Раны Николая оказались не опасными. В прошлый раз, в шестидневном бою, ему осколком чуть разрезало мускул на ноге немного повыше колена. Сейчас в нескольких местах гранатой сорвало кожу на боку. Три осколка у него вытащили в медсанвзводе, когда он привез туда Соню. Остальные пока не мешали. Николай и не помышлял о госпитале.
Он отправился в штаб - выяснить, какова обстановка вокруг города. Втайне он надеялся как-нибудь устроить, чтобы срочно отвезти в тыл Соню.
- Ба! - увидал его капитан Фомин. - А я сейчас был в твоем взводе. Мне сказали, что ты ранен и поехал перевязываться. Я уж стал изобретать, кого посоветовать комбату поставить вместо тебя. Садись, посиди. Больше сегодня драки не будет.
- Товарищ гвардии капитан, - начал Николай. - Никто из политотдела или из офицеров связи в тыл не едет?
- Какой там тыл? Наши еще в пяти километрах, на дорогах везде немчура. Тебе зачем?
- Надо раненого срочно перебросить.
- Пожалуй, ничего не сделаешь. А кого это?
- Сержанта Потапову…
- Ну, ну, мне Малков говорил уже…
- Как? Юрий? Он жив? Не ранен? Но я сам видел, как эсэсовцы добили его раненого.
- Так то - Семенова. А Малков жи-ив и цел, - успокоил Фомин. - Он переживал за эти сутки: дважды из подожженной, машины выскакивал. Второй раз еле добрался до своих, а тут еще Потапову тяжело ранило.
- Семенова жалко…
- Всех жалко, - подтвердил капитан.
- А где же Малков?
- Спит в медсанвзводе. Доктор ему снотворного дал. Хорошая, говорят, штука: после переутомления или нервного потрясения примешь порошок, проспишься - и снова свежий, как огурчик.
Николай думал: что же будет с Соней? Самым худшим для него было такое состояние, когда ничего нельзя предпринять. Сжав руки на поясе, он хмурился и стискивал зубы так, что подергивались скулы. Лицо было бледным, губы кривились, а в усталых глазах сквозила злость.
- Неужели ничего нельзя придумать? - с укором спросил он.
Капитан смерил его взглядом:
- Крови ты много потерял. Шел бы в медсанвзвод, принял этого успокоительного да полежал.
Сизое утро обещало погожий день. Над городом застрекотал связной самолет "удочка". Скоро в штаб принесли горы писем, и Николай начал искать свои.
- Тяжело раненые есть? - спрашивал летчик у начальника штаба.
Николай схватил его за рукав:
- Есть одна… в живот.
- Потапову уже увезли, - заметил кто-то из перебиравших письма.
- Куда?
Ему не ответили.
Николай бросился в дом, где помещались раненые. В темноте коридора он безошибочно нашел комнату, в которой лежала Соня. Сорвал маскировочные шторы, и в окна глянуло солнце, еще холодное и слабое. Кровать была пуста. Во всем доме никого не было: раненых перевезли в другое место. Николай побежал искать санчасть, чтобы расспросить, что с Соней и где она. На улице его обогнал и остановился у полуразрушенного дома немецкий бронетранспортер. На антенне болтался красный шелковый лоскут.
За рулем сидел механик Ситников. Его широкая физиономия была черна от копоти, как танковый шлем. Сверкнув в улыбке зубами, он приветствовал Николая. На крыльце показался майор Никонов:
- Ну, как, безлошадник? - спросил он Ситникова.
- Все в порядке, товарищ гвардии майор.
- Да выключи ты эту трофейную музыку, ни черта не слышно.
Ситников заглушил мотор и вылез из машины через борт, не открывая дверцу.
- Прямо в госпиталь доставили, товарищ майор. Немцы пропустили, даже козыряли нам. А там наши артиллеристы чуть не стукнули. Ладно, вот это под руку попалось. - Он сорвал с антенны алую косынку Сони и помахал ею над головой.
- Ну как она, выживет? - спросил майор.
- Вы-ыживет, - убежденно протянул водитель.
Майор пошарил в карманах свою трубку, вспомнил, что она осталась в доме, повернулся и увидел Николая.
- Николай! Пойдем ко мне.
За стаканом вина Никонов рассказал, как экипаж Юрия, когда загорелся их танк, отбил у немцев в рукопашной машину. Николай добавил, как этот трофейный бронетранспортер подоспел во-время в бою на окраине и помог уничтожить контратакующих эсэсовцев.
- Вот-вот! - восторгался майор. - И сейчас прямо через расположение немцев сумели отвезти в госпиталь одного очень тяжело раненого бойца. Вот, дьяволята!
Николай предложил, лукаво щурясь:
- Так выпьем за здоровье этого бойца.
Майор внимательно глянул на него, усмехнулся, покачал головой, выпил и перевел разговор на другую тему:
- Ситникова обязательно к награде представим…
Глава 17
Весь день Юрий проспал в медсанвзводе. Когда к нему приходил Николай, доктор хвастался:
- Э-э-э! Не разбудить вам его. Проснется к вечеру, не раньше.
