9
Маланка Гутыря прятала Рябчикова и Мукагова сперва в зарослях малины, а потом перевела их на чердак. Переодеться и выйти в село было рискованно, и они пока отсиживались в укромном месте. Старшим полицаем в селе был Вадим Перелетный, знакомый Василию и Шмелю еще по "Уманской яме". Теперь он стал верным приспешником немцев. Он везде утверждал, что немцы и украинцы близки по духу. Он еще не убивал людей, но охотно вешал на трупы таблички: "Партизан", "Коммунист" и всячески выслуживался перед немцами.
Первые два месяца оккупации были трагическими для многих партизанских отрядов, созданных в каждом районе еще до прихода врага. Многие базы продовольствия и оружия стали известны оккупантам, как и руководители отрядов, которые больше прятались в родных местах. Рябчиков, который собирался связаться с партизанским отрядом, слышал сообщения о провалах и расстрелах. Он чувствовал, что местные партизанские руководители жили категориями времен гражданской войны, а ведь перед ними был теперь совсем другой враг - опытный, вероломный, хитрый и жестокий. И поэтому на сельских площадях поднялись виселицы и затянулись петли на первых, часто неопытных партизанах.
Рябчиков и Мукагов сдружились так, как могут сдружиться люди в беде. Ночью они выходили в поле, на дорогу, искали оружие. Без него они не могли себя считать полноценными мстителями. Первым добыл автомат Василий. Утром у соседнего села он увидел прицеп, нагруженный бочками с горючим. У него отлетело колесо. Шофер оставил плюгавого солдата охранять прицеп, а сам на машине уехал в село, где был небольшой гарнизон. Незаметно подойти к солдату было невозможно. Василий прикинулся пьяным, вытащил бутылку с водой. В ответ на грозное; "Хенде хох!" - Рябчиков постучал стаканом по бутылке.
- Пьем, гуляем, господин солдат. Меня назначили попом… или, как там у вас, пастырем. Выпьем, господин солдат… За Иисуса и за меня, нового попа, - дурачился Рябчиков, наливая воды.
Солдат отмахнулся от него. Рябчиков выпил и, не моргнув, снова налил. Солдат с удивлением посмотрел на ополовиненную бутылку. В это мгновение он и получил прямой удар в челюсть. Еще секунда - и автомат был в руках Рябчикова. Из кустов выскочил Шмель:
- Ну, лейтенант, и артист же ты! Я таких еще не видел!
Обыскали карманы потерявшего сознание солдата, забрали документы, нож и две гранаты и шуганули в придорожные кусты, которыми и подкрались сюда.
Шмель сразу же предложил прикончить Перелетного.
- На его место поставят нового. Да еще убьют полсела. В другой раз, в другом месте, - сказал Рябчиков. - Пожалуй, нам надо тихонько смываться и держать курс на восток. Хорошо бы к своим в Лютенки заглянуть. Наверное, там Зина и ребята.
- Много ты хочешь сразу.
Вечером к ним на чердак поднялась Маланка. Она пригласила Рябчикова и Мукагова на ужин к Марине. Но Рябчиков был непреклонен: надо идти!
- Боишься? - с укором спросила Маланка.
- За тебя боюсь.
- А может, все-таки останетесь? - настаивала Маланка.
Рябчиков взял ее за руку.
- Нет, пойдем. Я до смерти не забуду тебя, свою спасительницу.
- Ну тогда прощай, Шмель Бибоевич! - пожала руку Мукагову, потом подошла к Рябчикову. - Может, где и моего встретишь? Скажешь, что мы тут пока живы.
- Обязательно скажу, Маланка, - заверил Рябчиков.
- Счастья вам.
- Спасибо.
Они обнялись. Когда Маланка ушла, на душе у Рябчикова стало тревожно.
Вскоре на чердак заглянула Марина:
- Плачет Маланка.
- Да и нам невесело. Помолчали.
- Идемте к нам, - первой прервала тишину Марина. - Окна занавешены.
- А может, не нужно? - возразил Рябчиков.
- Да мама хочет посмотреть на вас.
Тихо, поодиночке они вошли в гостеприимную хату.
- Здравствуйте, матушка! - поздоровался Василий и снял фуражку.
- Садитесь, садитесь, - засуетилась старушка. - Вот, чем богаты, тем и рады.
На столе уже стояли помидоры, соленые огурцы, свежие яблоки, кусок старого сала.
- Зачем ночью печь топите? - спросил Рябчиков.
- Марина вашего друга хочет угостить варениками. У вас же, Шмель, их нету на Кавказе?
- Нет, мама. У нас пекут чебуреки.
- Никогда не ела.
- На блинчики с мясом похожи, - объяснил Рябчиков.
Марина поставила на стол вареники, залитые сверху салом со шкварками.
В дверь громко постучали.
- Я же закрыла калитку, - испуганно сказала Марина.
- Через плетень кто-то перелез. Отведи, господи, напасть от вас, - перекрестила всех мать.
- Марина! Открывай!
Беды не ищи: она сама найдет тебя. В двери стучал Перелетный. Он уже не раз задерживал Марину на улице, заходил в хату.
