- И больше ничего не сказал?
- В следующий раз я прочту им лекцию о преимуществе социализма над капитализмом!
Не раздеваясь, он сел к столу и долго сидел неподвижно, нахлобучив на лоб свою шляпу. Потом он поднялся, достал из аптечки какую-то склянку, должно быть, спирт, разбавил его водой и выпил. Сначала было не слышно, что он бормочет, потом Смолинцев ясно разобрал из-за своего шкафа:
- Они рассчитывают, что их пустят без боя в Москву и в Ленинград, как пустили в Париж. У нас это не получится, нет! Не на таких напали!..
Он бормотал еще долго, потом, казалось, немного успокоился. Но когда Тоня попыталась увести его на тахту, где он спит в своей нише, он посмотрел на нее, презабавно прищурившись, и спросил:
- А что ты скажешь, если у меня вот тут под ногтем тоже целое государство таких же, как мы, дураков. Они воюют, сажают друг друга в тюрьмы, рыгают от обжорства или кашляют от недоедания, и все это до тех пор, пока я не вымою хорошенько руки с мылом и карболовкой. Впрочем, по их исчислению, до этого события протекут миллионы лет. Все относительно, деточка! Вон с той безмятежной звезды все мы тоже не больше, чем космическая пыльца, в которой что-то такое копошится…
Он начал импровизировать на эту тему. Потом читал нараспев стихи:
Человеку грешно гордиться,
Человека ничтожна сила…
Наконец он угомонился и, навалившись на стол, уснул.
РАЗГОВОР У КАМИНА
Командир немецкой 148-й мото-механизирован-ной дивизии полковник Герберт Шикльгрубер не выносил болотистых низин, которые приходилось преодолевать его дивизии. Он не раз полушутя говорил квартирмейстеру Бюшке, что приступ ревматической боли в ногах для него много неприятнее, чем налеты авиации противника. Поэтому для временной резиденции командира Бюшке выбрал сухой и прочный дом, стоявший на самой горе над рекой.
В этом доме у русских помещался клуб железнодорожников (тот самый, где Смолинцев готовил свой доклад); там имеется вполне приличная мягкая мебель, обитая зеленым бархатом; из окон - прекрасный вид на долину реки и на разрушенный русскими мост.
В комнате, предназначенной для командира, есть старинный камин с мраморной обрешеткой. В случае легкой вечерней сырости его можно затопить. Словом, квартирмейстер Бюшке сделал все возможное, чтобы угодить полковнику, и вправе был рассчитывать на похвалу.
Но полковник был мрачен. Несмотря на все предосторожности, у него опять ныли колени. И, как всегда, вместе с этими болями приходили, унылые мысли.
Полковник Шикльгрубер прежде всего вспомнил, что он только полковник, тогда как большинство его сослуживцев, командиров дивизий, уже давно произведены в генералы. Причиной является, как это ни странно, то нелепое обстоятельство, что он - однофамилец фюрера. Черт бы побрал это болезненное тщеславие "великих людей"! Они не терпят ничего, что хоть сколько-нибудь мешает представлению о полной их исключительности. Как же можно допустить, чтобы в генералитете армии было два Шикльгрубера! Один Шикльгрубер - фюрер, диктатор, Гитлер, а другой - просто Шикльгрубер. "Хайль Шикльгрубер!" - нет, это даже звучит наивно.
Командир дивизии поморщился и позвонил.
- Поступила сводка о продвижении частей нашей дивизии? - спросил он обер-лейтенанта Гаубера, своего адъютанта.
- Так точно. Передовые части продвинулись еще на тридцать пять километров. Они занимают… - обер-лейтенант замялся: ох, эти русские названия!
- Хорошо, идите, - полковник махнул рукой.
Он, Шикльгрубер, в сущности презирает истерическую тактику своего однофамильца. Удивительно, что она имеет такой успех. Один серьезный, продуманный контрудар противника может опрокинуть весь этот дешевый триумф! Плохо придется, когда пройдет опьянение успехами и наступит пора трезвости. Но пока что надо поскорее подтягивать тылы.
Дверь опять отворилась. Вошел Гаубер: полковника желает видеть штурмбанфюрер Грейвс!
- Разве здесь есть войска СС? - спросил полковник.
- Нет, на нашем участке фронта их нет. Но он говорит, что имеет специальное поручение из канцелярии фюрера.
В голосе обер-лейтенанта звучало сознание особой значительности этого посещения.
Быть может, обо мне все-таки вспомнили? - мелькнуло в голове полковника. Он знал, что новые назначения иногда доставляют специальные офицеры ставки.
Он убрал со стола термос с чаем и поставил за штору на подоконнике. У ворот под деревьями стоял незнакомый полковнику запыленный новенький "опель" в пятнистом камуфляже.
Штурмбанфюрер Грейвс оказался маленьким подвижным человеком в стального цвета плаще и дымчатых дорожных очках. Он небрежно приветствовал полковника традиционным жестом и первый протянул руку. Он старался держаться уверенно, но был чем-то озабочен, хотя его серое, типично "штабное" лицо сохраняло все признаки профессиональной бесстрастности.
