- Молчи, Мишка, не мешай: про тебя дальше расскажу, - невозмутимо продолжал Ситников, - неважно, как ни называл, только спрашивает: "А хорошо ли стреляет ваш экипаж? Кто у вас башнер?" Гвардии сержант Пименов, - говорю я, - из Камышлова. "О, - говорит, - уралец! Добре! Где он?" Мишенька наш тут и подскакивает, руку к голове приложил, а сам ни жив ни мертв.
- Врешь ты, нисколько я не испугался.
- Ну, неважно. Подожди… "Вот, - говорит генерал, - видишь дерево?" И показывает метров этак за пятьсот березку в руку толщиной. - Ситников вытянул вперед свою большую руку. - Три снаряда разрешаю. Попадешь?" Мишенька стоит перед генералом и в затылке чешет. Известно, разве он - уральский работяга - понимает, как перед генералом надо стоять?
- Это ты брось! - раздались негодующие голоса. Старшина Черемных растянул меха, и гармошка возмущенно пискнула.
- Все равно с выправкой, кадровой армии не сравнишь, - сказал Ситников. Он нахлобучил шлем на голову и, протягивая к огню свои короткие толстые пальцы, продолжал быстрее. - Наш Мишенька залез в башню. Ну, думаю: не опозорь экипажа, товарищ стреляющий, не подкачай, бери пример с меня…
- Расхва-астался, - возмущался Пименов, ворочаясь под шинелью.
- Не перебивай, - ткнули Пименова в спину.
- Повернул он башню, навел орудие. А пушечки эти новые только что появились. Славная штука! Бух - выстрелил! Я и глаза закрыл. Генерал говорит: "Добре". Открываю, гляжу: у березки макушка снарядом начисто срезана. И сразу второй - раз! - И пополам березку. - Ситников махнул над костром ладонью. Он все больше и больше увлекался своим рассказом. - Третий снаряд - бух! - под корень дерево снял. Во! А генерал, думаете, удивился? Нисколько. "Добре, говорит, объявляю благодарность вашему экипажу. А теперь скажите мне, что самое главное на войне?" Он такой вопрос всем любит задавать. Танки, - отвечаю я. "Нет", - говорит генерал. Я ему: артиллерия - бог войны! - "Нет", - говорит. Пехота - царица полей, - кричит наш Мишенька. Он ведь сам - бывшая пехтура…
- Врешь ты, - не выдержал и вылез из-под шинели Пименов. У него были маленькие глаза и толстые губы, которые он вытягивал вперед, когда говорил. - Я тогда сказал генералу: самое главное - воинское мастерство.
- Неважно. Все равно не попал в точку.
- А в пехоте я и не служил, - продолжал Пименов. - Я на Орловщине снайпером был, десантником. Когда на переформировке стояли, я на стреляющего выучился.
- Та шо ж то було найглавнийше? - спросил сержант Яков Перепелица, которого все звали "дважды отважный": у него было две медали "За отвагу". Он нацеплял их в минуты передышек меж боями и прятал, когда садился на танк.
- Мы не угадали, - пожал плечами Ситников.
Черемных перестал пиликать на гармошке и поинтересовался:
- А командующий сказал?
- Нет. Вот, говорит, еще повоюете - узнаете. А я потом вас спрошу.
- Каждый человек имеет свое главное, - вставил Мирза Нуртазинов.
- Для тебя, например, ложка.
- Я кушать много не люблю.
- Тилька зараз два котелка.
- Я, орлята, считаю, что главное на войне - песня. Споем?
- Вот уж не скажи, товарищ старшина, - сплюнув на окурок и бросив его в костер, произнес усатый санитар дядя Ваня. - Песня печаль на сердце наводит, а в бою солдату грустить - самое пропащее дело.
Черемных ухмыльнулся в ответ и, надвинув пилотку на рыжие брови, заиграл:
Кто сказал, что петь не надо
Песен на войне…
- А я знаю, что на войне самое главное, - мечтательно сказал остроносый автоматчик Миша Бадяев. - Самое главное то, что будет после войны.
- Да ну? - К огню подошел Николай и уселся меж бойцов, потирая лоб пальцами. - Сидите, сидите! Это здорово ты сказал, Бадяев. Что же ты собираешься делать после войны?.. Ситников! Здравствуй! Где же Малков?
- Ранен, товарищ лейтенант.
- Как ранен? Ну-ка, расскажи. Я его после боя видел и ничего на заметил.
- Маленько ногу поцарапало. Он в госпиталь собрался, а комбат и говорит ему: "Возьми меня с собою, мне комар ухо укусил". Он и не пошел. Теперь его по рекомендации капитана Фомина комбат послал безлошадниками командовать, в помощь роте технического обеспечения, подбитые танки восстанавливать. А мы вот с Михаилом Егоровичем, - Ситников шутливо погладил Пименова по голове, - при комбате оставлены, как резервные кадры.
- А ваша машина?
- Всю правую ходовую часть разворотило. Мы орудие давили - оно выстрелило. Но можно восстановить. Малков восстановит.
