- Есть, а как же. Вот, гривенник, держите... Не беспокойтесь, сработает, - выгибая грудь и распрямляя плечи, любезно ответил Герман, затем положил в доверчиво протянутую ладошку 10 копеек. Ему хотелось остаться, но, получив ответное "спасибо", молодой человек поднял чемодан и отошёл к стойке регистрации. "Что за бред, семейное ложе ещё не остыло, а уже туда - перья распустил... - подумал Герман. - Нехорошо, ой как нехорошо", - притворно ругал он себя, а сам продолжал глазеть на незнакомку.
Где-то у потолка ожил репродуктор и скверным женским голосом выдал порцию фраз, из которых Герман разобрал только слово "Ташкент". Быстро пройдя регистрацию, он уселся на откидное кресло накопителя. Среди пассажиров узбеков было мало, да и те, что готовились на посадку, ничем не отличались от европейцев, разве что широкими лицами.
Объявили посадку. Пассажиры высыпали на поле аэродрома, ёжась на лёгком ветру. С востока через пелену туч и редкую снежную крупу пробивался еле заметный свет утреннего солнца. Короткая пауза у трапа, и Герман уже сидит в хвосте самолёта у иллюминатора.
Знакомство
На борту явно недобор с пассажирами. Стюардесса предлагает занять свободные места. Герман, сидевший в хвосте, встал и прошёл в центр. Вдруг он останавливается. В пятнадцатом ряду сидит незнакомка, та, что была у телефонов-автоматов, а рядом с ней - свободные кресла. Герман делает скучающее лицо и спрашивает разрешения занять место "у окошка". Девушка поднимает лицо и... радостно и открыто улыбается. Молодой человек - в полном восторге, хотя пытается скрыть свои эмоции. Присаживаясь, Герман деловито осведомляется:
- Дозвонились?
- Да, спасибо!
- До Ташкента летите?
- Нет, до Целинограда.
Герман пытается сообразить, потом не выдерживает:
- Но самолёт летит в Ташкент без посадок!
- И я о том... а зачем тогда спрашиваете?
- Действительно, что это я... В гости?
- Нет, домой!
- Вы живёте в Ташкенте?
- А как вы угадали?
Герман срывается на смех:
- "Куча-ноль" в вашу пользу! У вас в Ташкенте все девушки такие смышлёные?
- Нет, только с Юнус-Абада.
- Я там был.
- Правда? Вы тоже из Ташкента?
- Нет, из-под Самарканда.
- Прилетим - хоть отогреемся!
- Это точно! Как приземлимся - сразу на Алайский! Мампарчика горячего хочу.
До взлёта молодые люди весело болтали, подначивая друг друга, вспоминая любимые места в Ташкенте и Самарканде. Короткий разбег, минутная пауза, и Герман не выдерживает:
- Нам ещё три часа лететь. Самое время познакомиться. Меня зовут Герман, а вас?
- Ран`о, - почти кричит девушка, борясь с шумом двигателей, выходящих из форсажа.
- Что значит - р`ано? По-моему, как раз вовремя.
- Нет, - засмеялась соседка, - меня звать Ран`о, с ударением на последний слог: Ра-н`о!
- Чудное имя, право слово и, наверное, редкое?
- Я бы не сказала. Вот Герман - действительно редкое имя. У меня ни одного Германа в знакомых нет.
- Первым буду!
- Вы тоже из ссыльных? Из поволжских?
- Вроде как из них: дед сидел на Соловках, а потом переехал с семьёй в Сибирь. Только я - русский.
- А я - татарка, крымская татарка.
- Не может быть! По виду - чисто русская!
Ран`о смеётся. Разговор продолжается, перескакивая с темы на тему. Оказывается, спутница Германа закончила N-скую консерваторию по классу фортепиано и сейчас работает в ташкентской филармонии.
- Никогда не уеду из Ташкента, - продолжает она, - таких городов в мире больше нет! Среди моих друзей кого только нет: и узбеки, и таджики, корейцы, и уйгуры, и бухарские евреи. А какие люди! Добрее нет на целом свете! Только узбеки - слегка себе на уме, "хитрованы". А Ташкент! Самый весёлый и душевный город, Самарканд, правда, тоже хороший... раз вы там живёте.
- Кто ж вам сказал, что я живу в Самарканде?
- Хорошо, не в Самарканде, а под Самаркандом. Вы же сами так говорили. И потом... вы же любите Узбекистан, я это вижу! Тогда - откуда вы?
- Да, я всё это люблю, но живу в N-ске, хотя родился в Узбекистане. Часто был в командировках в Бухаре, Навои, Намангане... Про столицу даже не говорю. А N-ск - город хороший, но холодный: сколько в нём живу, столько и мёрзну.
- Вот и возвращайтесь на родину.
- Я подумаю. Хотя вряд ли. Россия назад уже не отпустит. Даже Леонид Филатов уже никогда не вернётся в Туркмению.
