Отец лежал с закрытыми глазами, тяжело дыша, но на самом деле он не спал, просто было очень жарко. Я очень тихо пробрался, не потревожив его, выскользнул за порог и исчез за углом дома. Стоял полдень. Собаки лежали в тени, а владельцы лавок дремали под навесами, сквозь сон наблюдая за своим товаром. Никто не обратил внимания на мальчика, если не считать нескольких нищих, которые сидели в тени стены с пустыми чашами у ног и с надеждой открыли покрасневшие глаза при звуке шагов. Спасаясь, я бежал через весь город, зажав в руке последнюю игрушку, сделанную моим отцом, и последний подарок моей матери.
Воля богов

Старый рассказчик устало размышлял о своей трудной жизни. Когда случались наводнения, он обычно уходил в трущобы, где пел песни, предсказывал будущее и за небольшую плату писал письма для бедняков, считавших, что цветистые предложения с красивыми фразами могли точно выразить их мысли. Обычно ему было достаточно куска грубого темного хлеба, иногда с горсткой лука, но пива должно быть всегда вдоволь. Он носил рваную накидку, в которую заворачивался, когда спал в углу двора или в узком переулке, и люди, спешившие в темноте домой, натыкались на него. Так он зарабатывал себе на жизнь, но этого не хватало на сносное существование, особенно когда он постарел и движения его стали вялыми, поэтому он не смел воровать, когда не мог купить. С каждым годом уличные мальчишки все больше обижали его, слепые и нищие все чаще угрожали, а болтливые жители трущоб все меньше хотели слушать его старые рассказы.
Но его жизнь менялась, когда он отправлялся в сельскую местность во время сбора урожая и кочевал из одной небольшой деревни в другую с маленькой лирой в руках и письменными принадлежностями за спиной. Все жители деревни – стар и мал – собирались во дворе дома старейшины или на открытой площади перед деревенской тюрьмой и, сидя на корточках вокруг него, слушали рассказы. Они катались от смеха, слушая его наивные шутки, и снова и снова просили спеть их любимые песни. Его угощали сушеной рыбой, а иногда даже инжиром с темным хлебом, и всегда было пиво. Он проводил ночь в чьей-нибудь хижине на мягкой куче тряпья, а утром к нему приходили люди, которым он предсказывал будущее или писал письма. Люди торжественно просили его совета относительно брака их дочерей или разрешения их мелких споров. В течение нескольких месяцев рассказчик чувствовал себя нужным и важным человеком. Так продолжалось до тех пор, пока крестьяне не съедали большинство своих запасов, и тогда опять наступала бедность.
К сожалению, чтобы заработать себе на хорошую жизнь, надо было много ходить. Рассказчик застонал в сотый раз, глядя на илистую канаву и размышляя, сможет ли он спуститься вниз по крутому берегу, чтобы умыть лицо. Обычно, когда он уходил из деревни, ему все несли дары и прощались с ним до тех пор, пока солнце поднималось высоко в небо. Его дешевые маленькие подарки, которыми он был нагружен, постепенно становились слишком тяжелыми для бедного старика, и он с сожалением выбрасывал их один за другим в канаву. Вдобавок к этим горестям случалось, что его грабили, хотя, казалось бы, что могло угрожать старику с лирой на спине средь бела дня в открытом поле? Возможно, его бы и не заметили, если бы он не спустился по берегу канавы в заросли кустарника, где хотел пообедать в тени и уснуть на пару часов, чтобы переждать самое жаркое время дня.
Едва он вытащил хлеб и сел, погрузив ноги в воду, как вдруг грубая, грязная рука крепко схватила его за лодыжку. Из илистой воды поднялся огромный человек и жадно выхватил хлеб. Рассказчик вскочил на ноги и попытался убежать, но берег был крутым и скользким, а старик настолько ослаб, что не смог на него взобраться. В тот же момент его крохотный лакомый кусочек сыра и пиво, которое ему было так тяжело нести, мгновенно исчезли во рту большого человека. Рассказчик, с трепетом наблюдая за происходящим, засомневался: стоит ли пытаться бежать.
Большой человек оскалил зубы, и из глубины его горла вырвалось: "Г-р-р!" Рассказчик, хватаясь за берег канавы, на четвереньках вскарабкался наверх и изо всех сил поспешил по дороге.
