И действительно, перед одним из домов чуть попригляднее стояла группа людей - несколько партизан из охраны, несколько бойцов и деревенские, мужчины и женщины. Одни стояли и разговаривали, другие сидели - кто у стены дома на послеполуденном солнышке, кто в холодке под развесистой сливой…
Бойцы догадались, что их приход в село не остался незамеченным, что дозорные следили за ними и молча одобрили появление пришельцев.
Голый тут же опустился на землю, у стены дома, его товарищ расположился рядом, девушка присела на корточки возле него, новички остались стоять на ногах.
Люди окружили их. Все они чего-то ждали. По всей видимости, чтоб их приняли в армию. А партизаны в ожидании ужина проводили время в разговорах, рассуждая о проблемах войны и мира на земле. Со знанием дела они приступили к расспросам. Вопросы так и сыпались на пришельцев. Ответы Голого отличались крайней лаконичностью. Отвечать подробнее у него не было сил. Он наслаждался отдыхом. Мальчик отвечал немного подробнее, но как-то нехотя, словно он с трудом расставался с той жизнью, которой жил до сих пор и в которой ему открылся особый смысл. А трое крестьян разговорились - не остановишь! Но их рассказ воспринимали как сказку.
Парень с винтовкой держался в стороне, будто все это его не касалось. К девушке подсели несколько партизанок и деревенских девушек, которые пришли, как и она, записываться в армию.
Пока разговаривали и отдыхали, солнце начало спускаться за гору.
Мальчик делал вид, что не замечает девушки, что мысли его заняты отдыхом, но как-то странно притих, жадно вслушиваясь в разговор женщин и с радостью обнаруживая, что девушка отвечала на вопросы так, словно нить, связывавшая их в пути, не была разорвана, что она по-прежнему ждет его покровительства и хотя бы безмолвного одобрения. Она так поворачивала голову к своим новым знакомым, будто каждую минуту готова была отвернуться от них и обратиться к нему.
Но вот пришел вестовой и позвал Голого и мальчика в штаб.
В комнатушке, на койке под окном, лежали двое партизан, судя по знакам различия - командир и комиссар батальона. Между ними была развернута карта. Они разглядывали ее, тихо переговариваясь.
Поздоровавшись, Голый прошел прямо к лавке у стены, сел, поставив пулемет между колен, и прислонился к стене. Мальчик сел рядом, винтовку тоже зажал в коленях, а рукой взял Голого под локоть, чтобы в случае чего поддержать.
В дверь и оконце были видны зеленый двор, густая зелень сливы и травы, чуть подрумяненной заходящим солнцем. С улицы доносился гомон голосов. Затем в дверях показались двое мальчишек, они заглянули в комнату и принялись у порога играть какой-то железякой, неслышно перешептываясь.
Партизаны сидели, ожидая без всяких признаков нетерпения, когда на них обратят внимание. Наслаждаться покоем и в то же время чувствовать, что командир батальона рядом, было особенно приятно. Голого время от времени пробирал озноб, спина его сгибалась, и он с трудом выпрямлялся. Мальчик помогал ему, поддерживая под руку.
На койке продолжался тихий разговор; пальцы командира и комиссара непрестанно бегали по карте, казалось, оба все время возвращаются к одному и тому же вопросу.
Голый обернулся к мальчику.
- Знаешь, - сказал он негромко, - пойдем вместе до Баньи.
- Не могу, - ответил мальчик.
- Пойдем равниной. Пшеничными полями. Море пшеницы. Желтое, как расплавленное золото. Море пшеницы. - И он показал рукой, какое оно огромное.
- Море. Знаю. Мне надо на море. Пойдем со мной к морю!
- Не могу, - печально проговорил Голый и положил свою руку на руку мальчика.
Наконец командир и комиссар встали с кровати.
- Откуда вы? - спросил командир.
Комиссар и стоя все еще смотрел на карту.
Голый провел рукой по воздуху:
- Отовсюду… Седьмая дивизия.
- Хотите в нашу бригаду?
- Нет. Пойдем дальше. Догонять своих. Но мы привели пятерых товарищей, в том числе одну девушку. Новенькие. Люди проверенные. Ручаюсь за них, - сказал Голый. - Ну-ка, пойди позови их.
Мальчик вышел за новенькими. Сердце его заколотилось от предчувствия, что сейчас между ним и девушкой встанет третья сила - она не пойдет с ним дальше, в новые края, куда он мог попасть только с ней. Он завернул за угол, позвал их; первой подошла девушка, преданно глядя на него. И он зашагал впереди нее, не придумав ничего лучшего.
Голый рассказал о стычках с фашистами.
- Это хорошо, - сказал командир батальона. - Очень хорошо. Пусть думают, что за их спиной находится еще одна часть. - И он принялся расспрашивать о расположении и силах противника. Голый знал немногое, но тут как раз пришли новенькие. Мальчик и девушка вошли первыми и стали в уголке, трое крестьян выстроились в ряд перед командиром и комиссаром, готовые выложить все, что им известно. Последним вошел парень с винтовкой и остановился у дверей.
