- Что-о? - Зина сразу перестала плакать и уставилась на него покрасневшими глазами. - Никуда ты не пойдешь! - отрезала она. - Иначе доложу командиру санроты. Что еще за вольности?
- Слушаюсь, Зиночка, слушаюсь, - с серьезным видом сказал Батов и смиренно полез под одеяло.
- Сейчас скажу, чтобы принесли умыться, - все так же строго распорядилась Зина. - И на завтрак. Без фокусов чтоб.
- С нетерпением жду воды и завтрака, - отрапортовал Батов, как вышколенный ученик, и спрятался под одеялом.
Зина вышла. Батов мгновенно бросился к шкафу, надел брюки. С сапогами получилось хуже - одной рукой скоро не обуешься. Гимнастерку пришлось захватить под руку и - в открытое окно. Потом через невысокую садовую ограду. Здесь он остановился, повесил на изгородь ремень и пилотку. Просунул в рукав забинтованную руку и неловко влез в гимнастерку. Привел себя в полный порядок и пошел было к лагерю, но каждый шаг отдавался болью. Заложил раненую руку за ремень портупеи, чтоб не раскачивалась. Шел он не очень быстро, а за плечами, казалось, росли крылья.
...В лагере все кипело. На поляне появилась наскоро сколоченная трибуна, против нее уже стояли в строю несколько подразделений. Остальные бежали от "казарм" и тоже становились в строй. В стороне между соснами на опушке сооружались столы для всего полка.
- Братцы! - завидев Батова, крикнул Боже-Мой. - Смотрите, лейтенант наш идет! Неуж вылечился?
Грохотало выровнял строй, скомандовал "смирно" и, когда подошел Батов, доложил по всей форме о состоянии роты. Батов поздоровался с солдатами, поздравил с окончанием войны, с победой, подал команду "вольно" и стал в строй.
Митинг продолжался не более часа. Уралов прочитал приказ о награждении полка орденом Кутузова, были вручены награды солдатам и офицерам. Получили, наконец, свои ордена Батов и Грохотало.
А потом весь полк перешел к столам. И первый тост был поднят за тех, кто не дожил до светлого дня. И посуровели солдатские лица - у каждого было что вспомнить, у каждого на большом пути до этого лагеря за Берлином осталось много боевых друзей.
Однако грусть скоро растворилась в наступившем всеобщем веселье. Кроме духового оркестра, вокруг которого собрались любители танцев, пошли в ход баяны и аккордеоны. В сторонке пела тальянка, а возле девятой роты заливался целый оркестр губных гармошек. Образовались отдельные кружки, в них изощрялись ротные и взводные плясуны. По лесу разносились фронтовые и партизанские песни.
- Хорош командир роты, - покачала головой Зина Белоногова, подходя к Батову, - нечего сказать! Какого зайца сыграл - через окно!
- Видишь ли, Зиночка, меня никак не увлекала перспектива встречи в дверях с вашими церберами: пришлось играть зайца.
- Ладно уж, в честь такого праздника гуляй до вечера, но в семь часов чтоб на месте был... Попало мне за тебя от капитана. Сказала, что сама отпустила в полк.
Зину кто-то потянул в круг на вальс, а Батов, выбравшись из толпы, увидел на поляне что-то не совсем обычное: люди с лопатами ходят, повозка стоит. Пошел туда. Оказывается, Михеич организовал добровольцев, привез саженцы и решил разбить сад. И совсем не важно, что сад этот занял всего метров двадцать в длину и еще меньше в ширину, важно, что он рождался здесь, недалеко от Эльбы, и в такое время, когда людям, казалось бы, не до него.
Солдаты копали ямки, а Михеич, приглашал все новых и новых людей и просил каждого посадить своей рукой деревце.
- А что ж вы стоите, товарищ лейтенант? - обратился он к Батову. - А ну, возьмить-ка вот этот крепенький корешок да вон в ту лунку на уголок посадите.
Батов понес маленький саженец, а Михеич, сопровождая его, сетовал:
- Надо б трошки пораньше. Но и теперь ничего. Еще примутся дерева.
- Что-то не пойму я, - сказал Батов, поставив в лунку саженец, - для чего все это?
- А чего ж тут понимать? - усмехнулся старый солдат, сгребая лопатой землю на корни деревца. - Пусть фашисты знают, что за человек русский, которого они за скота принимали. Сломать да загубить и зверь может. А вот человеческое сделать только человек способен.
- Да не об этом я, - возразил Батов. - Уйдем же мы отсюда - весь сад погибнет. Не труд жалко, хорошая затея пропадет.
- Э-э, нет, хлопчик, чи то... товарищ лейтенант, Михеич и это предусмотрел. Есть и среди немцев много добрых людей. Во-он, побачьте...
Батов посмотрел, куда показал Михеич, и заметил среди солдат старика-немца. Тот, сняв пиджак и засучив рукава сорочки, ходил с лопатой около лунок и уже посаженных веточек и подравнивал землю под ними.
- Я ж его с утра нашел. И как рассказал про свою задумку - с переводчиком ходили, - так он целовать меня кинулся и сказал, что и саженцы найдутся, и за посадками следить будет.
