Среди них были и Шохирев Василий, и, как ни странно, Федоркин Алексей. За что наградили Алексея, казакам до сих пор до конца не было понятным. Ну, пьёт человек хорошо и дружит с разными народами. Так ему и одного ордена за глаза достаточно. А тут и от американцев награды. И от маньчжуров. И от наших русских генералов, и всё за дружбу народов. И ещё Святого Георгия дали!
Бывает же такое, хоть грудь ему расширяй, а то места не хватит там, куда награды вешать.
- Прямо живой иконостас получается, а не наш Федоркин. И никогда его грустным не увидишь, или балагурит, или навеселе уже, или то и другое вместе. И всё же герой он, хотя и совсем необычный!
- И меня наградили медалями, - рассказывает Григорий Лукич.
Хоть и мал я был, но от трудных дел никогда не увиливал, и от пуль не прятался, и казаки видели и ценили это. Восхищались мною казачьи атаманы, и пророчили мне большое будущее, и по-отечески целовали.
- Береги себя сынок, рано ты на войну пошёл: страшная это штука, кровь человечью проливать. Тебе Героя надо дать сейчас, но нет у нас такого права. Всё ещё будет у тебя, и жизнь твоя продолжается. И не понимал я тогда, почему наворачиваются слёзы у этих могучих и добрых людей, и почему они прячут их от меня. Они уже через многое прошли в этой жизни и жалели меня, как своего сына.
Хапал, как акула, награды себе штабной прыщ полковник Тряпицин Лев Гордеевич, как голодный хищник, без разбора и без всякой совести.
Имел он там где-то наверху мохнатую лапу. И многое ему сходило с рук, что другим никогда не прощалось. Против всех моих наград он был, этот полковник, и вообще против всякого моего награждения.
- Мал он ещё!
Не понимал он, или делал вид, что не понимает, как уничтожает моё, ещё детское самолюбие. Но я ведь награды заслужил наравне с другими казаками, и оттого во много раз мне обидней было.
- Совесть, поимей полковник! - урезонил его Семихватов и наши атаманы. - Не часто ты сам под пулями бываешь, а всё над штабными бумагами потеешь. А этот мальчишка из одного боя в другой идёт, без всякого отдыха воюет.
Зло сверкнул своими бешеными глазами полковник Тряпицин, не по его нраву всё сейчас получилось.
Но тут и императрица Цы Си добила его окончательно своей категоричностью.
- Этот полковник чем-то моего Фу То До напоминает, наверно они одного поля ягодка.
Не посмел Тряпицин дерзить императрице и предпочёл поскорее исчезнуть с её и наших глаз. Но зло неоправданное он на меня, затаил немалое.
Недолго будут воевать бронепоезда "Чингиз Хан 1" и "Чингиз Хан 2", слава и гордость всей Манчжурии.
Другого выхода в той ситуации не было, и солдаты плакали тогда, как по живым людям. Говорят, что и железо плачет - можно в это поверить. Одна война сменилась другой и почти без всякого перекура или отдыха. Но сейчас казаки возвращались с победой домой и ничто не могло испортить им этого великого праздника.
В плену страны восходящего солнца
- Я уже рассказывал о нашем поражении в Русско-Японской войне всей нашей армии, и о своём плене. И вот снова возвращаюсь к той незабываемой теме, - продолжает дедушка Григорий Лукич.
Возили нас с Шохиревым из города в город по госпиталям, пока не вылечили. Вот тогда и нам жить захотелось, красота ведь кругом неописуемая! Но однажды в палату приходит делегация из Красного Креста. И меня спрашивают:
- Ты Бодров Григорий? Мы тебя давно ищем. Тебя большие люди хотят видеть. Оцень хоросё, что ты жив!
Переодели меня во всё чистое и в новый костюм обрядили. Но прежде на совесть побрили и подстригли волосы, подрезали ногти.
Так и крутятся возле меня чужие служанки. Без всякого стеснения со мной, что с игрушкой обходятся. То нарядят меня, то опять что-то новое придумают, и тут же по-другому делают. И весело им самим необычайно. А сами они, что вишенки сочные. Хорошеют ещё больше, румянцем, от жару внутреннего, наливаются. И здесь природа берёт потихоньку своё, война войной, а красота всегда мудрее нас. Она настоящей любви требует.
- Оцень красивый русский касак. Девушку тебе надо, выбирай смелее! - веселятся японские хохотушки, но нашим матрёшкам они не чета.
- Кто из нас самая красивая? - спрашивают они меня. - Погляди харасё.
А они действительно, одна лучше другой. Но душе не прикажешь, ей своего счастья хочется, то, что ей и предназначено. Это - судьбой называется.
- Оцень, сердитый казак, губки свои надул.
И показывает эта японская куколка, как надулся Бодров, и как некрасивый стал. Совсем, как хомяк.
Тут и Шохирев начал смеяться.
