Отрад полковника Млынского глухими лесными проселками вышел к государственной границе. На случайно уцелевшем пограничном столбе был прибит металлический щит с надписью по-немецки: "Берлин - 653 км".
Отряд с развернутым знаменем был выстроен на поляне. Млынский с только что полученным орденом Ленина и другими наградами на груди медленно шел вдоль строя, вглядываясь в лица бойцов. Чуть приотстав от него, шел комиссар Алиев.
В строю стояли Ерофеев, Полищук, Бондаренко, Бейсамбаев, Ирина Петровна, Хват, Сокирко, Мгеладзе…
Немного в стороне отдельной группой стояли те, кто оставался: дед Матвей с орденом Красной Звезды, на который он. невольно косился; рядом - Алеша с медалью "За отвагу", Маша и Наташа, в накинутой на плечи шинели, смотревшая только на своего Семена. Здесь же был провожавший отряд секретарь обкома Семиренко.
Млынский остановился около них и, грустно улыбнувшись, сказал:
- Ну вот… Пришло время прощаться… Наташа, желаю тебе сына, такого же верного и смелого, как твой Бондаренко. А дочка будет - невеста Мишутке… Сватать приеду. Ну вот… слезы… А помнишь, мичман Вакуленчук говорил: "Храбрый ты парень, Наташа"?
- Помню… Все помню… До свиданья, Иван Петрович…
Млынский молча Смотрел на деда Матвея, который с трудом держался, кусая губы. Наконец дед произнес:
- Пусть хранит тебя бог, Иван Петрович, хотя ты в него и не веришь…
- Может, с нами пойдешь, Матвей Егорович? Не передумал? - спросил его Млынский.
- Нету времени у меня ходить по гостям, дома эвон сколько дел… Ты иди, не сомневайся, мы, как на фронте, не подведем, верно, Алешка?
- Ты уж дождись меня, дед, - сказал, обнимая старика, Млынский.
- Постараюсь…
Семиренко снял свою саблю и, поцеловав, протянул ее Млынскому.
- Вот… Возьми. Мне она теперь не понадобится…
- Ты что, Николай Васильевич?
- Если бы Григорий Иванович Котовский знал, в какие руки я ее передаю, он бы одобрил. Возьми. В верные руки даю, потому без сомнений. Бери, оружие это, а для меня война уже кончилась. Нам вот с дедом теперь мастерок и топорик хороший бы плотницкий…
- Вот это подарок! Спасибо, сохраню. Дай-ка я тебя поцелую, дружище…
Они обнялись и троекратно поцеловались.
Следом за Млынским со всеми прощался Алиев…
- Удачи вам, комиссар, - пожелал Семиренко.
Млынский вышел на середину строя.
- Товарищи! - Он поправил непривычную для него саблю. - Ставка Верховного Главнокомандующего поручила нам особо важное задание. Выполнять его будем на территории сопредельных нам государств. Мы идем к полякам, чехам и словакам как братья. Мы идем помочь им скинуть ярмо фашизма. Помните: вы бойцы регулярной Красной Армии! С честью несите это гордое звание! Мы уходим, и вместе с нами, в наших сердцах идут наши дорогие товарищи, павшие за наше правое дело!.. Смерть фашизму! Свободу народам! Вот наше знамя!..
Млынский и Алиев стоят перед отрядом. Млынский посмотрел на Бондаренко и, улыбнувшись, сказал:
- Ладно, Бондаренко, выйди из строя…
Бойцы засмеялись дружно и весело.
Бондаренко и Наташа кинулись друг к другу, замерли в крепком объятии…
Млынский встретился взглядом с Ириной Петровной, она улыбнулась ему.
- Отряд, смирно! - весело скомандовал Млынский. - Напра-аво! С песней шагом марш!
Отряд зашагал, и взвился над строем звонкий голос запевалы. Бойцы проходили мимо Семиренко и деда Матвея. Дед, как и Семиренко, приложил руку к козырьку фуражки, словно принимая последний парад.
Млынский оглянулся: Бондаренко с трудом отстранил от себя Наташу и побежал вдогонку за отрядом. Около пограничного столба из строя вышел сержант Ерофеев, озорно улыбнулся, подкручивая усы, достал из кармана мел и поперек щита "Берлин - 653 км" написал: "Ни хрена, дойдем!"
Отряд уходил за границу, унося с собой лихую солдатскую песню.
ФРОНТ В ТЫЛУ ВРАГА
Часть первая
Хроникальные кадры бомбардировок Лондона ракетными снарядами Фау. Разрушенные кварталы, убитые и раненые женщины и дети; госпитали, переполненные жертвами варварских бомбардировок… Пожары в городе и в лондонском порту… Люди в форме осматривают искореженные обломки ракет…
Военные летчики над Ла-Маншем пытаются сбивать летящие ракеты. Тревожные ночи. Женщины, старики и дети прислушиваются в бомбоубежищах к нарастающему вою очередного снаряда…
Голос диктора. "Личное и строго секретное послание от господина Черчилля маршалу Сталину. Имеются достоверные сведения о том, что немцы проводили испытания летающих ракет с экспериментальной станции в Дебице в Польше. Дебица лежит на пути ваших победоносно наступающих войск… Поэтому я был бы благодарен, маршал Сталин, если бы Вы смогли дать надлежащие указания о сохранении той аппаратуры и устройств в Дебице, которые ваши войска смогут захватить после овладения этим районом. 13 июля 1944 года".
