- Кто вел стрельбу? По какой цели? Быстро! - стоя на стременах, Шмелев в упор глядел на старшину. Джабаров остановился чуть позади капитана и тоже поедал старшину глазами.
Старшина Кашаров не принадлежал к числу тех людей, для которых правда дороже всего на свете. Жизненный опыт и долгая служба в армии научили его, что правдой лучше всего пользоваться в умеренных дозах и главным образом в тех случаях, когда скрывать ее дальше становится невыгодно.
- Разрешите доложить. Стрельба велась по обнаруженной плавающей мине, - по лицу Шмелева старшина понял, что говорит не то, однако уже не мог остановиться, закончил бодро: - Мина взорвана метким выстрелом, израсходовано сорок три патрона. Потерь нет.
Шмелев молча спрыгнул с лошади.
Солдаты слезали с деревьев, поспешно одевались, стыдливо прячась за стволами сосен. В воздухе сильно пахло толом.
Шмелев остановился у обрыва, пронзительно свистнул.
- Фриц! - позвал он.
- Разве он не в роте? - невинно удивился старшина. - Я же его в роте оставлял.
- Вот что, старшина. - Шмелев резко повернулся. - Еще раз увижу или узнаю - будет худо.
- Есть будет худо, - старшина красиво приложил руку к фуражке, пристукнул каблуками.
По берегу, размахивая руками, бежал связист. Шмелев зашагал к блиндажу.
Командир бригады полковник Рясной спрашивал по телефону:
- Что за взрывы в вашей полосе? Доложите.
- Вторая рота проводит учебные занятия, - наобум ответил Шмелев. - Тема занятий - отражение танковой атаки.
- Значит, это мины противотанковые? Ты не ошибаешься, Сергей Андреевич?
- Никак нет, я лично нахожусь здесь.
- Хм-м, - Рясной недоверчиво хмыкнул в трубку. - А скажи-ка, дорогой, ты случайно не знаешь, для чего твой старшина выписал вчера на складе двадцать килограммов тола? Сижу вот и голову ломаю - для чего ему столько тола?
- Разрешите выяснить и доложить вам? - Шмелев посмотрел в раскрытую дверь блиндажа. Сидя на ступеньках, Кашаров невозмутимо набивал магазин автомата патронами.
- Выясни, дорогой, выясни. И заодно передай ему, пожалуйста, чтобы он завтра утром...
- Простите, товарищ первый, что-то плохо слышно стало. О чем вы говорите? - Шмелев пытался сделать вид, будто не понимает полковника.
- Ты слышишь меня? - спрашивал Рясной.
- Трещит что-то. Заземление, видно, плохое. Повторите, пожалуйста.
- У тебя всегда в самый интересный момент связь отказывает. А я вот сижу и о тебе думаю. Карандашей думаю тебе прислать. Мне тут двух новеньких обещали, по две звездочки. Еще незаточенные. Пожалуй, пошлю их к тебе. Если ты не возражаешь, конечно.
- За это спасибо, товарищ первый. Мне новые карандаши ой как нужны, особенно во второе хозяйство. - Они говорили на том примитивно-условном языке, который выработался за годы окопной жизни в надежде, что такого языка не поймет противник.
- Ну вот, и связь сразу наладилась. Значит, передашь завтра утром. Немного так, килограмма три. Исключительно в целях диеты. Вот, вот...
- Ваше указание будет выполнено. Завтра утром три килограмма. - Шмелев с досадой положил трубку.
Как ни в чем не бывало, старшина вскочил, зашагал следом.
У обрыва сидел на корточках Севастьянов. Дотронулся пальцем до небольшой ямки, быстро отдернул руку.
Шмелев остановился:
- Что, Севастьянов, невесело?
- Видите - как? - Севастьянов поднялся перед капитаном и показал рукой на ямку. - Непонятно... Я часто думаю о тайне жизни и смерти. Неужто смерть не оставляет следа?..
- Да, невесело, - заметил про себя Шмелев.
Стоя позади Шмелева, старшина делал отчаянные знаки Севастьянову.
- Какие будут указания, товарищ капитан? - быстро спросил он. - Можно продолжать?..
- Слышали, что полковник сказал? - Шмелев сердито стукнул хлыстом по сапогу и зашагал к лошадям.
- Приготовиться! - скомандовал старшина за его спиной.
Лошади уже подъезжали к маяку, когда над озером прокатился гулкий взрыв.
Старшина Кашаров знал свое дело.
ГЛАВА II
Штаб армии располагался в глубине соснового леса. Блиндажи посажены глубоко в землю, их низкие травяные крыши напоминают могильные холмы, а часовые, как памятники, застыли у блиндажей. Над некоторыми блиндажами висят на кольях маскировочные сети. От входа к входу проложены стлани, сколоченные из досок.
Их осталось семеро. Юрий Войновский, Борис Комягин, Саша Куц и еще четверо из соседней роты. Семь не видавших войны, скоро обученных лейтенантов военного времени - все как на подбор рослые, безусые, перетянутые желтыми хрустящими ремнями. Один Куц коротышка, зато выправка у него с косточкой. Красиво выворачивая руки, он легко шагает по стланям, остальные - гуськом за ним, Юрий Войновский - замыкающий.
