Алеша выбрался из толпы и почти сразу же наткнулся на труп полицая, лежавшего навзничь, раскинув руки. Это был тот самый здоровенный бугай, что недавно задержал его на дороге. Алеша нагнулся поднять карабин, но чья-то нога наступила на карабин чуть раньше. Высокий человек в кожаной куртке строго сказал Алеше:
- Мальчик, рано с оружием баловать. Марш домой!
Алеша не стал с ним спорить, пошел по улице, где лежали убитые полицаи и двое партизан в полушубках с красными бантами.
У длинных складов, к которым подходила ветка железной дороги, Алеша задержался. Двери складов были распахнуты, часовые у ворот лежали убитые. Из складов выносили мешки, ящики с продовольствием, грузили на сани.
В поселке хозяйничали партизаны. Ходили по улицам, стучали в двери домов.
- Выходите, товарищи! Все - к складам! Разбирайте продовольствие!
Небольшая группа местных жителей уже собралась у складов, но войти никто не решался. Высокий человек к кожаной куртке взобрался на сани.
- Товарищи! Граждане! Это ваши продукты! Ваши! Их отняли у вас и собирались везти в Германию. Нам всего не забрать. Разбирайте вы, уносите сколько сумеете. Остальное все равно подожжем…
- Эх, была не была! - Какой-то старик, швырнув шапку на землю, бросился к складу.
- Не бойтесь, товарищи! Партизаны отряда "За Родину" не дадут вас больше в обиду гадам! Мы теперь в окрестных лесах всерьез и надолго!.. - говорил человек в кожаной куртке.
Люди потащили к домам мешки.
Алеша увидел девушек, что были с ним рядом в амбаре: Машу и подружку ее. За ними шла Машина мать, причитая:
- Ох, девочка, да что ж это, милая? Да куда ж ты опять? Домой иди, говорю!..
Маша окликнула:
- Алеша! Ты куда?
- Я? Домой. Мне домой надо, к деду…
- А мы хотели в отряд. Не берут. Говорят, молодые, мол, девушки, говорят… - Маша явно расстроилась.
- Ну, пока, - смущенно сказал Алеша.
- До свиданья…
Девушки смотрели вслед уходящему к лесу Алеше, когда к ним подошел человек в кожаной куртке.
- Вы просились в отряд, девчата?
- А что, можно, да? - обрадовались девушки.
- Нет, нельзя. А надежные люди нам вот как нужны. Вы местные?
- Здешние, вон наш дом…
Они направились к дому.
- Вот что, девушки, просьба к вам у меня большая… Вы комсомолки? - спросил Высокий.
- Да, а как же, - сказала подруга Маши.
- Значит, боевое задание: ногу пареньку одному штыком пропороли гады, потерял много крови, боимся, в лес до базы не довезем…
- Оставьте у нас! Мы вылечим и спрячем! С собаками не найдут! - горячо откликнулась Маша.
- О господи!.. - только вздохнула Машина мать, которая шла все это время сзади.
- Мамочка! - обернувшись, укоризненно сказала Маша.
- Молодцы, девчата! Иного не ожидал! Все это ненадолго, мамаша. Дня через два заберем… Сейчас пронесут огородами, чтоб не видел никто…
Раненого принесли двое на самодельных носилках. Он стонал и был вроде бы без сознания. Девушки помогли втащить его на чердак. Уложили на сено. Те двое, что принесли его, положили рядом с ним автомат, гранату, мешок с продуктами и молча ушли.
Маша склонилась над раненым. Парень трудно дышал. Маша сняла с него шапку - рассыпались русые кудри.
- Красивый какой!.. - восхищенно сказала подруга.
- Неси горячей воды, балаболка, - оборвала ее Маша. И ласково убрала русую прядь с мокрого лба раненого…
По улице оккупированного города мимо разрушенных и сгоревших зданий ладная лошадка медленно тащила сани, на облучке которых сгорбившись сидел дед Матвей. Полозья саней скрипели по битому стеклу, кускам кирпича и штукатурки. Грохоча гусеницами, прополз замаскированный под грязный снег бронетранспортер, проезжали легковые машины с надменными офицерами, проносились мотоциклы с укрепленными на колясках пулеметами, стучали коваными сапогами солдатские патрули… У перекрестков маячили полицаи с белыми повязками. Редкие прохожие, в основном пожилые женщины, старались пройти по улице как можно быстрее и незаметнее.
