Карасев внимательно смотрит на ключ от номера, лежащий на столике…
Млынский и Ерофеев одни в пещере. Сержант молча и насупившись собирает вещи.
Млынский надевает поверх гимнастерки телогрейку, опоясывается ремнем. С усмешкой смотрит на Ерофеева, которому никак не удается запихнуть в мешок сапоги.
- Ну что ты волком глядишь? Не влезают сапоги - выбрось.
- Да бог с ними, с вашими сапогами, - сказал Ерофеев, в сердцах бросив незавязанный мешок. - Сапоги… Вы людей в упор перестали замечать…
- Это ты о чем?
- А вы сами не видите, что ли? У докторши скоро живот на нос полезет, а вы ее по лесам да горам таскаете…
- Что? Ты что говоришь?
- А то и говорю, что за большими делами не видите ничего вокруг! Ну какими еще словами-то втолковать: беременна Ирина-то, ребенок у нее скоро будет…
- Ерофеич… - Млынский, растерянно улыбаясь, опускается на топчан. - Ерофеич… Ах я старый дурак… А что же вы все молчали? Что же она не сказала?
- А гордость у бабы есть? Кто она вам? Вы подумали? Если жена - так нужно оформить как полагается… Убьют вас, не приведи господи, - она с дитем останется. Кто? Ни вдова, ни… На Большую землю отправлять ее надо.
- Прав ты, Ерофеич, прав во всем! - сказал Млынский. - Спасибо…
В вечернем сумраке шевелился лагерь: люди строились, слышались приглушенные слова команд, скрип тележных колес, топот сапог и лошадиных копыт, бряцанье оружия, тихая ругань…
Санчасть сворачивала палатки. Раненых грузили на подводы. Ирина Петровна, спокойно и деловито переходя от подводы к подводе, справлялась о самочувствии раненых, поправляла повязки.
Где-то за деревьями перед построенными бойцами выступал Алиев. Речь его едва долетала сюда, к санчасти, обрывками фраз:
- Товарищи… За независимость нашей Родины… Свободу народам Европы… Уничтожить фашистского зверя в его собственной берлоге…
Млынский из-за ствола дерева долго наблюдал за Ириной Петровной. Потом окликнул:
- Ирина!
Та вздрогнула, обернулась, торопливо запахнула расстегнутую шинель.
- Иван Петрович! Ваня! Родной… Как же так? Мы уходим, а ты остаешься?
- Ирина…
- Я не хочу, я боюсь тебя потерять.
- Ирина, Ирина… - Млынский прижался к ее щеке, зашептал горячо: - Я все знаю, я счастлив, слышишь?.. Только надо было сразу сказать, ты и ребенок были бы уже в безопасности.
- Ерофеич? Проболтался…
- Ты только будь осторожна, мы скоро увидимся… И у нас будет свадьба. Будет! Всем смертям назло мы будем счастливы, слышишь?..
Повозки санчасти тронулись, раздался девичий голос:
- Ирина Петровна! Товарищ капитан!
- Я не пойду! Я никуда не пойду без тебя! - сказала Ирина Петровна.
Млынский вздохнул и крепко обнял ее.
На пятачке для танцев в ресторанном зале тесно так, что пары только топчутся на месте, прижавшись друг к другу.
Гелена танцует с Кюнлем. Слегка захмелевший инженер жмет девушке пальцы и что-то шепчет на ухо. Она, смеясь, кивает…
Ключ от номера Кюнля лежит на столике, за которым в одиночестве пьет Карасев-Деннерт.
Кюнль и Гелена танцуют, нежно прижавшись щекой к щеке. Он снова шепчет ей на ухо. Но на этот раз девушка отрицательно качает головой.
- Нет, Зигфрид, это невозможно… - Ее полуоткрытый зовущий рот так соблазнителен! - Это невозможно, - повторяет она и еще теснее прижимается к партнеру.
Когда смолкает музыка, они еще некоторое время стоят неподвижно, все так же тесно прижимаясь друг к другу. Наконец возвращаются к столику.
Поцеловав с галантной благодарностью руку Гелены и усадив ее за столик, Кюнль устраивается напротив помрачневшего Карасева.
- Фрейлейн Гелена прекрасно танцует…
- Да я, кажется, пьян… Я лучше уйду. А ты не ходи за мной! Всё! К черту! - Карасев встает, бросает деньги на стол. - Все к черту!.. - Слегка пошатываясь, но стараясь держаться прямо, он направляется к выходу.
Гелена украдкой плачет, вытирая глаза кружевным платочком.
- Ну-ну, успокойтесь. - Кюнль ласково пожимает ее руку. - Очень жаль, что из-за меня.
- А, - машет платочком Гелена, - мне это все надоело!
- С ним часто такое?
- Каждый вечер. С тех пор как вернулся с фронта.
- Да, это неприятно.
Гелена прячет платочек в серебряную сумочку и, вздохнув, улыбается, несколько, правда, растерянно.
- Ну вот я и свободна…
Кюнль, пропустив вперед Гелену, входит за ней в темный номер. Повернув ключ в замке, зажигает свет.
Из кресла напротив двери поднимается Карасев. Он совершенно трезв. У зашторенного окна стоит Шумский.
