Прошлое было понятным, да и будущее не сулило неожиданностей: ведь он знал свой выбор и готовился к нему. Отличная учеба, бег, самбо, атлетика, книги про армию, про знаменитых военачальников. Единственное, что не нравилось Розочкину в грядущем, - собственная фамилия. Что за ерунда - Розочкин! Разве это для полководца? Суворов! Кутузов! Нахимов! - вот бы как надо!.. Лелеял мечту переменить на другую - Таранов, что ли… Железнов… Огнев!.. Только к началу десятого класса отец все же переубедил его, настояв на том, что не фамилия делает человека, а человек фамилию. "А Жуков? - спрашивал он. - Хорошая фамилия?" - "Хорошая", - угрюмо отвечал Илья. "А Червяков?" Илья на мгновение задумывался. "Так себе", - отвечал он. "Вот видишь! Жуков тебе хорошо, а Червяков - плохо! А чем, скажи на милость, жук от червяка отличается? Только тем, что Жуков - великий полководец, а про Червяковых никто не слыхивал? Так это ерунда, а не отличие. Сделаешься знаменитым - и фамилия твоя переменится. Маршал Розочкин! - разве плохо звучит?"
Читал про Александра и Ганнибала, про Суворова и Кутузова, про Наполеона и Дениса Давыдова, с каждым из них проходя суровые дороги лишений и опасностей, то и дело балансируя на тех смертельных остриях, с которых в одну сторону люди падают в поражение и гибель, а с другой их ждут победа и слава.
Колебался, выбирая между артиллерийским и общевойсковым училищем, и в конце концов, вопреки советам отца, решил все-таки в общевойсковое. Главный довод не озвучивал, боялся, что отец как ни полно разделяет его устремления, а все же не сможет сдержать усмешки. Но сам знал твердо: артиллеристы большими полководцами не становятся.
Будущее не вызывало сомнений, и тревожило только развитие дел на мировой арене. Складывалось впечатление, что эпоха берет курс на какие-то совсем не военные цели. "Мир во всем мире", "разрядка", "мирное сосуществование" - эти слова и фразы громко звучали с высоких трибун, находя внизу понимание и соответствующие отголоски. Этак, чего доброго, докатится до того, что и армия начнет готовиться к миру. То есть превратится в нелепое искусственное порождение неверно понятых назначений и возможностей: армия для мира - все равно что лягушка с пришитыми к ней воробьиными крыльями.
Отец успокаивал: мол, не волнуйся, никто эту трескотню не слушает. Хотеть не вредно. Конечно, мир без войны - и впрямь было бы хорошо… да ведь такого не бывает. "Мирное сосуществование" - это примерно как "наша цель - коммунизм". Как ни труби, а есть вещи, которые нельзя наполнить реальным смыслом. Лозунги лозунгами, а военные заводы работают. Днем и ночью из цехов выползают новые танки, из ангаров - новые самолеты; новые и новые ящики патронов, новые чушки снарядов занимают места на новых и новых складах. Машина вертится не зря: хватись чего ни попадя для мира - ниток, носков, галстука, пачки ваты или мыла, - может, если повезет, и на первом попавшемся прилавке увидишь, но, что вернее, набегаешься, как саврас, по магазинам. А для войны все готово и с каждым днем готовится все лучше, что бы при этом ни барабанили…
Короче говоря, он служил, выделяясь среди других офицеров собранностью, навыками и строгостью. Был на хорошем счету и чуть раньше, чем другие, получал очередные звания. Но ждал не званий - ждал войны, войны!
Потому что только война могла позволить ему проявить себя по-настоящему.
И война случилась!
Он в числе первых подал рапорт, скоро был откомандирован, сформировал роту, начал школить, кое-чего добился - не зря ведь его первая рота и есть по всему первая…
И вот на тебе: пропали паромщики! То есть по вине старшего начальника, который принял неверное, даже преступное решение, Розочкин должен бессмысленно торчать тут, упуская, быть может, шанс проявить свой дар и достичь, добиться первой победы - настоящей военной победы! - достичь первой славы!
А ведь это случай, просто случай. Не зря Володя поет. Как там?
А рядом случаи летают, словно пули, -
Шальные, запоздалые, слепые на излете, -
Одни под них подставиться рискнули -
И сразу: кто - в могиле, кто - в почете.
Про могилу он зря, конечно: нам помирать рано, еще поживем.
Но вот это верно: рискнул, подставился - и грудь в крестах.
А не рискнул - так и дурак. Дескать, война не завтра кончится. Случаи - они как? Нынче один пропустил - завтра другой прямо в руки…
Держи карман шире.
А мы - так не заметили,
И просто увернулись, -
Нарочно, по примете ли -
На правую споткнулись.
Вот он ждет - а очень даже может быть, что именно нелепое промедление помешает зубцам вселенских шестерен прийти в должное соприкосновение и колеса судьбы повернутся не в ту сторону.
Розочкин сжал зубы, готовясь потребовать от комбата решения, которое позволило бы приступить наконец к выполнению поставленной задачи, но тут какое-то живое шевеление вдали привлекло его внимание.