- Выбирай Григорий. Они сами, с тебя глаз не сводят. Ты, смотри там, Гриша, в городе - оглядывайся. Может, что дельное уразумеешь. Гляди больше и запоминай - всё пригодится. Чай не во дворец едешь. Может, из плена рванём и мы на свободу.
И литое тело казака содрогнулось, как от боли.
- Жить без войны, ой, как захотелось, Григорий, если бы ты, только знал.
Как всем нормальным людям жить - жить, любить и детей растить.
А меня действительно привезли во дворец. Мог ли я подумать, что такое увижу, да ещё наяву. Тут тебе и фонтаны с рыбками, и сады с разной дивной растительностью. И птицы райские гуляют, как у себя дома.
И никак я не докумекаю своей буйной головой, зачем меня во дворец привезли. Ведь не на казнь же, и не на житьё определять. Зачем?
И тут я увидел в беседке знакомое лицо. Но вспомнить его сразу не смог.
Седой и пожилой человек, но, похоже, что ещё очень сильный, смотрел на меня в упор. Странный и непонятный человек, но полный внутренней энергии и обаяния. И глаза его были добры ко мне, а губы чуть улыбались. Но и тут чувствовалась его внутренняя сила духа. Не могу вспомнить, где его видел.
- Руби, Бодров, уходить пора! - чисто по-русски высказался незнакомец.
Я невольно опустился в кресло возле столика. Неужели полковник, из штаба?
Точно, это был он! Только без сабли сейчас, и не так бледно было его лицо, как тогда, в штабе.
Слуга тут же подал мне отделанный золотом бокал с искристым янтарным вином.
- Пей, Бодров! Ты хороший казак и две высшие награды имеешь. Но ты тем и хорош, что не успел огрубеть душой на этой войне.
У тебя вся жизнь впереди, и тебе жить надо! Ты молод ещё.
Тут слуга приносит дедовскую саблю.
- Узнаёшь?
У меня слёзы навернулись на глазах - она! Предание нашей доблести и казачьей славы Бодровых.
- Мне рассказывал мой дед, как он подарил её, наверно вашему отцу?
Полковник слегка кивнул своей гордой головой, и, как отчеканил:
- Да! Ваш дед очень благородно поступил, как истинный самурай. Ему не нужна была смерть моего отца. Он ничем не унизил его, хотя и победил в честном бою.
Мой отец, не зря называл его своим старшим братом. Значит, у него были на то веские основания. Только честь и доблесть твоего деда послужили поводом для этого. И я должен всю свою жизнь придерживаться жизненной линии своего отца, иначе плохим я буду сыном. А это позор для самурая, и хуже всякого наказания, и даже самой смерти. И ты тоже мог убить меня в последнем бою, хотя и не победил. Но сама судьба так распорядилась, чтобы моя жизнь полностью зависела от тебя. И она отдала тебе ту победу, а мне подарила жизнь. Значит, так велено было свыше. И я не могу спорить с этим прекрасным решением. Судьба всегда была права!
Пригубил полковник своё вино и на стол поставил. Ему надо было высказаться и избавиться от груза дум, тяготивших его, он мечтал об этой встрече.
- Мой отец - двоюродный брат Микадо, и он не мог быть императором. Так как отец присягал ему честно служить на благо Японии и не претендовать на трон. Этого от него требовала вся элита Японии, чтобы избежать кровопролития и вражды внутри страны. И тем самым не разрушить устои Империи.
Отец стал военным, и никогда не кичился своим родством с императором. Наоборот, он всецело отдался служению Японии. А чтобы быть ещё ближе к народу и понять его, стал кадровым разведчиком и много жил среди простых людей, учился у них обычной жизни. Ведь вся мудрость жизни в её простоте, поэтому мы и красоту видим и ценим её.
Он был очень умён и очень честен, и никогда бы не нарушил данного им слова. Когда он встретился с русскими и понял их, он уже не хотел воевать с ними. Но данное слово честно служить императору сдерживало его от этого прямого высказывания. Когда император неожиданно умер и его место занял второй брат, то чтобы не присягать, также унизительно, служить и ему и избежать его глупых ошибок, в отношении с Россией, он и сделал себе харакири.
Тогда у него уже был выбор, он освободился от данной присяги умершему императору. И его гордость не позволяла повторить всю процедуру унижения и повиновения своей личности ради чуждого трона.
А тут, интересы России и Японии окончательно разошлись. А американцы, англичане и французы усилили влияние на Японию. Опять удар для чести опального полковника!
Волею всей судьбы мой отец тогда оказался не у дел. И даже больше - в немилости у императора и его военного окружения. Так как он всегда делал ставку на мощь России и сближение наших имперских интересов. Круг замкнулся. "Без меча твой враг тебе уже друг! Не убивай его!" Это мудрое изречение моего отца. "И тогда ты богатым будешь, и долго жить будешь! И счастливым будешь!" Так завещал мой отец.
Лицо японца было поистине счастливым и одухотворённым. Совсем, как у святого, после всех перенесённых им душевных трудностей и борьбы с самим собой.