Фактически, весь гнев императора, ловко завуалированный, он принял на себя. Как говорится, только дураку не было понятно, чья это заслуга. И сейчас всё это, как никогда прояснилось.
Генерал уловил брошенный императором укоризненный взор, прямо в его счастливые глаза. Ничего хорошего это не предвещало. Их давняя неприязнь друг к другу только разрасталась. И, наконец-то, достигла апогеи.
- Три дня я даю казакам, на ознакомление с городом и на сборы в дорогу.
Буря оваций всё ещё не дала императору закончить свою мысль.
- На четвёртые сутки американский пароход покидает гостеприимную Великую Японию. Он впервые, за всё время ведения боевых действий, возобновляет свой рейс во Владивосток. Это всё говорит о нашем вечном стремлении жить в мире с нашими соседями: Россией и Америкой.
Здесь Император конечно лукавил. Но чувство своего величия и величия своей страны не позволяли ему сказать иначе.
- Так вот, с этим пароходом эти герои должны покинуть нашу гостеприимную страну. Иначе они будут арестованы и преданы военному суду, как беглые военнопленные. Потому что всё последнее время они не находились в отведённом для их содержания месте.
Хитрости императора не было границ. И он, предвидя недовольство простых людей, приготовил для всех их сладкую пилюлю. Хотя для русских казаков она была не слаще яда. Но кто из японцев это знал, это надо было прочувствовать.
Был император знаком и с русской классикой, в этом ему не откажешь - силён он был в науке! И сейчас всё получалось так, что вел он казаков по жизни уже другими наторенной дорожкой.
Всё получалось, как было сказано ранее в литературе, у великого русского классика Некрасова. Смысл слов, автором сказанных, яснее ясного гласил, что русскому человеку на Руси, уготовлено три петли: одна шёлку черного, другая шёлку белого, а третья шёлку красного - любую выбирай, в любую полезай.
Именно этим смыслом слов и руководствовался Микадо. И подвёл он своих пленников под эту незримую черту выбора! Любую петлю выбирай, зато очень демократично и современно. Тут уже его никто не осудит, ни свои ни чужие люди.
А император любил блеснуть своими обширными познаниями в области литературы. И старался как-то воплотить их в свою жизнь. Для тех, кто это понимал и ценил его великие познания, это был его настоящий триумф. И тут всё отлично у него получалось.
Жаль, что сейчас собралось не то общество, где можно было бы воссиять во всю свою силу гения. Но всё равно и под лестной подоплёкой чётко прояснялась вся невидимая трагедия пленников, кто понимал это. А именно?
На данном этапе и в Японии дела пленных казаков сейчас обстояли не лучше, чем в старой России простолюдину.
- Могут казаки и остаться в Японии. И служить самому Великому Японскому императору, и стране Восходящего Солнца, в моей охране.
А мы известим русское правительство. И даже, родственников известим о их патриотическом поступке, во имя Великой Японии. И, как героям, им награды дадим. Конечно, не за военную доблесть и мужество, но всё же не обидим их!
Всё, как истинным японцам положено. Что заслужили своей доброй службой иноземцы - то получайте в награду!
Вот так умышленно загоняет император казаков в невидимую петлю.
Опять ликует японский народ такому мудрому решению императора.
- Касаки! Касаки! Касаки! Касаки!
А нам с Василием стало жутко от таких нежданных слов императора. Этого мудрого и Высочайшего Правителя древнейшей страны Восходящего Солнца. Нас чуть кондрашка не хватила.
Предателями мы никогда не были, а тут такая перспектива залезть в навоз по самые уши. Аж жутко становятся от такой перспективы.
Но моя любимая Идиллия с робкой надеждой смотрит на меня. Это её последняя надежда не растеряться со мной в этом штормующем море жизни. Остаться здесь! И вот она опустила свои чудные, угасающие глаза. Спрятала их от меня, чтобы не расстраивать. Любимая прекрасно поняла меня и без всяких моих "трепетных" слов.
Нельзя требовать от человека невозможного. И что всякому разумному деянию есть предел. А толкать на предательство Родины, да ещё своего любимого человека - тяжкий грех! И она не сделала этого. Моя Идиллия святой человек. И я счастлив оттого, что она так понимает меня. И нет на свете человека сейчас счастливей меня. Прожить бы нам всю свою жизнь вот так - в море счастья.
Но надо снова возвращаться в адскую бытность этого, не нами придуманного, праздника, нашего поражения, но ещё не погибели, и приторной славы предательства.
Василий Шохирев, по казачьему обычаю, поклонился Великому императору, а затем на все четыре стороны японскому народу.
- Благодарю вас, ваше величество, за подаренную мне свободу. Но остаться в Японии я не смогу по нескольким причинам. Первая: потому что я, как честный казак, присягал русскому царю: ему верно служить и Отечеству. И я не могу изменить данной присяге.