- Какой Филатов?
- Леонид Филатов - актёр. Тот, что главную роль в фильме "Экипаж" сыграл.
- Никогда бы не подумала. Выходит, и он из Средней Азии?
- Да, и не он один. Между прочим, много музыкантов из Узбекистана теперь в Москве живут. И представьте, я в прошлом - тоже музыкант. Играл на скрипке в студенческом ансамбле и джазовом оркестре.
- Да ну!
- Ей Богу! Но до консерватории не дотянул, хотя там у доброй половины музыкантов в друзьях числюсь.
- Так уж у половины!
- Ну, у трети.
- И пианистов знаете?
- Да. Мишу Милославского, Гену Сытина.
- Фантастика! Милославский был моим преподавателем. Он ваш друг?
Герман осёкся. Ему Милославский другом не был и в обозримом будущем вряд ли бы стал.
- Нет, Миша мне не друг. Не успели подружиться, - отводя глаза, промолвил Герман. - Он в Израиль эмигрировал.
- А вот и нет! Он в Канаде.
- Рано, я вам точно говорю - в Израиле.
- Да нет же, как только от него невеста ушла - сразу уехал в Канаду.
- Какая невеста?
- Ирка, моя подруга.
Герману стало не по себе.
- Ирка Литвинова - твоя, то есть ваша, подруга?!
- Да. Слушайте, Герман, давайте "на ты", хорошо! А ты что, Ирку тоже знал? Сумасшедше красивая женщина.
- Да уж...
- А где ты с ней познакомился?
- На капустнике в старый Новый год, когда фильм "С лёгким паром" вышел.
- Чудеса! Это первый раз, когда Ирка без меня в гости пошла. А ты знаешь, что после того капустника они и разошлись.
- Да ну! - притворно-удивлённо ответил Герман.
- Да! Мне Ирка говорила, что на том вечере познакомилась с каким-то лейтенантом, который ей голову набекрень поставил, и не только...
- А что ещё?
- Да ну тебя, Герман, что ты в настоящих чувствах понимаешь!
- Это точно, что я могу в них понимать!
- Потому в Канаду и уехал.
- В Израиль.
- В Канаду, с разбитым сердцем!
- Ран`о, ты мне покажи хотя бы одного музыканта - и чтобы без разбитого сердца!
- А я?
- Ты просто ещё с настоящим охальником не встретилась!
- А ты?
- Что я?
- Да что ты вообще понимаешь в женщинах!
- Зато в мужиках чуток разумею.
- Ты даже представить не можешь, какие чувства были! Только свечу задуло - и в Канаду!
- В Израиль!
- Спорим!
- Если спорить - то по-крупному!
- Это как?
- Проиграешь - поцелую!
- Меня?
- Если не промахнусь.
- Надо же! А мне и целовать некого.
- Спорь на шампанское.
- Нет, лучше на шоколадку.
- Большую?
- Самую большую!
- Такую, как у меня, ты за две недели не осилишь. - Герман мысленно усмехнулся, представив, как его спутница ошалеет, увидев украденный с фабрики батон шоколада.
Девушка уже тянула ладошку, чтобы заключив пари. Герман взял её и мягко разбил своей ладонью рукопожатие.
- Герман, ты меня утомил! Ты специально женщин доводишь? Или ты их просто не знаешь?
Молодой человек многозначительно молчал.
- Спорим, что нет такой шоколадки, которую бы я не съела за один раз, - не унималась спутница, - на что будем спорить?
- На поцелуй!
- Боже мой! Какие вы все мужики примитивные! Ну, да ладно - всё равно проиграешь! А теперь - помоги достать мою сумку.
Герман встал, вытащил с верхней полки дорожную сумку и передал её спутнице. Ран`о, минуту порывшись в вещах, достала фотографию и, торжествуя, протянула её Герману.
- Вот, смотри и читай!
На фотографии широко улыбался Миша Милославский, стоящий спиной к роялю, а на обороте - подпись: "На память любимой ученице с пожеланиями успехов и любви. М. Милославский Торонто. 1980 г."
Герман был искренне удивлён. Ведь он лично визировал разрешение в ОВИР на выезд известного пианиста в Израиль.
"Вот каналья! Каков мошенник!" - подумал Герман и, обернувшись к соседке, признал своё поражение. - Ран`о, я не знал, ты права.
- То-то! Где мой приз?
- В багаже.
- Тогда разбуди меня, когда начнём снижаться, - с этими словами девушка, победно улыбнувшись, снова откинулась на кресло и вскоре уснула. А Герман, уставившись в иллюминатор, размышлял о превратностях судьбы, о непостижимых, почти мистических совпадениях и этих странных женщинах, которых он так и не мог постичь своим разумом. И конечно же, Герман вспоминал тот старый Новый год, когда он не стал другом Миши Милославского.