Что делать? Бежать через окно. На столе ведь останется еда. Впустить полицая и схватить его? А потом? Придут немцы и сожгут хату, убьют мать, Марину. Что делать?
Ходики на стене неумолимо отстукивали "тик-так, тик-так". И каждое мгновение было против тех, кто был в хате.
- Открой! Успокойся и будь вежливой, - сказал наконец Рябчиков, поправив под немецкой шинелью автомат, висевший на груди.
Марина вышла в сени и крикнула:
- Да сейчас. Ишь разошлись…
В хату неторопливо вошел Перелетный с винтовкой на плече и пистолетом на боку. Он тут же вздрогнул, отступил и стал снимать винтовку.
- Будь гостем, - улыбнулся Рябчиков. - Садись, господин Перелетный! Чтобы не быть должниками, угощаем чаркой с варениками. Ты нас раньше хотел салом и хлебом угостить, а мы вот… - Он кивнул на стол.
Всего мог ждать Перелетный, но никак не ожидал встретить здесь Рябчикова и Мукагова, которых, полагал, давно нет на этом свете.
- Поужинайте, господин Перелетный! - вдруг пригласила Марина. - Забрели к нам эти люди, ищут, где бы перезимовать.
- Шутить будете в другом месте! Здесь вы в моих руках, - неуверенно сказал Перелетный, поднимая винтовку.
- Ну даешь! Мы к тебе с варениками, а ты с винтовкой? - засмеялся Рябчиков. - Да еще в гостях. Несолидно, господин полицай.
Рябчиков лихорадочно думал: "Как выйти из ситуации? Расправиться с Перелетным - раз плюнуть, но пострадают потом Марина с матерью, его дружки наверняка знают, куда он пошел. Прихватить с собой - рискованно тащить такую обузу. Как же нам разойтись?"
- Пей! Ты же человек с головой, знаешь, что убивать мы тебя не будем, даже если бы мы были партизанами, - рассудительно вел Рябчиков. - Да и ты сразу двоих не убьешь, один из нас, если чего, успеет тебя.
Перелетный молча смотрел то на Рябчикова, то на Мукагова и лихорадочно думал.
- Да выпейте же! - примирительно обратилась к полицаю Марина.
- К тебе же по-человечески…
Молнией бросился Мукагов и в одно мгновение выхватил у Перелетного винтовку. Рябчиков откинул полу шинели и показал полицаю автомат.
Ошеломленный Перелетный сразу обмяк и, задыхаясь, выдавил:
- Не… Не убивайте. Я же вас не выдал, когда мы были в "яме".
- Никто тебя не тронет. Выпей чарку, закуси огурцом, если не хочешь варениками, - едко сказал Рябчиков.
- Где ты взялся на нашу голову! - горячился Мукагов, поняв, что с Перелетным рассчитаться не удастся.
Напряженно думал и Василий Рябчиков: "Что с ним делать? Связать, заткнуть кляпом рот и вывести в поле. Но полицаи знают же, где он. Может, напоить, отобрать документы и отпустить. Не скажет же он немцам, у кого был в руках. Промолчит? Главное - отвести беду от Марины".
Марина, как бы почувствовав, о чем думает Рябчиков, сказала:
- Миром разойдитесь.
Василий взял винтовку, вынул затвор и спрятал в карман.
- Бери винтовку. Ничего, что она без затвора. Ночью незаметно. Не думаю, что ты такой безголовый, чтобы про все рассказать коменданту в полиции. И еще. Тронешь Марину или ее мать, не сносить тебе головы!
В глазах Вадима сверкали огни ненависти. Противоречивые мысли роились в голове: "Ну да слава богу, оставили живым. Потом подумаю, как быть".
- Он выдаст Марину и мать! - прошептал Шмель.
- Тем хуже для него. Мы найдем его, - с угрозой в голосе сказал Рябчиков.
- Да что вы! У меня тоже есть мать.
Пограничники хмуро взглянули на Перелетного и вышли, в сенях поклонившись Марине и матери.
- Прощайте.
Через сады выбрались в степь. Прислушались, нет ли погони. На душе было тяжело. Еще раз оглянулись. Село в долине спало. Ни огонька. Только в школе, где была комендатура, светились окна.
- Вроде спокойно, - сказал Шмель, улыбнувшись.
- Вроде. Но откуда же берутся такие выродки, когда приходит беда?
Внезапно небо порозовело. Обернулась и застыли. Над селом хлестало пламя. Горело там, где была хата Марины.
Шмель упал на колени и, закрыв лицо ладонями, застонал:
- Это я! Это же я виноват! Не надо было заходить в хату! - Он вскочил и быстро заговорил: - Дай мне автомат! Я сотру их всех в порошок.
- Стой, Шмель! Стой! Может, это стог сена, - Рябчиков сдерживал безрассудство Мукагова.
В селе завыли собаки.
- Идем, Шмель… Мы еще вернемся. Не убежит этот подлец от мести, - успокаивал Рябчиков друга.
Отсветы пожара усиливались, загорелось еще что-то.