Навстречу то и дело спешили штабные офицеры. Тогда Куц сходил с дорожки, выбрасывал ладонь к пилотке.
Чаще всего проходили полковники. Где-то за Уралом (воинская часть 13908) на все их училище был всего-навсего один седой полковник, и его можно было увидеть раз в неделю на общем построении или когда полковник случайно встречался на дороге - тогда вся рота за двадцать метров переходила на строевой шаг, старый полковник тоже подтягивался и стоял смирно, пока рота не проходила мимо. А здесь, в лесу, полковники были на каждом шагу, всех родов войск и возрастов. В руках у них кожаные папки, свертки с картами, на кителях - колодки от орденов. Казалось, весь лес кишит полковниками. Они шли без фуражек, небрежно кивали в ответ.
По боковой дорожке шагал капитан с полевыми погонами. Он шел налегке, насвистывая, и вся грудь у него в орденах. Лейтенанты остановились, отдали честь. Капитан увидел их, и глаза его настороженно заблестели. Будто крадучись, подошел ближе.
- Что за парни! Какие парни! - с восторгом сказал он. - Прямо чудо, что за парни. Орлы, а не парни. Куда же вы теперь, орлы?
- Куда все, туда и мы, - сказал Куц. - Рвемся.
- Я же говорю: что за парни! Какие умницы! Академики! - капитан прошелся по дорожке, и лицо его сияло. Он был сухой, легкий, а ноги как пружины; он двигался, почти не касаясь земли, и вся грудь у него в орденах. Он шел по дорожке и просто таял от восторга. - Академики, честное слово. Прямо не знаю, что делать с такими академиками?
- А что делают с академиками на фронте? - нагло спросил Куц.
- Ну что за умницы! - восхищался капитан. - А какие высокие. Какие красивые. Прямо чудеса. - Он остановился, лицо его стало строгим и жестким. - Вот что, ребята, будем знакомы - капитан Чагода, командир армейской разведки. Нужен орел. Но такой орел, чтобы всем моим орлам орел. Командир взвода моих орлов. Условия - шоколад и масло. И к концу войны - грудь в орденах.
- Как у вас? - спросил Саша Куц.
- За это не ручаюсь, - ответил Чагода. - Хоть и воюем мы всем народом, а ордена дают по индивидуальному списку. Но поскольку в разведке страха больше, то и шансы повышаются. И шоколад... В пехоте вы шоколада во сне не увидите. Повезло вам, ребята, что меня встретили. У меня как раз вакансия образовалась. Вот какие вы везучие.
- Мы согласны, - сказал за всех Комягин. - Выбирайте сами.
- Ваш выбор, - прибавил Саша Куц.
Чагода прошелся по стланям и опять растаял.
- Ну и везучие вы, ребята. Высокие, красивые. Страсть, какие высокие. Вот вы - сколько? - Он остановился и показал пальцем на Войновского.
- Сто восемьдесят семь, товарищ капитан.
- Какой рост! В гвардию надо таких везучих парней с таким выдающимся ростом. Прямо не знаю, кого же на вакансию взять, раз вы все такие гвардейцы.
"У него есть вакансия", - со страхом и радостью думал Войновский. Он смотрел, как Чагода приближается к нему, сверлил его взглядом и твердил про себя: "Вакансия, вакансия..." Чагода дошел до Юрия, посмотрел на него влажными блестящими глазами и повернул обратно.
Спустя два часа они шагали по тем же дощатым стланям в обратную сторону. Стлани кончались у шлагбаума. Часовой увидел их и взял винтовку на караул. Войновский удивленно оглянулся. К шлагбауму подъезжала пятнистая машина. Часовой поспешно поднял шлагбаум. Машина проехала, не замедляя хода. Рядом с водителем сидел генерал с белым бескровным лицом. Лейтенанты вытянулись. Сверкнул золотой погон на правом плече генерала, и машина мягко покатилась по настилу.
- Генерал-лейтенант Быков, - сказал часовой, глядя вслед машине. - Командующий всеми лесными и болотными дивизиями. Строгий человек.
Часовой отобрал у них пропуска, опустил шлагбаум.
На развилине дорог лейтенанты прощались. Четверо других из соседней роты уезжали на север, в штаб корпуса, а Войновский и Комягин - на запад, в 122-ю стрелковую бригаду. Саша Куц провожал их.
Четверо из соседней роты уехали, и они остались втроем. Все обещания даны, адреса записаны - они стоят, ожидая попутную машину.
- Значит, в сто двадцать вторую? - говорил Куц. - Вам крупно повезло, ребята.
- В чем?
- Мой капитан так сказал. Если, говорит, кому в сто двадцать вторую, тому, значит, крупно повезло.
- А в чем? Конкретно.
- Про берег говорил. Там, говорит, берег, рыбы полно.
- Интересно, - сказал Войновский. - Наверное, между позициями проходит река. Это интересно. Будем по ночам совершать вылазки на тот берег.
- Да, - спохватился Куц. - Еще он говорил: если в сто двадцать вторую, пусть просятся в батальон к капитану... Ах, как же его фамилия? Из головы выскочило, как же я?.. Мировой, говорит, мужик, а как его - выскочило...
- Вспомни, Саша, вспомни, пожалуйста. Ты уже нашел своего капитана, замечательно нашел, надо и нам...