* * *
Прямо перед выводом нас почтила посещением высокая комиссия во главе с начальником казахского Генерального Штаба. Казахи хотели заранее присмотреться к своей будущей добыче. А она была весьма солидная - полностью оборудованные площадки с монтажно-испытательными корпусами, оснащенными по последнему слову техники, огромный фонд казарменных помещений, складов, штабных зданий, полностью рабочие котельные и прочее коммунальное хозяйство, наконец - жилой городок, опрятный и ухоженный. Есть на что поглядеть.
К приезду готовились загодя: чистили, драили, убирали, учили наизусть приветственные речи и доклады по проводимым испытаниям. Целая неделя прошла, что называется в кошмарном сне. Наконец самолет с высокими гостями тяжело плюхнулся на бетонку аэродрома. Встречающая делегация во главе с начальником полигона и акимом - местным главой администрации, напружинилась в готовности номер раз. Специально обученная и тренированная до седьмого пота команда аэродромных техников подкатила трап. И невысокий кривоногий казах в попугайски раскрашенном камуфляже первым ступил на землю полигона, причем выскочил из чрева самолета он настолько шустро, что один из техников с многозначительным прозвищем Синий Брат, не успел убраться с его пути. Про Синего Брата рассказывали, что однажды, по неизвестной причине он прибыл на службу трезвым, и тогда начальники поняли, что все остальное время он беспробудно пил. Чуть не уволили. С тех пор Синий Брат больше так не рисковал. Вот и сейчас он был весьма под мухой, видимо, поэтому и не успел ускользнуть.
Налитый краснотой нос техника нагло уставился прямо в лоб невысокому казаху, слезящиеся глазки в кровяных прожилках блуждали где-то в космических далях, а губы прыгали, пытаясь что-то произнести. Дело в том, что перед ответственной встречей всю команду долго и нудно инструктировали, на всякий случай, вдруг с ними кто-нибудь из прибывших пожелает заговорить. Из всего сказанного тогда Синий Брат запомнил только, что к главному казаху следует обращаться не как к нормальному офицеру "товарищ полковник", а совсем по-дурацки "господин начальник генерального штаба". И вот теперь стоя лицом к лицу с главой столь высокой комиссии он добросовестно пытался извлечь из еле ворочающихся по причине слишком усердной опохмелки речевых органов столь непривычный оборот. Господин начальник генерального штаба с интересом разглядывал мычащего техника и молчал, сосредоточенно соображая не входит ли сие непонятное явление во встречный церемониал и что теперь собственно говоря делать. Почуявшие недоброе штабные клерки уже галопом неслись к месту действия, даже сам генерал сделал несколько шажков вперед, но они катастрофически не успевали.
Синий Брат, понимая, что надо что-то делать и говорить и спиной, точнее одним чрезвычайно чувствительным у каждого военного местом пониже спины ощущая приближение разгневанного начальства, сделал нечто, существенно обессмертившее его имя. Неожиданно даже для себя он сорвал с головы засаленную кепку и, изобразив что-то среднее между поясным поклоном и кокетливым книксеном густо дохнул в лицо Господина начальника и т. д. свежезакушенным чесноком перегаром:
- Здрассьте!
И все замерли. Клерки застыли в воздухе в позе бегущих оленей. Генерал раскрыл рот, чтобы во всеуслышание изрыгнуть свое мнение об авиации вообще и о Синем Брате в частности, да так и застыл. В наступившей тишине громом прозвучал мягкий шлепок. Это в удивлении от столь торжественной встречи с размаху сел задницей на ступеньку трапа Господин и т. п.
* * *
На следующий день началась работа комиссии по приему имущества, вооружения и зданий полигона новыми хозяевами. Оглушенные свалившейся им на голову ордой приемщиков-азиатов, сбитые с толку суетой и неразберихой российские офицеры тихо матерились на своих рабочих местах, с тоской глядя как уничтожается, растаскивается и попросту ломается то, что совсем недавно составляло саму их жизнь, во что было вложено столько сил и пота.
Капитан Лешка Ратомцев сидел у своего компьютера и напоследок раскладывал пасьянсы. Древний как дерьмо мамонта первый пентиум натужно хрипел кулером в такт невеселым Лешкиным мыслям. Комп несколько лет верой и правдой служивший капитану вдруг в одночасье превратился в собственность Республики Казахстан, и с минуту на минуту ожидалось прибытие казахского приемщика. А вот и он сам, легок на помине. В дверном проеме вальяжно облокотившись на косяк замер лейтенант братской армии в добротном натовском камуфляже и импортных берцах на микропоре.
- Э, братишка, ты тут компьютер сдаешь?