Вторая причина: у меня в России есть семья и растут дети. И я просто обязан быть с ними, исключение составляют война или учебные сборы.
И третье: у нас в России и так говорят, что незваный гость хуже татарина. Поэтому я не хочу вам создавать лишние проблемы и пренебрегать вашим гостеприимством. Дороже моей России для меня во всём мире страны не существует.
Охнула заинтригованная масса людей на площади в своём великом восхищении и недоумении казаками.
- Мне каждый день снится родительский дом, где я маленький и босоногий бегу по росистой траве. То я слушаю поющего жаворонка из пронзительной синевы небес. Ведь я потомственный казак и всё это моя Отчизна. Это моя душа плачет! Зовёт меня! Я только домой хочу и у меня нет других желаний, ваше величество. А наград мне и своих достаточно. Не обессудьте, ваше величество, за всю мою высказанную дерзость. Я русский человек и моей душе здесь, как в темнице, тяжело.
Поклонился Шохирев японскому императору и на все четыре стороны японскому народу.
- Спасибо вам, добрые люди!
- Пусть будет по-твоему - высказался император. - Езжай домой, казак, к своей семье. А награду всё же прими, - и орден подаёт Шохиреву: - За дружбу наших народов! Это юбилейная награда, для ваших пленённых офицеров изготовлена. Но на них столько крови, и своей и чужой, что не будет в этой награде искренности и душевной чистоты, как у вас.
Хотя каждый из них посчитает за честь их носить. А получить орден, лично из моих рук, ещё большая честь. Так что носи, казак, ты с честью заслужил эту награду. Мой народ не против такого решения. И снова буря оваций, нахлынула на нас.
- Касаки! Касаки! Касаки!
Я тоже предстал пред лицом японского Микадо. И всё повторилось: не захотел я оставаться на чужбине. И нарушать данную русскому царю присягу я тоже не стал.
Принял я орден из рук императора уже спокойнее, чем Василий. Ведь я не против дружбы наших народов: я против всякой войны. Кто, как не мы с Василием, заслужили её. И перед лицом смерти не дрогнули, и с честью выдержали плен, и ещё разные испытания, уготовленные нам судьбой.
Но меня ждало уже другое, вольно или невольно, последовавшее испытание, и, наверное, самое тяжёлое и роковое.
- Почему моя племянница Идиллия неотступно следует за тобой казак? Иногда на ней просто лица нет. Ужас так и бродит по её лицу. Особенно это было заметно в твоём смертельном поединке с Коно.
Император был стар и мудр. Он, что рысь, опытен и любого человека насквозь видит. Уж ему ли не знать состояние любящей души. Он и сам всё видит прекрасно, но и здесь у него есть своя линия поведения. Идиллия ему не чужая. И тут его волнение закономерно.
Скрывать мне нечего!
- Мы любим друг друга. И дороже Идиллии у меня никого нет, во всём белом свете.
Дрогнуло лицо великого императора от такой правды казака. Не принимала его душа такого ответа, не смогла принять. И тень недовольства заиграла на лице свой завораживающий танец. Пока не легла на его лицо печать никому не подвластного, принятого им, рокового решения. От которого ты и сам, хоть ты и император, уже никуда не денешься, потому что обречён это сделать и огласить его.
И не людьми это было решено. Где-то уже витало это решение. Но где? Наверно, в небесах! Или дебрях нашей неизведанной мысли. Связь какая-то была. Рок! Чужой разум!
И тень легла на чело императора, исполнителя этой злой роли. Какое-то мрачное озарение.
Ведь, казалось бы, всё было в воле императора: и казнить и миловать нас. И хотя бы просто оставить нас в покое. Но оказывается, что по-настоящему, он только мог утвердить, ставшее уже своим, то роковое решение.
И скоро Идиллия предстала перед разгневанным дядей:
- Моя милая племянница, правду ли говорит этот русский казак?
И не обидел ли он тебя, даже недостойным твоего высочайшего положения взглядом? А тем более, изливать здесь такие дерзкие речи, что очень смело с его стороны.
В случае обмана, он понесёт заслуженное наказание - смерть!
Бледнеет Идиллия. Когда же закончатся для неё эти душевные муки. Это не праздник для неё, а настоящая пытка, где её душу ежесекундно и нещадно третируют.
Но любовь и сейчас оживила лицо девушки. Придав ей такую неземную, волнующую всех красоту, что перед признанием её никто не устоит. Настолько она чиста, глубока и понятна всем. И как из родника из души выливается нежность, пить и не напиться её.
- Я люблю Григория, и это выбор моей души. И никого мне другого не надо. Это правда, дядя!
На всю жизнь, он мой единственный. Я за ним, как ниточка за иголочкой, на край света пойду. И нет такой силы, что смогла бы удержать меня вдали от него, наверное, только смерть.