Однако последовало продолжение вне стен института: люди в масках, наверное, какие-то спецслужбы, увели из дома брата-инвалида Авроры - пропал. Говорили, что это последствие инцидента, а может, и нет. По крайней мере, этот случай не единичен: молодые люди, как-то причастные к боевым действиям и даже сочувствующие, пропадали бесследно еженощно.
Пропала и Аврора. Правда, официально взяла отпуск на неделю, и все знали, что она занимается поисками брата. Видать, какое-то движение навела, потому что, как-то поутру, без разрешения секретаря в кабинет Цанаева буквально ввалились двое мужчин в гражданке - русский и чеченец. По-хозяйски расселись, и не предоставляя удостоверений, заявили:
- ФСБ России. Как у вас обстановка?.. Кто такая Таусова? Она подвержена религиозному экстремизму? Вы знали, что ее братья боевики? Она оказывает давление на сотрудников?
- Никакого давления - она требует исполнять обязанности, - отвечает взволнованный директор; несмотря на отсутствие отопления - испарина на лбу. - Может, ее уволить?
- Пока повремените, мы вам скажем.
От этих слов директор вскочил, карандаш в его руках хрустнул, наверное, от этого звука он как-то пришел в себя, вновь сел и глядя поверх очков то на одного, то на другого:
- А может, вы еще скажете, как работать, как науку развивать, как кадры растить? Таусова - ученый секретарь, микробиолог!
Эти слова, по крайней мере внешне, не возымели на пришедших никакого воздействия; наоборот, они невозмутимо сказали:
- Вы многого не понимаете.
- Да, я многого не понимаю, - тяжело вздохнул Цанаев. - Если посреди ночи из дома люди в масках могут увести молодого человека, и без суда и следствия он пропадает, то почему бы без стука и разрешения не ввалиться в кабинет какого-то "непонимающего" директора какого-то там НИИ?! А между прочим - это учреждение Российской Академии наук, - с подчеркнутым ударением на последних словах сказал Цанаев, - и Ученый совет института решает, кого избирать ученым секретарем, а кого нет. А у ФСБ, по-моему, иные функции. Или по вашей указке нам кадры выбирать?
Пришедшие переглянулись, и чеченец на родном Цанаеву сказал:
- Неуместная речь, и вы многого не понимаете.
- Да, я ученый, - еле сдерживается Цанаев. - И ваших темных делишек и вашу войнушку - бизнес на крови - не понимаю и понимать не хочу. А речь моя, конечно же, неуместная, как и ваш визит ко мне, - при этих словах он встал. - Еще есть у вас ко мне вопросы?
- Хм, - удивленно ухмыльнулись пришедшие, тоже встали. - Мы ради вас стараемся. Как хотите, - они и войдя не подали руки, так и ушли.
А Цанаев занервничал, весь день он был как-то придавлен, озабочен, а с наступлением ранних зимних сумерек стало усиливаться чувство тревоги, так что он даже не посмел пойти в свою пустующую квар-тиру и до того отчаялся, что, ища защиты, он набрал номер Главы, чего ранее, даже будучи советником, никогда не делал, - обычно, если надо, его вызывали.
- Я в Гудермесе, на работе, - говорит Глава. - Сам не выезжай. Я за тобой высылаю машину с охраной.
От Грозного до Гудермеса путь недолгий; правда, более десятка блокпостов, где кое-какая жизнь, по крайней мере, свет от движков, а меж блокпостов никакого движения, ни одной машины, хотя всего восемь вечера. А вокруг, до самых гор, заснеженные волнистые поля, отражающие под луной безмолвный фосфорно-мертвецкий фиолетовый свет, который и без того наводит на Цанаева щемящую тоску. Зачем он едет к Главе? По такому пустяку жалобится. Словно в республике иных забот нет. Однако Глава, всегда подчеркивающий, что его первый Указ был о поддержке науки и образования в Чеченской Республике, встретил его радушно:
- Ну, как поживает наша наука? - и, выслушав рассказ Цанаева: - Конечно, в кадровые вопросы никто не должен вмешиваться. Вместе с тем, экстремизм пустил глубокие корни. Надо действовать сообща, а с конторой лучше дружить, как-никак, но они стоят на защите государства… Не волнуйся, я позвоню к председателю ФСБ, все будет нормально. Может, здесь останешься? У меня много бумаг, лишь по ночам время есть посмотреть, - и, уже провожая Цанаева: - Кстати, а как фамилия ученого секретаря?.. Таусова? - Глава задумался, видимо, что-то вспоминал. - Знал я этих Таусовых, - молодые, в чем-то заблуждались. Но лихие, смелые и честные были парни. Слово - камень.
- Все о них так говорят, - поддержал Цанаев.
- Да, бескорыстные, идейные, настоящие патриоты… Их все уважали и боялись. По-моему, один выжил.
- Вроде, его недавно ночью увели, исчез.