- Ну, я. И что? - вяло протянул Лешка, уныло оглядев свое видавшее виды х/б "для войны на цементных заводах". Офицеры полигона искренне удивлялись в свое время, где начвещ достал хэбэшки грязно белого цвета, кто и для чего вообще их изготовил. Удивлялись, но получали исправно - ходить то в чем-то надо. Теперь же на фоне казахского "рейнджера" Лешка в этом х/б ощущал всю свою убогость и злился.
- Слышь, брат, - в упор не замечая недоброжелательного отношения сдатчика продолжил казах. - В нем же золото есть, серебро там, платина, да?
- Все есть, формуляр бери смотри, да! Там все и написано, читать умеешь, нет? - передразнивая легкий акцент казаха, окрысился Лешка.
Принимающий на издевку обратил не больше внимания, чем на жужжание пролетевшей мимо мухи и жадно схватил протянутый формуляр. Несколько минут он его усиленно листал, морща лоб и напряженно шевеля губами. Потом разочарованно и вместе с тем удивленно посмотрел на Лешку.
- Э, что так мало, да?
- А ты чего хотел? - в свою очередь удивился капитан. - Думал, он из целого куска золота вырублен? Старика Хоттабыча перечитай, деятель.
- Э, плохой компьютер, не буду принимать. Пойду лучше мебель приму, да!
И раньше, чем Лешка успел сообразить, что имеет в виду приемщик, казах испарился из кабинета.
Вечером Лешка в компании офицеров отдела вышел из здания Управления. Рабочий день окончен, компьютер так и не сдан, да и черт с ним, до завтрашнего утра все служебные заморочки можно честно выкинуть из головы. Мимо, обдав офицеров облаком сгоревшей соляры, пронесся армейский Урал с казахскими номерами. В кузове топорщилась мешанина из столов, стульев и шкафов, виднелись на лакированных досках трафареты с номером войсковой части. Рядом с водителем в позе гордого степного орла восседал давешний приемщик.
- Куда это они? - озадаченно проводил взглядом мчащуюся на всех порах машину Лешка.
Начальник испытательного отдела еще не старый, но рано поседевший полковник зло сплюнул под ноги.
- Куда, куда… На базар на продажу. Весь день принимал, урод, свое национальное имущество - теперь продать торопиться.
Да, Лешка, так то оно верней, чем золото из компьютера выпаивать, тебе бы и в голову не пришло, а?
В таком же духе прием продолжался несколько месяцев. Полигон на глазах из сверкающего чистотой, функционирующего как часы механизма проведения испытательных работ превращался в никому не нужные развалины. С корнем вырывали и сдавали на цвет. мет. питающие кабеля, обесточивая целые площадки. Выбивали стекла, снимали полы, выдергивали рамы - растаскивали, и тут же продавали все, что имело хоть какую-то ценность. Правда, надо отдать должное, в ведомостях приема расписывались исправно. Ставился штамп "принято", и нормальное жилое здание в считанные часы превращалось в руины, которые очень хорошо бы вписались в ландшафт Сталинградской битвы.
* * *
И вот наступил последний день. Локомотив зло рыкнул гудком, лязгнули, будто примериваясь, колеса и уверенно отсчитали первый такт движения. Эшелон тронулся. Ласковое осеннее солнце гладило лица, торчавшие из окон плацкартных вагонов. Совсем рядом сияли белизной пятиэтажки жилой зоны, можно было найти свои окна, ведущие в квартиру, где столько пережито, хорошего и плохого, будней и праздников, радости и горя, в квартиру в которую ты уже не войдешь никогда. Над вагонами взлетала переделанная афганская песня:
Прощайте степи, вам видней
Какую цену здесь платили,
Какие пуски проводили…
В тамбуре у открытой настежь двери размазывал по щекам пьяные слезы прапорщик Касымбаев. Коренной казах, всю жизнь проживший в Казахстане, никогда оттуда не выезжавший, теперь он ехал в далекую, неизвестную и загадочную Россию, ехал навсегда.
- Такую страну просрали, сволочи, - тихо шептал Касымбаев грозя кулаком кому-то невидимому в небесах, добавляя дикую смесь из казахских и русских ругательств.
Прапорщик ехал на свою новую родину. И вместе с ним ехали несколько сотен других прапорщиков и офицеров. Они возвращались домой, еще не зная, что их там ждет, со страхом и надеждой глядя в будущее, с печалью и сожалением вспоминая о прошлом.
Как-то ты встретишь их, Россия?
И о чем-то грустит наш седой командир.
Мы уходим. Уходим… Уходим… Уходим.
P.S. от автора: Рассказ не строго документален, многие типичные факты и явления умышленно преувеличены, хотя суть от этого не меняется.
Не хочу чтобы меня считали расистом, вроде бурята Якимова и заранее приношу свои извинения моим друзьям казахам и еще многим представителям этого народа, которые были и есть вполне приличными парнями и хорошими товарищами. Однако именно в том месте и в то время, которое описано, большинство окружавших нас казахов действительно вели себя так, как в моем рассказе.