Ночью Юрий раскрыл глаза. Прежде всего захотелось есть. В голове была приятная свежесть. Напевая себе что-то под нос, он отправился на кухню и плотно пообедал.
Но воспоминания снова омрачили его настроение. Он вернулся в медсанвзвод, расспросил о Соне и Николае. Его успокоили. Но ощущение большой невосполнимой потери захватило все мысли и чувства.
Гвардейцы, как обычно, до подхода основных сил фронта, держали круговую оборону. Всю ночь он бродил от танка к танку, томясь, и не находя, чем отвлечься. Город был большой: на несколько кварталов приходилась одна машина и два-три десантника. Юрий боялся очутиться наедине с самим собой и два раза обошел все "тридцатьчетверки".
Танкисты спали. Автоматчики, которые охраняли машины и вели наблюдение, ничего не знали о переживаниях Юрия и каждый раз весело приветствовали офицера-"безлошадника".
- Никого не замечали? - спрашивал Юрий.
- Нет, никого, - раздавался ответ, в котором слышалось сожаление.
- Ужинали?
- Все поели, - с готовностью отвечали ему.
- Курево есть у всех?
- Курева хватает, товарищ гвардии лейтенант.
- Ну, ладно… - и Юрий уходил к следующей машине.
Несколько раз он порывался разбудить Николая, спавшего на жалюзи танка, но так и не решился. Потом он зашел к майору Никонову. Тот расположился в комфортабельной квартире какого-то бежавшего богатого фабриканта и крепко спал на пуховых перинах, держа в руке пистолет. Все были утомлены после напряженных боев.
Тогда Юрий заглянул в штаб. Там бодрствовал один скучающий дежурный радист, который встретил его, радуясь, что нашлось с кем поговорить.
- Чего не спите, товарищ гвардии лейтенант?
- Только что встал. Что-то не спится. Весь день продремал, - отговорился Юрий.
- Хотите чаю? Хорошего чаю я достал. У нас украденый, вот, смотрите, упаковка: "Грузинский, 1-й сорт".
- Наливай, что-то во рту у меня пересохло.
- Это от долгого спанья всегда так. Пожалуйста, пейте.
Они молча пили крепкий чай. Радиста так и подмывало поговорить.
- Вы не слыхали, - начал он, - как наш танк в кино заехал?
- Чей танк? - насторожился Юрий.
- Я не запомнил фамилию командира. Это взвод разведки батальона Никонова. Вы ведь тоже, кажется, из первого батальона? Ну, так вы его должны знать. У него позывные "Вихорь". Он еще всегда с лейтенантом Погудиным вместе действует. Знаете?
- Ну, ну, знаю. - Юрию очень хотелось послушать, что расскажет про него штабной радист.
- Как его фамилия?
- Его? Малков.
- Во-во! Малков. О его взводе как-то в корпусной газете писали. Помните, они реку Варту форсировали - по заминированному мосту проскочили. Они с Погудиным любят почудить. Так, про кино слыхали?
- Гм! Нет.
- В самом деле? А все об этом говорят. Не помню, в Шпроттау или в Зорау это было. Дня четыре тому назад…
- Ну, неважно, - поторопил Юрий. Его забавляло то, что радист не знает, с кем говорит.
- Названия городов тут такие, что спутаешь. Так вот. В город вошли, как всегда в эти дни, неожиданно для немцев. Пробираются по улице. Впереди - автоматчики, за ними - танк на малом газку. Смотрят - широкие застекленные двери. Оказалось - кинотеатр. Чуть-чуть синими лампочками освещен. Зашли. Билетер, расшитый галунами, вытянулся в струнку, затрясся и руки поднял.
- Где касса? - спрашивают они.
В углу прилавок. Там продавщица куревом торгует, раскрашенная, разодетая. Она, конечно, - в обморок… Табличка висит: "французские сигареты, болгарский табак, чешские трубки". А последнее: "русские папиросы" уже зачеркнуто.
Наши пошли в зрительный зал. На них никто внимания не обратил: темно, последние ряды пустые. А в передних - военные фуражки торчат.
И вот глядят: на экране танки германские на улицы нашего Минска входят. Из пулеметов строчат, разбегающихся женщин давят.
- Давай им вторую часть покажем, - решают они. - Обойдем на машине вокруг. Протараним стенку за экраном и въедем. А тут ракету дадим.
Так и сделали. Немецкие моторы на экране визжат, заглушают нашу "тридцатьчетверку" за стенкой. И вот, когда гудериановские танки показывались, как они на Москву поехали, экран-то как лопнет. Штукатурка посыпалась. А автоматчики в зале белую ракету в потолок - бац! Танк как въедет в театр, прямо против зрителей! Немецкие офицеры повскакали, револьверы повыхватывали. А командир танка высовывается из люка и кричит:
- Хенде хох! Сеанс окончен!
Радист рассказывал и очень удивлялся, что этот грустный офицер, которого он знал только в лицо, ни разу не улыбнулся, слушая такую веселую историю. Юрий сидел за столом, подперев голову растопыренными пальцами и глядя в одну точку.