На уцелевших домах кое-где висели вывески на немецком и русском языках. Одна из них - антикварного магазина "Стессель и сын" - была побольше других и побогаче.
Дед Матвей доехал до привокзальной площади и остановился у столба, невдалеке от разбитого здания станции. Следом за дедом пристроились трое, пытавших счастья извозчичьим промыслом. Ждали поезда…
Дед Матвей, наверное, задремал, потому что не заметил, как появился Алеша.
- Дед, а дед! Проснись! Я гостинцы тебе принес… - теребил он его за рукав.
- Лешка! - Дед Матвей наклонился, поцеловал Алешу. После этого украдкой оглянулся. - Ты чего это по городу шастаешь? Надо было дома дождаться.
- Ты ж голодный небось, да и времени нету, - ответил тихо Алеша.
Но на них никто не обращал внимания. Алеша развернул узелок с пирогами и яйцами.
- Как там наши-то? - спросил дед Матвей.
- Живы все. Дядя Ваня привет тебе шлет, сказал - передай, скучаем…
- Ах ты господи… - Дед вздохнул.
В это время к стоянке лихо подъехала тройка упитанных серых коней, запряженных в легкие сани, расписанные на мотивы русских сказок и укрытые меховым пологом. Над крепкой красивой шеей коренной лошади, с которой свисала длинная грива, возвышалась разукрашенная никелированными и позолоченными пластинками дуга.
- Эй, убогие, поберегись! - крикнул с облучка кряжистый мужик с наглой, раскрасневшейся от мороза рожей. Расписные сани накатились на лошадь деда, так что та шарахнулась, дернув головой. Дед едва удержался на облучке, узелок упал под полозья в разъезженный мокрый снег.
- Что же ты лезешь на людей, ирод ты окаянный! - возмутился дед Матвей.
- Тихо, старый, молчи, пока цел, - лениво ответил мужик.
- Дед, не надо, поедем отсюда, дед… - просил и тянул его за полу армяка Алеша.
- Вот холуйская рожа! - не унимался дед.
- А вот я тебя щас вместе с клячей в гестапу сведу, - сказал мужик, слезая с саней.
Дед Матвей хлестнул лошадь. Алеша сначала бежал рядом с санями, держась за бортик, потом вскочил в сани и примостился рядом с дедом. Они свернули в узенький и кривой переулок и вскоре затерялись меж домами предместья…
В небольшом ресторанчике офицерского клуба было уютно и тихо. Мягкий зимний свет едва пробивался сквозь зашторенные белым шелком окна, углы зала тонули в полумраке, и только за одним столом, на котором стоял канделябр, обедало несколько офицеров. Трое из них были, по-видимому, фронтовики, выздоравливающие после ранения: танкист с черной повязкой, закрывающей выбитый глаз, летчик с палочкой и немолодой уже врач в очках, с поврежденной рукой. Четвертым был капитан интендантской службы с веселым и беззаботным лицом гуляки и всеобщего любимца, он и распоряжался сейчас за столом.
- Кельнер! - громко позвал капитан. - Позвольте мне, господа! - И быстро, словно приготовил заранее, извлек кредитку и, сунув ее официанту, махнул рукой, чтобы тот ушел. - Спасибо, Генрих.
- Так не пойдет, капитан! - грубо сказал одноглазый танкист. - Какого черта вы суетесь со своими деньгами?
Капитан ничуть не обиделся и широко улыбнулся.
- Я открою вам тайну: с поросенком, которого мы только что съели, я знаком был несколько раньше. Я приобрел его у крестьянина за десять марок и продал в числе других управляющему рестораном по пятьдесят рейхсмарок за штуку. Я заработал на этом обеде, друзья…