- Моя миссия может показаться на первый взгляд весьма незначительной, - сказал он. - Дело касается лейтенанта Генриха Клемме, состоящего воентехником в саперной роте вверенной вам дивизии.
Вот что! А я-то вообразил, - разочарованно подумал Шикльгрубер. Ему вдруг стало скучно.
- Должно быть, этот лейтенант замешан в чем-нибудь сугубо предосудительном? - сухо спросил он. - Несколько дней назад здесь был специальный уполномоченный гестапо и тоже разыскивал его. Но этому Клемме, кажется, повезло: он был убит за день до того, как за ним приехали.
Штурмбанфюрер поднялся со своего кресла, на бесстрастном лице его выразилось искреннее изумление.
- Неужели это так? - воскликнул он. - Дело в том, что я имею срочное предписание доставить лейтенанта Клемме в Берлин.
Грейвс достал из кожаной папки (отнюдь не эрзац) солидный лист со штампом Главной канцелярии и протянул его командиру дивизии.
Предписание было в полном порядке. Полковник, прочитав, тут же вернул его штурмбанфюреру и с сожалением пожал плечами.
- Смерть сильнее всякого предписания, - сказал он.
- Однако я хотел бы проверить то, что про-, изошло.
- Это ваше право.
Полковник вызвал адъютанта.
- Выясните, где расположена в данный момент саперная рота и, если понадобится, выделите для штурмбанфюрера сопровождающего офицера.
Он встал, давая понять, что аудиенция закончена.
- Извините, у меня неотложные дела, - сказал он своему посетителю.
Грейвс приложил руку к козырьку фуражки и вышел.
Однако спустя сутки его камуфлированный автомобиль опять остановился у ворот бывшего клуба железнодорожников.
Полковник Шикльгрубер и сам только что вернулся из поездки на фланг дивизии, где оторванная от других артиллерийская группа русских продолжала упорное сопротивление.
Полковник устал. Кроме того, он еще долго возился с начальником штаба полковником Зюйсом над составлением очередной реляции. При этом он с неудовольствием убедился, что подразделения дивизии разбросаны без всякой системы на недопустимо большом расстоянии друг от друга. Все это он перенес бы, вероятно, гораздо хуже, если бы обер-лейтенант Гаубер не догадался затопить камин.
Сидя у огня, полковник совсем почти успокоился и даже немного задремал, когда ему доложили о возвращении эсэсовца.
- К сожалению, вы сообщили мне правду: Клемме действительно убит, - заявил Грейвс, входя в кабинет и с удрученным видом усаживаясь в кресло рядом с полковником.
- Как говорил Клаузевиц: смерть входит в нашу профессию, профессию военных людей, - устало заметил Шикльгрубер.
Грейвс снял очки и тщательно протер их клетчатым носовым платком.
- Это серьезная потеря, полковник, поверьте.
Шикльгрубер нахмурился. Казалось, он хотел
сказать: "Черт возьми, какое мне дело до этого?"
А штурмбанфюрер порылся в своей папке и протянул полковнику узенькую серую картонку, с одного угла запачканную в крови, - воинское удостоверение на имя воентехника саперной роты 148-й пехотной дивизии лейтенанта Генриха Георга Клемме.
- Вы знали его лично?
Полковник брезгливо просмотрел удостоверение и, вернув Грейвсу, вытер руки носовым платком.
- Мне не приходилось встречаться с этим офицером. Кроме того, - полковник нетерпеливо постучал пальцами по ручке своего кресла, - до сих пор на фланге моей дивизии стоят артиллерийские батареи русских! Вот что меня заботит, а вовсе не ваш злополучный воентехник.
Грейвс некоторое время молчал.
- Во всяком случае я хочу вас предупредить, что о моем приезде сюда, а главное, о цели приезда никто не должен знать.
Полковник нахмурился, ибо в тоне штурмбанфюрера прозвучали жесткие нотки приказа.
- И о приезде уполномоченного из гестапо тоже? - спросил он сухо.
- А вы, полковник, виделись с ним здесь?
- С кем?
- С этим уполномоченным, разыскивавшим Клемме?
- Нет, я был занят и, признаться откровенно, предпочитаю делать свои дела, а не чужие. Я говорил с ним по телефону.
- И, конечно, удивитесь, если я скажу вам, что этот "уполномоченный" имеет такое же отношение к нашей армии, как мы с вами к революции в Китае?
- Что вы имеете в виду?
- Боюсь, что если бы этот лейтенант из саперной роты не был убит, он бы оказался похищенным англичанами.
- Вы шутите? - глухо спросил полковник.
- Нисколько. Это мое глубокое убеждение. Видите ли, этот лейтенант до того, как был мобилизован в армию и направлен к вам в саперную роту, работал в лаборатории профессора Орби в Гамбурге. Вам ничего не говорит это имя?