Командир, рослый мужчина с худым обгоревшим лицом, в коротком старом пиджаке, в сапогах, с пистолетом и двумя гранатами на поясе, внимательно оглядывал пришедших. Они тоже рассматривали его.
Комиссар, такой же высокий и худой, как и командир, держался пока в тени, полагая, что у него с новичками будет особый разговор. Голова его немного клонилась влево, он косил на левый глаз, а казалось, что он склоняет голову, потому что глуховат.
Когда трое крестьян рассказали все, что им было известно о расположении и силах противника в их местах, вперед вышел комиссар и спросил глубоким басом:
- Пойдете в нашу бригаду?
- Пойдем, - сказал один из крестьян.
- Ладно. Есть хотите?
- Нет.
- Не очень, - уточнил Голый.
- Понятно, поесть не откажетесь. Сейчас ужин. Вы идите в часть, - сказал он новеньким. - А вы будьте нашими гостями. Думаю, таким образом мы сделаем все, как надо, - сказал комиссар, поглядев на командира.
Девушка ждала, что комиссар обратится к ней. Она опустила голову и лишь изредка поднимала на него испуганные глаза. Но, очевидно, комиссар на самом деле считал разговор оконченным.
Партизаны постояли немного, не зная, что бы добавить еще. Все уже вроде сказано, к лишним словам никто пристрастия не питал. Но комиссар все же нашел нужным сообщить:
- Немцы отступают на всех фронтах, а итальянцы бегут во все лопатки. Окружить нас им не удалось. Теперь мы наступаем, освобождаем новые области.
- Башмаков пока у нас еще нет, - сказал командир, поглядев на ноги Голого и его товарища.
- А пулеметных лент у вас не найдется? - спросил Голый.
- Вряд ли дадут пулеметчики. Попробуем достать.
Тут в комнату ввалилось несколько партизан с нашивками и без нашивок, и командир с комиссаром занялись делами батальона.
Голый попрощался и вышел во двор, залитый солнцем; за ним тронулись и остальные. Здесь они увидели, что их бывшие собеседники перебазировались к кухне - она находилась через дом от штаба, - и пошли туда же.
Возле кухни народу толпилось еще больше. Встретилось несколько старых товарищей. Все больше бойцов хотело послушать про бой на шоссе. Один из крестьян пространно рассказывал, другие поддакивали и дополняли.
Скоро они нашли удобное местечко на лужке, расселись и почувствовали себя как дома. Теперь они слушали рассказы других: как партизаны пробивались, погибали и побеждали, как выносили раненых и тифозных, как переходили горы и реки, и как в конце концов добрались до этого села, и как славно их встретили жители - кололи телят, коров, овец, делились последним куском.
- Видите, разве это не царский ужин! - восторженно говорили партизаны.
Люди были возбуждены, переполнены впечатлениями и желанием рассказать о них, многое оценить, подтвердить или подправить, а то и изменить вовсе. Беседа лилась в надвигающейся ночи широкой рекой сумеречного света.
Рассказывали, как захватывали фашистские блиндажи, которыми враг думал преградить им путь, как, блуждая среди крутых гор, натыкались на пулеметные гнезда, как, голодные, совершали ночные переходы через скалистые вершины, не зная сна и отдыха, как пробирались по ущельям и лесам под огнем, не прекращающимся ни днем, ни ночью, как обгладывали кости старых ослов и кляч.
Многое хотелось исправить. Казалось, стольких бед можно было избежать! Хотелось, чтоб никто не тонул в реке, которую не раз переходили в разных местах и разными способами: то держась за руки под пулеметным и артиллерийским огнем, то верхом на лошадях, то ухватившись за конские хвосты, то вброд по горло в быстром горном потоке. Хотелось, чтоб никто не погиб от истощения и голода, чтоб никого не разорвало бомбой.
Да, это был разговор! Он был пронизан высоким духом товарищества и согласия. Все испытывали одно чувство: им выпало пережить великие дни, и дни эти породят новые, еще более великие.
- Через многое мы прошли, - сказал Голый, - пожалуй, даже слишком.
- Зато теперь на коне, - отозвались другие.
Девушка в красной кофте вбирала в себя слова как губка. Она видела, что все бойцы связаны пережитым - оно сблизило их и породнило. А ей еще только предстоит завоевать их дружбу в будущих походах. Возможно ли это теперь? Ей было грустно.
Сидела она рядом с мальчиком, чуть позади, чтоб не привлекать к себе особого внимания.
А мальчик чувствовал ее рядом, чувствовал, что она еще с ним, но понимал, что скоро потеряет ее.
К ним подошли три партизанки, такие же молоденькие, как и она, только исхудавшие, загорелые, с усталыми глазами. Они смотрели на нее так, словно она явилась из какого-то другого мира. А она, уловив в их словах теплоту, засветилась искренней радостью.
- Оставайся с нами, - уговаривали ее девушки. - В нашей бригаде тебе будет хорошо. У нас больше сорока девчат. Тебя как звать?