- Как исчез? - лицо Главы перекосилось, бровь вздернулась вверх, он тяжело вздохнул. - Если этим ночным вакханалиям спецслужб не положить конец, порядка не будет… Пусть Таусова напишет заявление на мое имя. Срочно!
Срочно не получилось. Весь институт знает, что Таусова где-то рядом в частном секторе живет. Но это не их дом: то ли снимают, то ли родни. Да и не осталось жильцов в близлежащих кварталах: после бомбежек - сплошь руины, даже дороги бурьяном заросли, и сотрудники института побаивались туда ходить - может, мины, может, неразорвавшаяся ракета, может, боевики, а то и вовсе какие-либо наркоманы или бандиты. Словом, коллеги Авроры, как ученые, подходили к вопросу поиска эмпирически, - если даже среди ночи к ней позвонить, и такое бывало, Аврора через десять минут появлялась. Пять минут привести себя, по-женски, в порядок, а Таусова всегда в меру ухожена, и еще пять минут пусть уйдет на дорогу. Но коллеги и в радиусе часа ходьбы Таусовых искали - не нашли, никто таковых не знает. И лишь когда догадались сказать, недавно, среди ночи федералы какого-то молодого человека-калеку забрали, сразу среагировали:
- A-а! Да. БТР-ы ночью приезжали, квартал оцепили… Но Таусовы здесь никогда не жили. Там русские жили, давно, еще до первой войны все выехали, - теперь сплошь куща - развалины, и как они там живут?
Почти то же самое доложили коллеги и директору:
- Гал Аладович, не дом, а хибара, вот-вот развалится. Мы даже войти побоялись. На окрик вышел мальчик-инвалид, не по годам серьезный, насупленный, как-то недоверчиво, пугливо смотрит, все за дверной косяк прячется - воспитан войной, а на Аврору похож. Племянник ее сказал, что тети нет, обещала к вечеру вернуться.
В тот же вечер Аврора неожиданно объявилась в институте - постучала, стала перед Цанаевым, как тень: худая - щеки впали, острые плечи торчат, а сама потемнела, как ее черный платок, который повязан по-новому, траур, лишь видно лицо, - глаза воспаленные, но не плачут, в них глубокая, потаенная, бесконечная, раздирающая душу тоска.
- Садись, - вскочил Цанаев. - Мы тебя ищем.
- Я брата искала.
- Да-да, мы в курсе… Я был у Главы по этому поводу, он сказал, чтобы ты написала лично ему заявление о пропаже брата.
- Брата нашли, - голос Авроры изменился, глухой, не узнать.
- Где он?
- В поле, на краю города… Они таскали его за БТР-ом, пока голова не оторвалась. Потом сожгли.
У Цанаева чуть не подкосились ноги; держась за стол, он еле сел. Такое он слышал не впервые. Однако, то были слухи, а это из первых уст, от родной сестры, и что его более всего поразило - Аврора не плачет. И после очень долгой, томительно-щемящей паузы Цанаев нашелся:
- Благослови его Бог.
- Да благословит Бог его Газават, - жестко поправила Аврора.
- Да-да, благослови Бог его Газават, - повторил директор.
Вновь наступила долгая пауза, и Цанаев, с ужасом представляя все это варварство, вдруг спросил:
- А как ты его нашла?
- За деньги… Они же и продали мне эту информацию… Может, мне уволиться? - она в упор глянула на Цанаева, так что ему стало не по себе. - Я напишу заявление.
- Нет! - вновь встал Цанаев. - Ты мне нужна. Лично мне нужна! - неожиданно даже для самого себя выпалил он, так что глаза Авроры расширились. - А тезет где?
- Не будет. Запрещено. Да и негде и некому проводить… мужчин не осталось, всех истребили, - и тут она даже не прослезилась. - Видимо, так предписано Всевышним.
- А ведь, вроде, отец есть, - осторожно поинтересовался Цанаев.
- Под бомбежкой ранен. Прикован к постели… как раз хотела его на операцию повезти, а тут такое… Сама виновата, язык не сдержала.
- Ты думаешь, кто-то из бывших наших коллег навел? - насторожился директор.
- Ничего я не думаю, - резко ответила она. - Всем все прощаю, лишь бы простили меня. А от предписан-ного свыше не уйти… Гал Аладович, если не увольняете, дайте еще неделю на отпуск.
- Отца хочешь на операцию повезти?
- Теперь на это денег нет.
- Может, я и весь коллектив поможем?
- Нет. Спасибо. Сейчас не до этого, других забот хватает, - она постаралась выдавить улыбку. - Спасибо вам за все.
- Напиши заявление на матпомощь, - все, что мог, предложил Цанаев.
- Спасибо, огромное спасибо, - словно только этого желая, она не заставила директора повторять, сразу же написала заявление. И чуть позже, когда Аврора зашла подписать расходный ордер, Цанаев, с еле-еле возникшей неприязнью в глубине души, подумал, что как только вопрос коснулся денег, Аврора как-то изменилась, даже глаза ее блеснули слабым азартом, будто вновь наполнились смыслом жизни.