- Случилось это много тысяч лет тому назад. Вдруг откуда ни возьмись появились блестящие сверкающие люди. Они, как саранча, заполняли нашу землю, жгли, убивали, насиловали. Они пролетали по небу на огромных серебристых птицах и огненных шарах. Нигде не находя себе укрытия, погибали люди. По земле ползали чудовищные железные телеги, грохот и рев от которых накрывал все вокруг. Плакала и горела земля наша, гибли люди, не понимая, в чем провинились они перед Аллахом. Когда от гари и пепла наступила черная ночь, холод страха повис над землей. Казалось, что отныне люди обречены - уже ничто не может спасти их. Но вдруг в голубом сиянии появился Он, Дух нашей земли, защитник и благодетель нашего рода. Он был богатырь из богатырей, из камня, серебра и золота, с огненным дыханием. Он встал на пути чужаков. От его дыхания пылали серебряные птицы и взрывались огненные шары в небе, адским огнем горели железные кони и телеги. Люди, которые остались после этой битвы, запомнили, что все чужие под взглядом Духа нашей земли и Бога справедливости стали мертвыми черными глыбами. И железные кони, и телеги, и серебристые птицы, и сами блестящие пришельцы - они все превратились в камни и до сих пор валяются по всей нашей земле, напоминая о давней и великой битве. Потом, как говорили уцелевшие люди, Дух нашей земли оседлал своего золотого коня и улетел в небо, сразу рассеяв весь скопившийся мрак. Камни остались на память о том, как много было тех, кто хотел отнять у нас наши горы и реки, озера и долины. Все они хотели отнять у нас самое большое счастье - жизнь на своей земле. Люди верили: такое больше не повторится никогда.
Но снова полыхает наша земля, и снова под стук железных телег собирает смерть урожай. Одни железные люди сражаются с другими железными. А наши люди в растерянности: почему чужаки сражаются между собой на нашей многострадальной земле? Почему не воюют они на своих землях? Или они выбрали нашу землю для войны, для крови и смерти? Битва их идет день и ночь, силы их равны, они сманивают на свою сторону самых жадных. Обещают им золото и власть. И наши люди убивают друг друга, и Дух нашей земли глядит со слезами на глазах на все, что происходит, и не может вмешаться - тогда ведь погибнут и дети нашей земли. И напрасно ждут люди своего старого спасителя. Он отказался от них. Только слезы его проливаются обильной влагой, что переполняет реки и смывает людские жилища. Сель! Грозный сель идет на нас в темной ночи, а мы спим, спим, измученные малыми заботами и суетными мыслями!
Голос старика взлетел - мурашки пробежали по спине - и бессильно опал. Выйдя из транса, в котором он причудливо соединил воинов Александра Македонского, английских колонизаторов и реальность сегодняшних войн, подкрепленную стихийными катаклизмами, старик умолк. Обведя нас прозрачными невидящими глазами, добавил совсем будничным и тихим голосом:
- Люди не должны убивать друг друга. Так говорили мои предки, так говорю вам сегодня я, переживший всех своих ровесников, переживший детей их и многих внуков. Ради этих слов и держит меня Аллах на земле…
Последняя остановка была в большом селенье возле дороги, по которой два раза в день ходил автобус и бурабахайки - разукрашенные грузовые такси. Шурави-джип оставили у родственников, где переночевали и снова представили меня как новообращенного. Выбираться в нашем джипе на дорогу было опасно - первый же патруль остановил бы и сбросил нашу самоделку в пропасть. С полицией и военными не поспоришь.
Точно сказать, когда будет автобус, никто не мог. Все говорили, что утром. Так что пришлось встать на рассвете и ждать на остановке около часа. Сайдулло периодически поглядывал на мои часы и был очень важен, когда сообщал нам, сколько мы уже прождали.
В красном довольно потрепанном автобусе оказались даже сидячие места. Публика была в основном крестьянская - ехали на базар. Кто с курами, кто с ягненком, кто с корзиной овощей. Выделялся один солидный мужчина в дорогом европейском костюме и белой рубашке без галстука. На него поглядывали недоброжелательно. На одной из остановок, когда дверь распахнулась перед какой-то совсем древней старухой в пыльных одеждах, он быстро встал, спрыгнул на дорогу и, бережно подняв старушку на руки, внес ее в салон и усадил на свое место. Его синий костюм оказался при этом таким же пыльным, как и одежды бабушки. Но это его вроде совсем не обеспокоило. Старушка что-то прошамкала и благодарно улыбнулась. В автобусе как-то сразу потеплело. Я подумал, что в нашей Блони я такого бы не увидел. В лучшем случае старушке уступили бы место, но уж на руках ее никто бы в автобус не вносил. Уважение к старости на Востоке повсеместно. Поэтому и относительно молодые женщины не стараются выглядеть моложе - ведь чем старше, тем больше уважения. Поэтому и быстро старящие регулярные роды принимают не как наказание, а как благословение Аллаха.