- Он, что, специалист?
- Да, лейтенант Малков танк знает, - с гордостью произнес механик.
- Жаль, что он теперь позади будет ездить. Мне б его повидать хотелось. О-очень жаль, - повторил Николай, подумав о том, что после боя они с Юрием даже не поговорили. "Как это нехорошо! Возмущался его равнодушием, а сам… Нечего сказать, хорош друг!" И, тряхнув головой, продолжал. - Так что же, товарищи, будет после войны?
- Я пойду сталеваром работать. Возьмете меня к себе на завод, товарищ лейтенант? - начал Бадяев.
- Ты же ФЗО на плотника кончил.
- Сталеваром лучше.
- Почему ты думаешь, что лучше?
- А вы рассказывали нам про металлургический завод - очень интересно. Горячая работа.
- Я буду токарь, - вставил Нуртазинов.
- Який ты будешь токарь у себя в степу? Там тильки трава да овци.
- Я Уралмаш работал. Война пройдет - Казахстан свой Уралмаш делать будет.
- Вот я, например… - медленно заговорил санитар.
- Дядя Ваня усы сбреет и будет искать себе невесту, - перебил башнер, вытягивая губы.
- А я сразу женюсь, - старшина сдавил меха гармони, и она издала резкий звук. - Возьму женку на паровоз, обучу на помощника машиниста. И-и… - Он сорвал пилотку и помахал ею над головой. - Э-эх! Дай светофорами зеленую улицу: машинист первого класса - гвардии старшина в долгосрочном отпуске - Александр Тимофеевич Черемных едет! Дай, дорогая, контрпар на спуске. Коче-га-ар, уголька - топка мерзнет! Поворот! У-у-у-у! - Черемных поднял рыжие брови, подергал воображаемый гудок. Потом он похлопал ладонью по груди. - Э-эх, орлята, пока паровоз на месте стоит, не поднимай зря паров: котлы взорвутся.
Все приумолкли, глядя на тлеющие угли костра.
Николай, как бывало, хотел рассказать бойцам о заводе, о мартеновском цехе, где в гудящих пламенем печах варят сталь. Как хорошо это, когда мощный кран уносит после окончания плавки пышащий жаром ковш тобою приготовленного металла!.. Но, исподтишка обведя глазами притихших гвардейцев, он сдержался: зачем дразнить, и признания старшины довольно. Санитар дядя Ваня вытягивал над костром руки и сосредоточенно рассматривал свои ладони. И Николай взглянул на свои пальцы, на них давно уже не было мозолей, руки привыкли теперь к гранате, к ножу, к пистолету. Он подавил вздох, встал и повернулся в ту сторону, где за соснами горел закат. Смола на старых стволах блестела в солнечных лучах, точно капли пота.
- Скоро вперед пойдем? - нетерпеливо и мрачно пробубнил Черемных, подымаясь.
- Как стемнеет.
Всех потянуло на опушку. Николай сделал несколько шагов, за ним двинулись остальные. Сосновый бор кончался высоким и крутым обрывом. Внизу текла извилистая речка. За ней на необозримое пространство раскинулась равнина. Над равниной начинал стлаться вечерний туман, и казалось, что она слегка вздымалась, как тяжело дышащая грудь. В темнеющем влажном воздухе трудно было рассмотреть что-нибудь вдали.
Впереди, за рекой, садилось огромное багровое солнце. Полнеба разгоралось и рдело. Кровавые лучи заката скользили по блестящему булыжнику дороги, уходящей на запад, зажигали огнем темную воду реки.
Николай сбоку взглянул на бойцов. Гвардейцы стояли, облитые горячим сиянием. Было что-то призывное в этом пылающем зареве предбоевого вечера, в багряном блеске неба. Пожар зари, словно знамя, поднялся над землей, которая завтра должна быть освобождена в сражении.
- Дядя Ваня, - предложил Николай, - расскажи-ка сказку про Вихоря Вихоревича.
Глава 6
Танки стремительно продвигались вперед, и у радистки бригадной радиостанции сержанта Сони Потаповой дел было много. Бригада, войдя в прорыв, держала связь и со штабом корпуса, и с танковыми частями, идущими параллельно, и с авиацией, и с артиллерией, и с пехотой, которая каждый день догоняла и закрепляла успех танкистов.
Соня сутками не снимала наушников, почти безвыходно сидя в кабинке радиостанции, смонтированной в кузове трехтонного грузовика. Но она ясно представляла, что происходит вокруг, по беспрестанным сводкам, приказам, распоряжениям, которые ей приходилось принимать и передавать.
Это был год десяти знаменитых ударов Советской Армии на фронтах Отечественной войны. Участвуя в шестом ударе, бригада уральцев действовала в самые горячие дни разгрома противника в районе Западной Украины. После боев за Львов танки пошли на юг, к Карпатам. Когда впереди засинели горы, бригада повернула снова на запад. Время бежало быстрее, чем танки, и казалось, что полковник-командир бригады, отдавая через Соню распоряжения, хотел догнать каждый пролетевший день.