- Ведут, что ли? - пробормотал он, вытягивая шею и всматриваясь в берег и кусты, забрызганные неверным светом сильно ущербной луны.
Точно - вслед за стуком шагов возникли какие-то шаткие тени, а уже через минуту, окончательно материализовавшись из обманной ряби лунного мерцания, сержант Раджабов, жарко дыша и распространяя запах свежего пота и ружейной смазки, отрапортовал, что паромщиков нашли на берегу в паре сотен метров от их шалаша - спали, постелив на гальку куцые чапаны.
Афганцы испуганно жались друг к другу.
- Разрешите, товарищ подполковник! - сказал капитан.
Граммаков кивнул.
- Спроси, в чем дело! - отрывисто приказал Розочкин. - Почему прятались?!
Сержант Раджабов, возглавлявший розыски и одновременно исполнявший должность толмача, пустился в переговоры.
Сын помалкивал, а отец отвечал, то взволнованно оглаживая сухой ладонью седую бороденку, то разводя руками и заискивающе посмеиваясь. Розочкин давно приметил их придурочную манеру - беспрестанно хихикать, коли сказать нечего. Судя по выражению плоской физиономии Раджабова, дело оказалось путаное.
- Говорит, виноваты, не знали, что нужно работать. Ушли на горку, потому что там ветер дует, комаров меньше…
Старик перебил сержанта и, прижав руки к груди, произнес что-то одновременно просительно и настойчиво, махнув при этом рукой в сторону противоположного берега.
- Говорит, туда ходить вообще не надо, - пояснил Раджабов.
- Что? - насторожился Розочкин. - Почему так?
Допрос продолжился.
- Говорит, люди плохие есть… лучше, говорит, не ходить туда.
- Что за херня! - вскипел Розочкин. - Какие люди? сколько? Что он знает о них? Состав, вооружение?! Ну-ка, встряхни как следует!
Сержант взял тоном выше, заговорил строго, с напором, но отец только бормотал что-то, умоляюще складывая ладони. Сын и вовсе сжался, норовя спрятаться за его спину.
- Не знает он, - заключил Раджабов. - Говорит, это он так сказал, на всякий случай… посоветовал просто. Ночью, говорит, Аллах спать велит…
И усмехнулся, подчеркивая нелепость переведенных им слов.
- Ну, спасибо ему большое за совет, - вздохнул Граммаков. - Ладно, бог с ними. Давай, капитан, действуй.
Повернулся и пошел в сторону штабной палатки.
А Розочкин, которому не понравилось новое проявление граммаковской мягкотелости, выругался и зло взмахнул рукой:
- Раджабов! Скажи, чтоб он свои советы куда подальше засунул! Разожрались на наших харчах, не шевелятся! Полтора часа потеряли! Советчики, мать их так! Бегом на паром!
Вода безумолчно, но почти беззвучно поплескивала в камни и ржавый борт. Зато железные сходни устанавливались с грохотом и лязгом.
Личный состав тоже гремел, сваливая с плеч стволы, подсумки и набитые все тем же проклятущим железом ранцы.
- Вот дура-то, - с натугой сказал Дербянин, громыхнув о понтон двенадцатикилограммовой дрымбой реактивного огнемета. - Все руки отмотаешь…
- Не пыхти, - заметил Яровенко из второго отделения. - По твоей величине тебе вообще спаренный полагается.
- Ага, спаренный!..
Солдаты галдели.
- Занимай места, поехали!
- Ща поедешь…
- Ходок десять им мотаться…
- Да ладно! В шесть уложатся. Полроты в один заход.
- Не уложатся.
- Спорим!
- Да ладно…
Полроты и впрямь на паром не вместилось.
Наконец отчалили - заскрипели ржавые блоки, сквозь которые был продернут ведший на другой берег стальной канат.
Напирая на понтоны, течение начало мало-помалу толкать паром поперек реки.
- Что-то они сегодня какие-то снулые, - заметил Прямчуков.
- Кто?
- Афганцы.
- По пистону им Розочкин вставил, вот и снулые, - объяснил Алымов. - Чурки, блин…
- Три часа их ждали, - буркнул Матросов. - Козлы.
- Между прочим, они еще и сами, может, того, - предположил Алымов, с прищуром поглядывая на одного из паромщиков. - Слышь, они за кого вообще?
- В смысле? - не понял Артем.
- Да вот в том и смысле! Может, они дурку гонят? Сейчас здесь мантулят, а к утру, глядишь, духами станут! Ничо, да? Скажешь, не может такого быть?
Артем пожал плечами.
- Ох и хитрющий же народ! - качая головой, с досадливым осуждением заключил Алымов.
Паром отошел уж метров на тридцать. На стрежне река несла пуще, ржавый блок скрипел веселей, стальной канат то и дело налезал на ребро ролика, грозя сорваться, но всякий раз с громким щелчком соскакивал в положенный ему желоб.
Вода клокотала под днищем.
- Во как шурует, - с неясным удовлетворением сказал Каргалец. - А ну как оторвет? Так и будем плыть, плыть!..
Он негромко рассмеялся.