Пару раз автобус останавливали военные патрули, но в салон не заходили. Часть дороги шла по краю обрыва над пропастью. Но скорости водитель не сбрасывал и вел так небрежно и рискованно, что несколько раз у меня замирало сердце. Замирало оно и оттого, что справа и слева от дороги, внизу на откосах и на обрывах можно было заметить остатки нашей техники. Громадный бензовоз с цистерной лежал вверх колесами, как доисторическое чудовище. При виде искореженного и обгоревшего бэтээра я невольно думал о тех ребятах, что находились тогда внутри. Удалось ли кому-то спастись, вернуться домой? Пусть даже искалеченными, но живыми. Или их всех находили душманские пули, когда ребята показывались на горящей броне? Кусая губы, я сдерживал набегавшие слезы. Неужели люди никогда не научатся жить без войн, неужели молодые парни должны умирать, так и не распробовав вкуса жизни? Неужели богатство и алчность будут вечно править миром? Да ведь такая жизнь не может иметь никакого будущего…
До Ургуна, как деловито заметил Сайдулло, мы добрались за два часа сорок минут. Автобус остановился у базара, но Сайдулло решил сначала найти своих родственников. Здесь жил младший брат его матери, почти его ровесник. Дом оказался двухэтажным, с большим внутренним двором, крышей которому служил разросшийся виноградник. Под его сенью нас и принимали. Тот же зеленый чай с сухофруктами, миндаль, горка риса на блюде, овощи, сыр, крупные сладкие груши.
Хозяин внимательно разглядывал меня. Он уже был наслышан о наших проблемах. Я находился в состоянии апатии и соглашался со всем, что мне говорили. На следующий день пригласили человека, который был специалистом по физическому обращению в ислам. Он получил мои "да" на все свои вопросы и дал мне две таблетки. Я вскоре заснул. А когда с тяжелой головой проснулся, то ощутил сильное жжение и неудобство. В этот день я никуда не выходил, а сидел в тени виноградной лозы, принимал обезболивающие таблетки и смотрел по телевизору новости вместе с хозяином. В стране было неспокойно. О развале Советского Союза уже не упоминали - хватало своих проблем.
Сайдулло и Ахмад ходили на базар, делали закупки. На следующий день Сайдулло принес мне с базара пакет и сказал, что это для меня. Там оказалась длинная белая рубаха, черная безрукавка, паткуль, носки и новенькие галоши. Глубокие черные галоши на красной подкладке, которые надевала, выходя во двор, и моя бабушка. Я повертел их в руках, глянул на размер и заметил клеймо - "made in Belarus". Сначала не поверил своим глазам. Потом прочел еще раз. И еще раз. Слезы брызнули из глаз, я обнял Сайдулло и разрыдался у него на плече, как ребенок. Это было напоминание о родине, которая никуда не исчезла и все еще занималась привычными, будничными и нужными делами.
Вечером Сайдулло повел меня в мечеть - просто для того, чтобы я знал, как там себя вести. Обувь сняли у входа. Просторное и прохладное помещение, ничего лишнего, полы покрыты красивыми коврами, никаких икон. Вообще, у меня сложилось впечатление, что ислам очень удобная и практичная религия. Она не лезет человеку в душу, но заставляет соблюдать приличия и здравые нормы общежития. Проведя инструктаж, Сайдулло преклонил колени вместе со мной.
На следующий день, снабженный нужными мазями от специалиста по исламу и груженный покупками, отправился со своими тоже гружеными рабовладельцами на остановку автобуса. В этот раз мы брали его штурмом. Но все же втиснулись. У Ахмада была тщательно замаскированная канистра с бензином. Запах скоро разошелся по автобусу и вызвал некоторое беспокойство. Но битком набитый автобус останавливаться не собирался. Все торопились домой. Назад доехали быстрее - не брали людей на остановках. А через сутки вечером оказались в родном кишлаке. После долгого затворничества слишком активное и поверхностное общение утомило меня. Но Сайдулло, понимая мое состояние, дал целую неделю отдыха. Я расхаживал в новых галошах, любовался их блеском и радовался, что ногам тепло и сухо. Это было тепло родины, так неожиданно отыскавшей меня.
Своей любимице Сайдулло подарил бусы из лазурита и, пользуясь случаем, рассказал легенду, услышанную на базаре от старого афганца. Когда-то злые духи задумали уничтожить небо и тут же начали свою подлую работу. С каждым днем небо становилось все меньше, и цвет его с каждым днем оказывался бледнее. Тогда люди начали прятать голубые куски неба в самых дальних горах, подальше от злых духов. Но духи, пожиравшие небо, неожиданно исчезли - никто не знает куда, а куски его превратились в самый красивый небесный камень. Он обладает волшебными свойствами - сохраняет красоту и здоровье тех, кого мы любим.
Теперь у Дурханый появилось еще одно развлечение: она указывала на мой глаз, потом прикасалась к своему ожерелью и осторожно гладила его. Видимо, это должно было означать, что мои глаза у нее на груди и она их ласкает.