25
День был с утра хмурый. Временами перепадал теплый мелкий дождь. Батов проснулся в восьмом часу, но вставать не хотелось. Пожалуй, впервые он ощутил после сна такую разбитость и даже усталость.
- Вставай, Алеша, - негромко сказала Зина после приветствия. - Последнюю новость не слышал?
- Откуда мне слышать? - насторожился Батов.
- Наш полк расформировывается...
- Мне же надо быть непременно там! - воскликнул он, ошарашенный таким известием.
- Пойдешь, пойдешь, не волнуйся. Только, пожалуйста, не через окно и не сию минуту, а после умывания, завтрака и перевязки. Договорились? Никаких церберов на твоем пути не будет...
Когда Батов пришел в полк, там рядом с лагерем, на дороге, прикрывшись плащ-палатками, строилась большая группа солдат и офицеров, в которой он нашел и комбата Котова, и его заместителя капитана Соколова, и своих командиров отделений Чадова и Оспина, там же стоял Усинский...
Навстречу Батову из строя выскочил Володя Грохотало. Они долго стояли, взявшись за руки, говорили, казалось, о самых незначительных вещах. Потом крепко, по-мужски, поцеловались, разошлись. С солдатами Батов прощался уже на ходу, потому что была подана команда к движению.
Провожающие остались на обочине дороги, потом по одному и группами потянулись в свои казармы. А колонна уходила дальше и дальше, серея и сливаясь с косой сеткой мелкого, ровного дождя. С крошечных листков саженцев в сырую землю падали крупные капли и исчезали в ней.
Выкупавшись вместе с этими людьми в горячей фронтовой купели, Батов сроднился с ними, привык и полюбил их. Нахлобучив башлык, он одиноко стоял у дороги. В санроту возвращаться не хотелось. Вгляделся еще раз в ту сторону, где скрылась колонна, и побрел к своей избушке.
Возле их домика, словно на часах, неподвижно стоял какой-то незнакомый солдат с автоматом на груди. Не обращая на него внимания, Батов направился было к двери, но солдат преградил дорогу:
- Сюда нельзя!
- Как это нельзя? - возмутился Батов, наступая на солдата. - Что, мне домой зайти нельзя? Кто вы такой?
- Кто там, Саенко? - послышалось из-за тонкой двери. Дверь приоткрылась, выглянул капитан. - Ха-га! Приятная встреча! Впусти его, Саенко, и сам заходи. Это - хозяин, понимать надо!
- Разоружить и обыскать! - грубо приказал капитан, когда они вошли в комнату. Улыбка мигом слетела с его лица.
- Что это значит, товарищ капитан? - успел спросить Батов, но солдат сорвал с него плащ-палатку и выдернул из кобуры пистолет.
- Документы - на стол! - командовал капитан. - Вот так. Садись, лейтенант, сюда, - показал на край койки у двери. - Поговорим...
Постель на койке завернута, на полу - открытый чемодан. В нем все перерыто. На столе - дневник Батова.
- Саенко, давай сюда машину из санроты. Лейтенанту подали ее туда, а он сюда явился. Для него больничного режима нет...
Солдат ушел. Капитан по-хозяйски уселся за стол, положил перед собой пистолет. Батов видел этого капитана не однажды и раньше, знал, что это - начальник особого отдела, или СМЕРШ, как еще именовалась эта должность.
- Дневничок вел, лейтенант?
- Иногда записывал свои мысли, - спокойно ответил Батов.
- Интересные, должно быть, мысли... Ну-ка, заглянем... "Родина, - прочитал капитан вслух, - это не только просторы страны, в которой ты живешь, но это и могилы близких тебе людей, их дела, начинания и помыслы отцов и дедов, оставленные потомкам для продолжения...". М-да-а... патриотично... Особенно если учесть, кем были отцы и деды...
Батов молчал. Он без труда догадался, чьих это рук дело, и напряженно перебирал в памяти все встречи с Крюковым. Последняя стычка была там, в лесу, когда Батов без разрешения взял коня майора. Батов уже почти забыл об этом случае и теперь не мог вспомнить ни одной ссоры с майором после схватки в лесу, когда погибла головная походная застава. Казалось, что майор совсем забыл минувшие распри и хотел, чтобы о них забыли все.
- Может быть, вы скажете, - спросил Батов, - за что я арестован?
- Я все скажу, только ты потом не запирайся: пока - за попытку к самоубийству, а там следствие покажет, что тебя толкнуло на этот шаг. Матерьяльчика на тебя собралось достаточно...
- Х-хо! А это зачем? - громко спросил капитан, копаясь в чемодане и вытащив со дна книгу Гитлера "Майн Кампф".
- А вам известно, из чего переплет у этой книги? - зло ответил Батов вопросом на вопрос.
- Допустим, из человеческой кожи... И что же из этого следует?
- То, что нашим людям такие вещи надо показывать и рассказывать о них правду.
- Смотри ты, какой догадливый! Думаешь, без тебя об этом некому позаботиться?
За дверью взревел мотор автомобиля, капитан захватил дневник и книгу, коротко бросил:
- Пошли!
На улице в десяти шагах от домика стояла машина с закрытым кузовом.