Подул свежий ветерок. Туман рассеялся. В воздухе запахло гарью и порохом. Пермяков вскоре вернулся. Он сказал Вере, что ей нужно отправиться в тыл, скоро пойдет машина.
- Если придется попасть на Урал, то бросайте якорь в Свердловске. Там мои старики живут, - передал Пермяков записку с адресом.
Девушка несколько раз сказала спасибо, грустно посмотрела на одного, на другого. Ей уже не хотелось расставаться с казаками.
- А остаться можно? - она умоляюще глянула на командира эскадрона. - Я буду перевязывать раненых, ведь я фельдшерица.
- Правильно, - в один голос сказали Елизаров и Элвадзе.
Пермяков обещал доложить об этом командиру полка.
Немного спустя эскадрон, находившийся в резерве, выступил на линию обороны, растянувшуюся за опушкой леса. Перед окопами зеленело болото.
Пермяков вернулся с девушкой, показал ей окоп, в котором лежали Михаил и Сандро.
- Теперь я санитарный инструктор, - с гордостью сказала Вера.
В небе опять появились немецкие самолеты, стали сбрасывать бомбы на передний край. Загорелись копны сена. Дым расстилался по озеру, оседал в окопах.
Из-за леса вылетел "ястребок", за ним вспорхнул второй, третий. Они понеслись навстречу вражеским бомбовозам.
- Наши! - радостно крикнул Михаил.
Истребители подняли носы вверх, взвились почти вертикально и, сделав разворот, атаковали бомбардировщиков. Слышно было, как стрекотнули пулеметы. Один бомбовоз устремился к земле, оставляя за собой густое длинное облако дыма.
- Ой, прямо на нас! - крикнула Вера и прижалась к Михаилу.
Горящий "юнкере" упал в озеро.
- Там тебе и место, - махнул рукой Михаил.
"Ястребки" опять взвились вверх и бросились на "юнкерсов", будто хотели клюнуть их. Еще один вражеский самолет загорелся. В небе вспыхнули два парашюта. Летчики повисли над головами казаков. Михаил прицелился. Пермяков крикнул из соседнего окопа:
- Не стрелять, взять живыми!
- Есть взять живыми…
Михаил видел, как вражеский летчик, качаясь в воздухе, сжимал пистолет.
- Товарищ командир, разрешите в руку ему ударить, - сказал Михаил, - а то он начнет стрелять.
- Бейте.
Казак туго прижал к плечу приклад автомата. Выстрел, другой, Парабеллум летчика упал. Немец перед окопами стукнулся сапогами о землю.
- Комен зи хир! - крикнул Михаил, вспомнив слова из разговорника. - Обыскать? - спросил он командира.
Пермяков кивнул головой. Немецкий летчик отстегнул одной рукой лямки и побрел к окопам. Михаил обыскал его и обрадовался, найдя у немца в кармане патроны к своему трофейному пистолету. Немца отправили на командный пункт. Михаил нырнул в свой окоп и стал наблюдать за вторым летчиком, висевшим в воздухе. Немец упал с парашютом в озеро.
- Немец в воду, и пузырьки вверх! - воскликнул Михаил.
Вера, подняв голову, всматривалась в синюю высь. Истребители кружились над полосатыми бомбардировщиками, залетали снизу, под крылья, строча пулеметами. Вспыхнул "юнкере". На выручку бомбардировщикам прилетели "мессершмитты". Начался бой истребителей.
- Наши маленькие, - дрожащим голосом промолвила Вера.
- Малы, да удалы, - заметил Михаил.
Истребители взвивались вверх, отдалялись, разворачивались и снова неслись на сближение. "Вот сейчас столкнутся носами", - с ужасом подумала Вера. Красные "ястребки" проскочили между вражескими машинами, стрекотнув пулеметами. Но немецкие летчики тоже не ловили мух, бились насмерть. Русский истребитель качнул крыльями, повернул назад, пошел к земле, но сесть ему не удалось - врезался в березовый лес.
- Убился! - Вера закрыла глаза, прижалась к стенке окопа.
- Что с вами? - Михаил отстегнул свою флягу.
- Летчик убился! - крикнула она, не отрывая рук от глаз.
- Что такое, девушка? - спросил Элвадзе.
- Летчика жаль. - Она утирала слезы.
С воем, рассекая воздух, проносились снаряды, падали недалеко от окопов. Над головами казаков расплывались темные клочки дыма.
- Ой! - воскликнула Вера и, оглушенная грохотом совсем близко разорвавшегося снаряда, опустилась на дно окопа. На девушку посыпался песок. Она вцепилась в руку Михаила.