- Что это значит? - высокомерно спрашивает Кюнль.
- Тихо, господин инженер, - предупреждает Карасев.
Но Кюнль повышает голос:
- Я требую объяснить…
Карасев коротким ударом сбивает инженера с ног.
- Я же предупреждал вас - тихо!
Кюнль лежит на полу и с ужасом смотрит на Карасева, на Гелену, спокойно стоящую возле окна рядом с Шумским.
Карасев молча поднимает Кюнля за ворот и тащит в ванную комнату. Здесь он рывком швыряет не на шутку испуганного и податливого Кюнля к газовой колонке, заводит его руки вокруг колонки и тут же защелкивает наручники.
- Что вам нужно? - испуганно хрипит Кюнль.
- Сейчас узнаете. Только ведите себя хорошо - и все будет в полном порядке. - Карасев обыскивает его, достает портмоне и вынимает документы. - Оружие есть?
- Нет…
Карасев открывает кран душа - зашумела вода. На секунду выходит из ванной, передает документы Кюнля Шуйскому и возвращается.
- Слушайте меня внимательно, Зигфрид. Вы должны понять, что так или иначе мы добьемся, чего хотим. Поэтому вам лучше правдиво и без канители отвечать на вопросы. Вы меня поняли?
- Да…
Входит Шумский.
- На этом динстаусвайсе надо поменять фотографию.
- Рискованно. Здесь приметы, - пожимает плечами Карасев.
- "Глаза голубые, лицо овальное"… Сойдет, я думаю.
Карасев выходит, оставив двери открытыми.
- Вы работаете в ракетном центре Вернера фон Брауна? - спрашивает Шумский у Кюнля.
- Как вам сказать…
- Как можно точнее.
- Я работаю в конструкторском бюро фирмы "Сименс", мы выполняем заказы Брауна и, разумеется, отвечаем перед ним и особоуполномоченным - группенфюрером Вольфом… Что вы собираетесь сделать со мной?
- Это зависит от многих обстоятельств, в том числе и от правдивости ваших ответов, Кюнль. Для чего вы приехали в Краков?
- В командировку. На предприятия особой зоны "Величка".
- Цель командировки? Подробнее, Кюнль.
- Я должен выяснить причины, по которым ракеты взрываются в воздухе после старта. Есть предположение, что из-за саботажа на сборке ракет…
- Такой саботаж возможен?
- В принципе да. Небольшие отклонения в допусках - и при вибрации ракеты в полете…
На пороге появляется Гелена, делает предупреждающий знак.
Шумский строго смотрит на Кюнля, но тот и без того умолк, как только вошла Гелена, и, вздохнув, отвернулся к стене…
А в коридоре, около двери в номер Кюнля, останавливается дежурный эсэсовец. Прислушивается. Из номера едва слышно доносится шум воды…
Краков. Гестапо. Вольф за столом внимательно слушает доклад Занге, стоящего у крупномасштабной карты Дембицы.
- Млынский вцепился в полигон, как мальчишка в рождественский пряник. И я полагаю, что если не сегодня, так завтра он предпримет попытку захвата ракет…
- У тебя все готово?
- Еще несколько часов - и ловушка захлопнется… Сигналом к общему выступлению будет взрыв установок в тот момент, когда Млынский решит, что они уже у него в кармане.
- Хорошо. - Вольф встал из-за стола и подошел к карте. - Только не тяните с полным окружением. Не тяните, Занге. Время работает против нас. Охрана объекта "Величка" усилена?
- Так точно, группенфюрер. Мышь не проскочит…
На въезде у ворот в особую зону охранники тщательно проверяют документы Шумского. Вернув документы, открыли ворота, и, как только машина проехала, один из них позвонил кому-то по телефону из будки КПП…
Машина проехала мимо складов, через железнодорожный переезд, неподалеку от которого стояло несколько пассажирских составов с красными крестами на вагонах, и остановилась у небольшого двухэтажного дома.
Рыжий высокий шарфюрер открыл дверцу машины и приветствовал Шумского:
- Хайль Гитлер!
Небрежно вскинув руку в ответ, Шумский прошел в здание.
Рыжий шарфюрер проводил его в кабинет, сам стал у двери.
- Нас предупредили из Берлина о вашем приезде, однако штурмбанфюрера Занге сейчас нет на объекте, и вам придется подождать…
Шумский повесил плащ и шляпу, прошел к столу.
- У меня слишком мало времени, чтобы ждать, шарфюрер, и слишком важное дело. Доставьте сюда документацию и позаботьтесь, чтобы мне никто не мешал!
Поколебавшись, шарфюрер вышел, оставив открытой дверь.
Шумский приблизился к окну, забранному толстой решеткой. Во внутреннем дворе виднелись ряды продолговатых длинных ящиков. Их бережно и аккуратно грузили в пассажирский вагон с красным санитарным крестом.
В кабинет вернулся шарфюрер с двумя большими картонными папками и в сопровождении худой остроносой блондинки в эсэсовской форме. Шумский сел за стол, раскрыл, не снимая перчаток, первую папку и вопросительно взглянул на оставшихся в кабинете рыжего эсэсовца и его спутницу.