- Отсталые люди, - буркнул Рустэм-бей. - Это пережитки. Думаешь, во Франции или еще где в современных странах мужчины бьют женщин? Хочешь, чтобы тебя побили? Считаешь, пойдет на пользу?
Лейла съежилась, в нарочитом ужасе закатив глаза:
- Конечно, нет. Просто забавно. Я бы убежала, если б ты меня побил.
- Вот еще нужда была!
- Значит, ты меня не любишь?
- Я не бью слуг, не бью лошадей, не бью собак, не бью оливы. Я всех люблю, все они прекрасны. Я не бью даже Памук, когда она запускает мне в ногу когти или раскидывает на полу объедки мышей.
- Все бьют своих слуг, - сказала Лейла. - Все, кроме тебя. - Она озорно рассмеялась и предложила: - Давай откроем ставни и притворимся, что ты меня бьешь. Ты лупи ремнем или еще чем по косяку или дивану и ори, а я буду визжать, и все узнают, что ты со мной обходишься как положено.
- Ты что, серьезно? - изумился Рустэм-бей.
- Ну смешно же одурачить соседей и посмотреть, как новость разнесется по городу. Здорово будет, правда! Давай! - Лейла вскочила на диване, глаза горели детским восторгом и нетерпением.
Полюбовавшись ее радостью и красотой, Рустэм-бей сказал:
- Ну хватит, а то в самом деле поколочу. Ты мне мешаешь курить, и к тому же твоя затея несомненно испугает кошку, но вряд ли укрепит мою репутацию.
Лейла долго молчала, потом наклонилась и поцеловала его, прикладываясь губами к глазам, щекам и рту. Ага все не мог привыкнуть к подобной нежности и вел себя неизменно: каменел и делал вид, будто ничего не происходит. Он вдыхал запах розовой воды от ее волос, аромат мускуса и зверобоя - она втирала их в шею и ложбинку меж грудей.
- Я никогда никого не ударил, но убил одного человека, - вдруг сказал Рустэм-бей. - Я защищался, и он это заслужил.
Лейла отстранилась.
- Я знаю. Мне рассказали.
- В бане?
- Где ж еще? - Повисла долгая пауза, потом Лейла осторожно произнесла: - Я иногда встречаю твою жену. В бане.
Рустэм-бей не ответил.
- Она справляется о тебе. У нее совсем плохо со здоровьем.
И снова ответа не последовало, но Рустэм помрачнел. В конце концов резко спросил:
- Значит, в бане ты общаешься с проститутками?
Лейла вскочила и вернулась к себе на подушки. Скрутила очень тонкую сигаретку с латакийским табаком и, прихватив изящными золочеными щипчиками, прикурила от жаровни. Наконец, выпустив колечко дыма, она сказала:
- С кем, по-твоему, я сижу в бане? Кто еще позволит мне сесть рядом? Для здешних я всего-навсего шлюха.
В ее голосе слышалась гневная горечь. Рустэм-бей сокрушенно вздохнул.
- Ты моя избранница, - мягко сказал он и, желая помириться, протянул руку, но Лейла ее проигнорировала и вышла из комнаты. Пусть ему будет стыдно.
45. Унижение Леонида-учителя
Позвольте представиться, хотя вряд ли вы обо мне слышали, если только не въезжали в Эскибахче с нижней окраины, где дорога выныривает из сосняка с мусульманским кладбищем, а по левую руку видны развалины насосной станции, где журчит и журчит вода. Станция была скромненькая, но утоляла жажду людей и скотины, а также служила весьма приятным довеском к прелестям города, особенно в разгар лета. Что может быть лучше, чем войти в тенистую прохладу величавой неоклассической постройки, дабы напиться воды и омыть лицо после долгого путешествия? Над дверью и сейчас можно прочесть надпись по-гречески: "Построил во Благо Всех Георгий П. Теодору, 1919".
Это я. Георгий П. Теодору к вашим услугам, дамы и господа. Я даже не был жителем этого города, но принадлежал к одному обществу в Смирне, немного занимавшемуся филантропией, чтобы нашему народу в глубинке полегче жилось. Я, видите ли, был купцом: назовите товар - добуду и продам с барышом. Смирна - идеальное место для порта, на полпути между Африкой и Европой, да и без того она была вполне очаровательным городом, истинным космополисом, пока ее не сожгли дотла. Я построил в Эскибахче насосную станцию на средства, заработанные во время Великой войны поставками османским властям кое-каких насущных товаров, а с городом меня связывал живший в нем учитель Леонид.
Смею сказать, я весьма хорошо знал Леонида-учителя, и я один из немногих, кто его любил. Большинство же считало его занозой в анальном отверстии, как говаривал мой приятель-медик. Леонид был сыном другого моего приятеля, тоже купца, и рос на моих глазах. Можно сказать, я был ему как бы дядюшкой и выслушивал подростка, когда тот поднабрался великих идей. Уже тогда он был тощ, не говорил, а скрипел, а когда смеялся или улыбался, мигом становилось неуютно в предчувствии неизбежных пакостей. Тем не менее, он был весьма умен и вечно терзался душевными муками, отчего я ему сочувствовал. Я жалел его, как жалеешь престарелого спортсмена, перегруженного ослика или преданного искусству художника, чьи картины никто не покупает.