- Не бойтесь, Вера. - Михаил смахнул с ее плеча песок. - Это вам без привычки страшно…
Он хотел было сказать, как струсил в первом бою, но смолчал.
За озером, на белом поле гречихи, показались немецкие танки, за ними шла пехота. Трещали русские винтовки и пулеметы. Летели вверх гильзы из самозарядных ружей.
Вере казалось, что вот-вот наступит конец жизни. Танки, трамбуя землю, перескочили через окопы, но вскоре напоролись на второй эшелон. С танков соскочили автоматчики. В немцев полетели гранаты.
- В атаку! - поднялся Пермяков.
За ним из окопа выскочил Элвадзе. Казаки бросились на врага. Элвадзе ударил штыком немецкого сержанта, из-под каски которого выбился пучок рыжих волос. Немец уронил винтовку, обеими руками вцепился в свою грудь, скривил рот, обнажив стальные зубы, и упал навзничь.
Высокий немец с двойным подбородком, с опухшими, красными веками бросился на Пермякова, но Михаил успел пронзить врага.
Внезапно с фланга атаковал немцев соседний кавалерийский полк, находившийся в мелком лесу, в резерве, километрах в пяти от линии обороны. Немцам худо стало: справа - русская конница, слева- озеро. Один выход - назад, но отступать без приказа нельзя… Передние вражеские подразделения отчаянно бились с казаками, задние залегли и палили по атакующей кавалерии. Конница редела, но не уменьшала аллюра.
С западной стороны накатывалась новая волна танков и пехоты. Казаки опять заняли оборону. Пермяков почувствовал, что лихо будет его эскадрону и соседям - захлестнет черная волна, катившаяся прямо на них.
Из леса к озеру выскочили "катюши", с грохотом выметнули черные с огненными хвостами снаряды, накрывшие гитлеровцев. С какой быстротой появились "катюши", с такой и умчались назад. Они и решили исход битвы.
Пермяков и Елизаров вышли из окопа, пошли по полю боя, где только что сверкали молниями снаряды "катюш". Поле боя обуглилось, как после лесного пожара.
Навстречу бежал немец лет двадцати пяти и громко смеялся.
- Тю! - удивился Михаил.
Немец подпрыгнул, хлопнул в ладоши и стал плясать. Заметив русских, он вдруг опустился на колени, протянул руки и забился в припадке.
- Понятно, с ума сошел от нашей "катюши". Но как он уцелел? - проговорил Елизаров.
Неожиданно стороной пронесся немецкий мотоциклист. "На диверсию или в разведку? Нахально!" - подумал Пермяков и приказал:
- Елизаров, перехватите мотоциклиста.
- Есть перехватить, - повторил Михаил приказание и побежал.
Опасно ему было ринуться на вооруженного мотоциклиста, но рассуждать не положено. Приказ - закон. После первого неудачного боя, когда товарищи осудили его за трусость и Пермяков сказал ему суровые, как приговор, слова, у Михаила появилось как бы шестое чувство: чувство исполнительности. И хотя он бежал и думал невольно, останется ли жив или мотоциклист убьет его, но уже не дрожал от страха, а лишь опасался, успеет ли он перехватить врага.
Через несколько минут Михаил выскочил из-за березовой чащи на коне. Булат перепрыгнул через канаву и рванулся на огибающую озеро дорогу, по которой с треском несся мотоцикл. Но вот он, заметив казака, свернул в лес и скрылся из виду. Михаил пришпорил коня, обогнул выступ леса. Гнаться напрямик опасно. Он поскакал в обход по краю леса. Михаил не мог разгадать замысла мотоциклиста: зачем он рвется в тыл?
Расстояние между ними сокращалось. Мотоциклист свернул с дороги и понесся по полям к железнодорожному разъезду. Заметив погоню, он развернулся и выпустил очередь из пулемета, прикрепленного к передку мотоцикла. Булат упал. Михаил уткнулся лицом в песок. Он быстро залег за раненой лошадью и выпустил автоматную очередь по мотоциклисту. Немецкий разведчик свалился. Михаил направился к нему. Когда он подошел совсем близко, враг приподнялся и выстрелил из пистолета, но промазал. Он стрелял левой рукой, правой не мог - ранена. Михаил взмахнул клинком наотмашь…
Казак подошел к коню, посмотрел в застывающий фиолетовый глаз дончака. Из-под лошади толстой струей текла кровь. У Михаила навернулись слезы: погиб боевой друг, выращенный на родном Дону.