На экране - хроникальные кадры: деловая и суровая Москва летом 1944 года.
Голос диктора. "Секретно и лично от премьера Иосифа Виссарионовича Сталина премьер-министру господину Уинстону Черчиллю. Мы хотели бы выполнить Вашу просьбу, изложенную в послании от 13 июля относительно экспериментальной станции в Дебице, если эта станция попадет в наши руки…".
Пасмурный вечер. Моросит мелкий дождик. Отряд полковника Млынского растянулся колонной. Тускло поблескивают мокрые каски солдат и оружие. В середине, колонны лошади тянут несколько крытых фур. Ноги лошадей и солдат скользят по размокшей глине. Рядом с одной из фур шагает капитан медицинской службы Ирина Петровна Быстрова.
Млынский обгоняет колонну верхом. Поравнявшись с Ириной Петровной, бросает поводья Ерофееву, слезает с седла и обращается к идущим девушкам:
- Здравствуйте, девушки!
- Здравствуйте, товарищ полковник! - отвечают все, кроме бойкой рыжеволосой радистки Кати Ярцевой. У той свое приветствие:
- Здравия желаем, Иван Петрович! - И глаз у нее голубой, нахальный. - Почаще бы к нам заглядывали. Всегда рады вас видеть.
- Спасибо, Катя, - улыбается Млынский. - А вот рацию оставлять не следует.
- Она тут, рядышком, товарищ полковник… В фургоне.
- На переправе ни на шаг от рации, сержант, - говорит строго Млынский и подходит к Ирине Петровне. - Вероятно, без бои не обойдется. И братьям полякам помочь придется. Как переправитесь, разверни полевой медпункт.
- Ты устало выглядишь, Иван…
- Ничего…
Они прошли вперед, а Ерофеев, не слезая с коня, выговаривает Кате Ярцевой:
- Ты что язычок распускаешь? И не таращь на меня свои - бесстыжие буркалы - бесполезно!
- Катя покорно, опускает глаза и говорит смиренно:
- Прости, Ерофеич, как-то я не подумала…
- Вот то-то.
- Неужели совсем уже бесполезно? - спрашивает с сожалением Катя.
- Тьфу, чертова, девка! - в сердцах ругается Ерофеев и, хлестнув коня, отъезжает, провожаемый дружным смехом.
Вдоль колонны навстречу ее движению галопом мчатся трое: старшина Полищук, девушка лет шестнадцати и паренек в конфедератке и с немецким автоматом за плечами.
- Товарищ полковник! - докладывает Полищук. - Связные от польских партизан.
- Ванда Милевская! - докладывает, лихо спрыгнув с лошади, девушка. - Из отряда "Варшава".
- Станислав Дановский, - подходит к полковнику парень.. - Отряд "Костюшко". Швабы атакуют наш отряд на том берегу Сана, южнее Сталевой Воли…
- Ерофеич! Хвата срочно ко мне!
Млынский достает из планшетки карту. Полищук растягивает над ним плащ-палатку.
- Это здесь, - показывает Станислав на карте.
- Ясно. Часок продержитесь, и мы подойдем.
- Есть!
- Отряд "Варшава", - сообщает Ванда, - прикрывает левый фланг коридора. Плавсредства сосредоточены около села Пшедоба.
- Значит, не сгинела Польша, - улыбается Млынский.
- Не сгинела и не сгинет, пан полковник! - горячо говорит Станислав.
- За нашу и вашу свободу, товарищи! - отвечает Млынский.
Дождь перестал. Из-за туч иногда проглядывает, луна, и тогда на реке видны лодки. Слышен плеск весел и приглушенные команды. В стороне изредка взлетают ракеты, и оттуда доносятся тревожащие ночь пулеметные очереди.
Фуры, тачанки, лошадей и легкие орудия переправляют на плотах. У берега солдаты спрыгивают с плотов в воду и переносят на руках ящики с боеприпасами, помогают лошадям вытащить на берег тяжелые фуры и орудия.
Командир роты Бейсамбаев и старшина Коваленко переносят на руках через прибрежную полосу воды Ирину Петровну. Другие солдаты - Катю Ярцеву и остальных девушек. Несут с шутками и уже на твердой земле опускают не сразу.
Высадив людей на западном берегу, лодки и плоты возвращаются обратно.
- Старший лейтенант! - приказывает Млынский Бондаренко. - Прикройте своей ротой правый фланг переправы! Займите старые окопы!
В ту же ночь по шоссе двигалась колонна немецких танков.
Впереди - открытая легковая машина с эсэсовскими офицерами и охраной. Рядом с водителем - штурмбанфюрер Занге.
Регулировщик с бляхой фельдполиции на шее светящимся жезлом указывает поворот, и машина съезжает с шоссе на проселочную дорогу. Следом за ней один за другим скатываются шесть танков.
На западном берегу реки полковник Млынский наблюдает за переправой. Стало заметно светлее. В бинокль видно, что рядом с последними лодками плывут, держась за борта и подняв над головой оружие, солдаты. Впереди - старшина Полищук. Река широкая. Ветер и течение гонят лодки в сторону от переправы.
- После такой купели по сто граммов положено, - говорит Ерофеев.