Хотя сбор второго урожая еще не закончился, поля были странно пусты. Никто не работал, не поднимал воду из оросительных канав, хотя было известно, что второй урожай мог быть выращен только благодаря поливке земель. Справа от него у большой канавы располагалась деревня, но рассказчик обошел ее из-за неприятного случая, произошедшего с ним в прошлом году. И ему ничего не оставалось, как идти туда, где его ждут и где окажут ему теплый прием, хотя он и не был уверен, что старые ноги донесут его по такой жаре.
Рассказчик снова застонал и тревожно оглянулся. Возможно, теперь будет безопасно спуститься к воде. Он остановился и тут же услышал перепуганные крики и шум впереди. Одновременно кричали много людей, и это казалось удивительным – земледельцы не собирались вместе в середине рабочего дня. Тем более странно, что было самое жаркое время, и все старались найти возможность отдохнуть, а у тех, кто не мог себе этого позволить, не оставалось сил шуметь. Рассказчик на некоторое время забыл о своих несчастьях, припоминая все, что он знал о той деревне, к которой приближался.
Деревушка была немного больше обычной, и обмазанные илом хижины беспорядочно располагались вокруг рыночной площади, засиженной мухами. На площади всегда находилось немного людей – торговцев глиняной посуды или полотна, но желающих купить что-либо не было. Однако деревушка считалось центром в этой местности, и казалось, там назревал бунт. Рассказчик чувствовал себя слишком старым, чтобы участвовать в таких беспорядках, и поэтому не видел смысла идти туда. С другой стороны, деревня справа была определенно недружелюбной, да и грабитель скрывался где-то поблизости. Он посчитал, что самое время немного отдохнуть и попить солоноватой воды, при этом держа ухо востро, прислушиваясь к происходящему.
У канавы не было ни малейшей тени: кусты давно срезали, а всю траву, которая когда-то росла на берегу, до последней былинки выщипали козы. Однако старик мог напиться, смыть пыль и смочить свой головной убор. На таком солнцепеке спать было невозможно, но тем не менее здесь было безопаснее, чем на дороге. Он зашел в воду, присел на корточки и прислушался.
Шум не стихал, даже когда жара пошла на убыль. Напротив, казалось, кричали громче, чем раньше. Когда старик добрел до первых маленьких хижин, обмазанных илом, то обнаружил маленькие пустые дворики, в которых были разбросаны игрушки, но детей нигде не было видно. Наверняка все жители деревушки ушли на площадь. Рассказчик, недавно уловивший некоторые слухи в городе, кивнул сам себе и покорно пожал плечами. Говорили, что, возможно, будет война и тогда, без сомнения, всех мужчин призовут в армию. Если слухи подтвердятся, ему придется вернуться в город, поскольку в сельской местности он вряд ли сможет заниматься своим ремеслом в столь беспокойное время. Однако голод вынуждал его идти вперед. Несколько лет назад голод не был для него столь невыносимой мукой, но сейчас старик был в отчаянии. Прежде чем вернуться в город, он должен поесть.
В деревенской тюрьме, выходившей на базарную площадь, был маленький двор, обнесенный высокой стеной из высушенного на солнце кирпича, сделанного из ила, к которому добавляли рубленую солому и песок. Стена была побелена очень давно, и от побелки осталась лишь слабо заметная полоска в верхней части стены, до которой никто не мог достать. Ниже краска была полностью стерта или закрашена рисунками деревенских умельцев. Посередине стены, между двумя маленькими квадратными башнями, располагались ворота, грубые, но надежно закрытые решеткой, а на самом верху стены торчали заостренные колья. У ворот волновалась толпа людей, главным образом женщины. В руках они держали разные предметы, которыми отчаянно размахивали. Дети всех возрастов прыгали в толпе и визжали, получая шлепки от отчаявшихся матерей, выражавших свои чувства невообразимым гвалтом. Время от времени какая-нибудь женщина бросалась на решетку, но ее тут же отталкивали из-за ворот. Старик заметил, что какая-то женщина пыталась выбраться из толпы и вопила диким голосом. Ее лицо было красным от крика, платье наполовину разорвано, грудь высоко поднималась.
По краям площади толпа заметно редела. Старики стояли неподалеку или сидели скрестив ноги, раскачиваясь назад и вперед, и выли в такт своему качанию – это они могли делать без особого усилия в течение многих часов. Большинство из них держали еду на коленях. Рассказчик успел заметить, что еды было много и ее могло бы хватить ему на несколько дней. У него потекли слюнки, когда он пробирался к ним, внимательно вглядываясь в их лица, в надежде увидеть кого-нибудь из знакомых.