сквозь сон Андрей услышал разговор между Сильченко, вернувшимся с проверки дозоров, и каким-то человеком.
- И далеко вы оторвались, старший лейтенант? - с ударением на слове "оторвались" спросил майор.
- Как сказать! Сейчас все делятся на группы. Так что виноватым себя не считаю. Встретил чекистов. Они в гражданском. Тоже шли группами.
- Я не обвиняю вас. Просто вспомнил вашу фразу: "Оторвемся…"
"Это же Пужай… - подумал Стоколос. - Значит, снова пришлось с ним встретиться…"
- Что это за чекисты? - спросил Сильченко.
- А кто их знает! С ними был и лейтенант Заруба из нашего полка, - ответил с удивлением Пужай.
"Петро Заруба! - вдруг вспомнил Стоколос. - Я же с ним корректировал артогонь под Киевом. Тогда еще про него рассказывал майор Сильченко. Курсанты Зарубы расколошматили танковую колонну противника. Еще сказал майор, что полковник Шаблий пошел с группой бойцов в село Вовчки…" Андрей мгновенно поднялся на ноги и подскочил к Пужаю.
- А вы встречали моего отца? Полковника Шаблия?! Он с лейтенантом Зарубой!
- А ты кто такой? - Пужай вперил глаза в Стоколоса. - Неужели ты, радист?
- Скажите, не видели полковника Шаблия? Скажите же!.. - Андрей положил руки на грудь Пужая. Давняя стычка в это мгновение забылась. Перед Андреем был человек, возможно, видевший его отца. - Ну, скажите же…
Что только не передумаешь в эти минуты! Может, молчит Пужай потому, что случилось несчастье с полковником Шаблием? Может, отец пошел с другой группой? Все может быть. Только не может сказать неправду сейчас старший лейтенант Пужай.
- Он высокий, русый чуб над высоким лбом!.. - вдруг принялся перечислять приметы Андрей.
- Русый чуб?..
"Что же он молчит? Неужели погиб отец? Почему я не там?.."
Пужай не торопился отвечать, так как не знал, что выгоднее - сказать правду или сказать: "Не знаю". Если бы не было Сильченко, можно было бы и утаить, что он видел полковника Шаблия. Пужай нутром невзлюбил Стоколоса еще во время первой, очень памятной встречи. Но все-таки придется сказать правду. Тем самым он выгородит себя. Хорошо, что сейчас ночь, и петлиц, с которых сорваны кубики, не видят ни Сильченко, ни Стоколос, с кем Пужаю не очень хотелось встречаться.
- Наверное, то был твой отец, пограничник, - наконец сказал Пужай, не называя фамилию Андрея, подчеркивая этим, что давние связи между ними забыты. Но на самом деле он навсегда запомнил этого парня с решительными упрямыми глазами. Да и как забыть Андрея, который вынес с позиции горячий снаряд!
- А про меня вы ему не сказали? - спросил Андрей, не подумав, что Пужая в прошлый раз узнал только он, когда была ночь, в которой тот растворился, пытаясь "оторваться".
- Откуда я мог знать, где ты? - удивился Пужай.
- Это правда? - повеселевшим голосом спросил Стоколос. - Живой отец! И не пропадет с таким, как лейтенант Заруба.
- Верно! - подхватил Пужай. - Зарубу я просто не узнал. Ходит возле твоего отца, как адъютант. Может, когда-нибудь Шаблий вспомнит товарищей, с которыми разделял трудное время, - сказал он с завистью.
- На что намекаешь? Заруба корыстный? - мгновенно вспыхнул Андрей.
И хотя была темная октябрьская ночь, Андрей увидел лицо и всего Пужая, в сапогах с распоротыми голенищами, как будто сейчас был ясный день. Все вспомнилось… Вот Пужай приказывает отнести снаряд… Потом подъезжает на мотоцикле к майору Сильченко и заговорщицки предлагает ему "оторваться на машине"…
"Почему же Пужай не остался с отцовской группой?" - задумался Андрей, забыв про свой гневный вопрос.
"Что скажут красноармейцы, когда увидят, что я сорвал кубари? - лихорадочно думал Пужай. - Снова кивать на чекистов, которые в гражданской одежде? Сильченко может сказать: "Чекисты - это другое дело. Им, может быть, и положено ходить в такой одежде, которую требуют обстоятельства. А мы пока что солдаты регулярной армии…" Конечно, так скажет майор. Где он взялся на мою несчастную голову вместе с пограничниками?" Если бы не Заруба, то он, Пужай, и остался бы с полковником Шаблием. Вышли бы вместе в свой тыл, и был бы Пужай "чистеньким".
Пужай вздохнул. Ну и жизнь! Убегал от танков, идущих на Сильченко, и встретился с Зарубой. Повернул от Зарубы, чтобы где-нибудь переждать трудные времена, и снова натолкнулся на Сильченко, да еще и Стоколоса со старшиной Колотухой. Немцы от этого леса в нескольких километрах, а Сильченко, Колотуха и сын полковника Шаблия рядом. Как меж двух огней. "И не туда Никита, и не сюда Никита!"
Пужай расстелил плащ-палатку подальше от бойцов.
- О! Живот болит! Наверное, что-то съел… - послышался через несколько минут его голос.
Никто не ответил. Те, кто проснулся, вновь засыпали. Закрыл глаза и Андрей.
- Придется идти в кусты, - громко, вроде бы про себя бубнил Пужай.
"Молчал бы себе, если припекло…" - подумал Андрей.
Пужай вернулся через несколько минут и вздохнул:
- Товарищ майор, вы спите?
- Майор пошел проверять посты, - ответил кто-то.
- А вблизи немцы есть? - спросил Пужай.
- Так и кишит ими.
- Сюда бы нашу гаубицу и твою рацию, Андрей. Отрезаны мы от всего света. Где свои? Что с ними происходит? Где партизаны? Нету связи. Нету никаких явок. И все потому, что не думали воевать. Ладно, поспим, - как бы читая молитву, сказал Пужай.
Лежал он как на иголках. Понимал, что встречать утро вместе с майором Сильченко равнозначно смерти: могут обвинить в дезертирстве. Нужно "оторваться", пока майор не заметил, что у него сорваны знаки отличия.
"Скорее бы заснул Стоколос… Пока нет майора, можно сходить в кусты и оттуда уже не вернуться. Господи, что за жизнь настала! Всего надо бояться. Даже не верится, что все это со мной происходит…"
Так мучился в мыслях Пужай, ворочаясь с боку на бок. Он думал об одном: как незаметно исчезнуть отсюда. Через полчаса Пужай снова стал охать, а потом поплелся к кустам, держась за живот. На этот раз он шел в те кусты, что были подальше от часового.
Повеял ветерок. Зашумели деревья. Пужай облегченно вздохнул: погода на его стороне. Он пополз к лугу, быстро промок. Стало холодно. Но что поделаешь? На месте майора Сильченко он бы уже расстрелял такого, который предлагает "оторваться". "Да что это я на себя наговариваю! - спохватился Пужай. - Разве я не шел, как все, на восток?"