Как-то раз я пришел к ним в гости - Леониду тогда было лет двадцать. За обедом он мимоходом обмолвился: дескать, вступил в местное "Дружеское общество" , хотя прекрасно знал, что отец взбеленится. Надо отдать должное смелости Леонида - он всегда был готов прекословить отцу. В этом отношении парень сильно выделялся - в те времена всякий понимал что к чему и родителю не перечил. Будь он моим сыном, я бы, наверное, лупил его смертным боем, но поскольку он являлся чужим отпрыском, я мог восхищаться его независимым духом.
- Что?! - завопил отец, плюясь непрожеванными котлетами. - В "Дружеское общество"? Ты идиот или как? Хочешь, чтобы нас арестовали? Чтобы нас с матерью бросили в тюрьму? - Испепеляя сына взглядом, он обвел рукой комнату, богато украшенную резной мебелью, тяжелыми коврами, серебряными подсвечниками и самоваром. - Хочешь, чтобы мы всего лишились?
Леонид, побледневший от ярости отца, ответил просто:
- Это ради Греции.
Наверное, следует пояснить: "Дружеское общество" - это была такая тайная организация, и создали ее, чтобы воссоединить Грецию, ибо многие считали, что Фракия, черноморское побережье, западный берег Турции и, разумеется, Константинополь исторически принадлежат Греции, населены в основном греками и потому вновь должны стать греческими. Мол, необходимо восстановить Византийскую империю, Святую Софию опять сделать собором, создать "Великую Грецию" и вернуть на трон короля Константина - вся эта лабуда, известная как "Великая Идея". По-моему, некоторые и сейчас ее так называют.
- Эти кретины с их Великой Идеей! - ревел отец. - Они ни черта не понимают! Разве Греция сможет выиграть войну с турками? Ты представляешь, сколько их? Ты сумасшедший! Хочешь, чтобы тобой правили из Афин? Ты бывал в Афинах? Вонючая деревенька, вот что это такое! Паршивое провинциальное сельцо, где несколько руин и ни одного стоящего театра, народ необразованный и некультурный, дома с облупившейся краской и даже никто по-гречески толком не говорит! Ты этого хочешь? Дурак ты!
Леонид попытался возразить:
- Новой Грецией будут править из Константинополя, папа, как было в Древней Греции.
- Нами и так правят из Константинополя!
- Турки.
- Слушай, какое нам дело? Мы живем в Смирне - самом приятном и восхитительном городе на свете. И процветаем! Нам начхать, что происходит в столице. Греки занимают здесь все важные и влиятельные посты. Фактически мы живем по своим законам. У нас рай, а ты со своими дружками хочешь его взбаламутить вашей идиотской Великой Идеей! Господи ты боже мой! Это ностальгия, только и всего! И ты хочешь, чтобы нас всех поставили к стенке из-за вашей ностальгии?
- Нами правят турки, - с достоинством ответил Леонид. - Это недопустимо, они уступают нам во всех отношениях. Турки плодятся, как кролики, и скоро нам не останется места.
- Мы все теперь оттоманы. Времена переменились. Ну взять хоть моих слуг. Кто они? Все турки. А у Георгия? Тоже все турки. Кто мостит дороги и вывозит нечистоты? Турки. Кто горбатится на полях, выращивая урожай, который мы продаем? Турки. И не говори мне, что нами правят турки, когда у тебя прямо перед носом доказательство обратного. Что бы мы без них делали? Почему у меня сын такой тупица? Вот что мне интересно! Ты хочешь нас уничтожить!
- Некогда Греция была великой! - распалялся Леонид. - Есть люди, которые стремятся вернуть ей величие. Греция была светочем мира! В то время человек не считался цивилизованным, если не знал греческого языка. Отчего, по-твоему, турки называют нас римлянами? Потому что прежде даже римляне говорили по-гречески! Величайшая в мире нация, и посмотри, до чего мы докатились, отец. Наше время должно вернуться. Требуется лишь наша решимость и, возможно, новый Александр.
- Александр? - фыркнул отец. - Распространять нашу культуру и цивилизацию по всему миру? Прости мою ересь, но он это делал, сея смерть и разрушение от Македонии до Индии. Много ли рыдающих вдов и изнасилованных девственниц поблагодарили его за эту культуру, как ты считаешь? Разве не знаешь, что неизбежно следует за победоносным завоеванием? Голод и болезни. Болезни и голод.
- Оно того стоило, - ответил Леонид. - Лучшие по природе должны подняться наверх любыми путями, их превосходство оправдывает средства.